Пиво для Сталина. Очерки, беседы, размышления - Александр Григорьевич Звягинцев
Николай II ответил весьма неопределенно:
— Да-да, я понимаю, что вы не испрашиваете указаний, я сам и не дал указаний…
По существующей тогда процедуре постановление об аресте Сухомлинова подписал сенатор Кузьмин.
Бывший военный министр, отставной генерал от кавалерии Сухомлинов был арестован и заключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости в апреле 1916 года. Перед этим помогавший в проведении расследования сенатор Богородицкий допросил генерала в его квартире. Ему было официально предъявлено обвинение по статье 108 Уголовного уложения, то есть в способствовании и благоприятствовании неприятелю в его военных и иных враждебных против России действиях и шпионаже. По этой статье виновный мог быть подвергнут смертной казни.
Окончив допрос, сенатор Богородицкий сообщил бывшему министру, что, поскольку тот обвиняется в исключительно тяжком преступлении, вынесено постановление о его аресте. Сухомлинов некоторое время сидел молча, как бы в оцепенении, а затем, поклонившись, хрипло проговорил:
— Я к вашим услугам и считаю своей первейшей обязанностью подчиниться суровому велению закона.
В крепости Сухомлинову были предоставлены льготные условия содержания: в камере поставили складной столик и кресло, на кровати появились настоящий матрац и постельное белье, ему разрешалось гулять два часа в день (в два приема). Комендант крепости, старый знакомый Сухомлинова, бывший командующий войсками Одесского военного округа генерал Никитин, посещал арестованного в его камере.
Арест министра стал мировой сенсацией.
Газеты тогда взорвались убийственными сообщениями не только в России, но и во всем мире. Ведь привлекали к ответственности не просто министра, а военного министра Российской империи! Причем во время ведения боевых действий.
После ареста Сухомлинова начались неустанные хлопоты о нем высших сановников и даже самой императорской четы. Уже на следующий день к Хвостову явились ходатаи, говорившие, что «несчастный старик» арестован необоснованно и что государь конечно же будет «огорчен такой мерой». Генерал-прокурор разъяснил им, что императору уже все известно, а арест Сухомлинова произведен правильно.
Николай II во время докладов Хвостова всегда спрашивал о ходе расследования и подчеркнуто интересовался: нужна ли такая крайняя мера к старику, который «никуда не убежит»? Намеки были совершенно очевидны.
Давление на генерал-прокурора шло со всех сторон. Однажды премьер-министр Штюрмер сказал ему, что императрица Александра Федоровна крайне встревожена тем, что Сухомлинов содержится в крепости. Будь он в тюрьме, она бы скорее примирилась с этим обстоятельством. На это Хвостов твердо ответил:
— Почему же вы не могли доложить императрице, что заключение Сухомлинова в крепость вызвано именно соображением по возможности облегчить ему содержание под стражей? Судебной власти нужно только, чтобы он содержался в одиночном заключении. Между тем, если бы он был заключен в тюремное здание, он подвергся бы общему тюремному режиму.
Тем не менее Штюрмер предложил Хвостову самому объясниться с императрицей.
На следующий день Александра Федоровна приняла генерал-прокурора. Государыня была обходительна, тем не менее стала указывать на невозможность совершения военным министром такого тяжкого преступления. В конце беседы Александра Федоровна сказала, что верит Хвостову, но тут же добавила:
— Может быть, вас все же обманывают…
Прокурор был непреклонен. Он ответил, что хорошо знает людей, которые ведут следствие, и что собраны неопровержимые доказательства виновности Сухомлинова.
Очередная стычка между императором и Хвостовым произошла в Ставке. После рассмотрения какого-то материала, принесенного генерал-прокурором, Николай II, отойдя по своему обыкновению к окну, неожиданно сказал:
— Повелеваю вам прекратить дело Сухомлинова.
Александр Алексеевич ничего не ответил. Тогда государь, повернувшись к нему лицом и немного повысив голос, повторил свое распоряжение, спросив прокурора, почему тот молчит.
— Думаю, как бы лучше исполнить волю вашего величества, — ответил Хвостов. — Прекращение дела о Сухомлинове, безусловно, вредно для государства и для династии. Но если вы, ваше величество, настаиваете на том, то я бы сделал так: я бы прекратил дело по собственному почину. Не сомневаюсь, что скоро вред такой меры станет очевидным. Тогда ваше величество может уволить меня как неугодного министра юстиции, а имя ваше не будет к этому прикосновенно.
Николай II удивленно поднял брови, однако быстро взял себя в руки. Взвесив все «за» и «против», государь принял решение — он отказался от намерения прекратить уголовное преследование Сухомлинова. Хвостов покидал Ставку победителем.
По этому случаю известный правовед того времени Сергей Завадский писал: «Я смею думать, что Хвостов избрал единственный путь, на котором была вероятность успеха; такое щепетильное желание оградить царское имя от нареканий даже за действительно отданное царем распоряжение тем более исключительно, что обычно сановники наши предпочитали свои ошибки прикрывать именем монарха».
30 июня 1916 года состоялся очередной доклад Хвостова императору. На сей раз Хвостов представил государю фотоснимки с различных следственных документов, писем Сухомлинова, его дневника. Этот доклад «с иллюстрацией» произвел на Николая II сильное впечатление. Тем не менее император неожиданно предложил Хвостову взять отпуск. Министр сказал, что он не может покинуть министерство более чем на две недели. На это государь ответил:
— Когда вернетесь, приезжайте ко мне с докладом, потом опять уезжайте в отпуск, потому что нужно беречь ваши силы.
— Хвостову пришлось подчиниться, и он взял отпуск. Однако уже через неделю он был освобожден от должности министра юстиции и генерал-прокурора. Такова была манера императора расставаться с теми, кем он был недоволен.
Назначенный новый генерал-прокурор Александр Макаров оказался таким же несговорчивым, как и Хвостов, и также отказался прекратить дело Сухомлинова.
В ходе прокурорского расследования почти на всех знакомых четы Сухомлиновых был найден серьезный компромат. Например, друг семьи Николай Соловьев был уличен в шпионаже в пользу Германии. Судьба другого близкого приятеля министра Сергея Мясоедова уже была известна. Подобная участь, скорее всего, ожидала бы и коммерсанта Александра Альтшиллера, но он вовремя, еще до начала войны бежал из страны в Австро-Венгрию, поэтому приговор был заочным. Тем не менее Альтшиллер потом был признан виновным в шпионаже против Российской империи. Еще одного завсегдатая дома Сухомлиновых артиллерийского офицера Иванова во время войны осудили за передачу противнику плана вооружения Кронштадтской крепости…
Вот такие люди крутились в доме военного министра. Был ли сам министр вовлечен в антироссийскую деятельность? Передавал ли врагу важную информацию?
Прямых доказательств этому следствие не нашло. Однако было очевидно — хотел того Сухомлинов или нет, в силу своей неразборчивости он мог открыть нечистоплотным «друзьям» доступ ко многим тайнам государственной важности.
Доказать, что Сухомлинов грел руки на военных
