Газета Завтра Газета - Газета Завтра 923 (30 2011)
За первую половину 2011 года только в Северокавказском федеральном округе РФ было совершено 93 теракта, 48 человек убито и около сотни ранено. Норвегия занимает первое место в мире по уровню жизни, Россия — только 65-е, при этом уровень социального и регионального неравенства и, соответственно, внутриполитического конфликтного потенциала в нашей стране запредельно высок, что создаёт благоприятную почву для деструктивного воздействия внешних сил.
В то же время Россия является одним из крупнейших доноров американской экономики (не только финансовых, но и сырьевых), одновременно — единственная в мире — обладая ракетно-ядерным потенциалом, способным нанести США неприемлемый военный ущерб. Так послужит ли норвежская бойня если не уроком, то хотя бы предупреждением для нынешних "хозяев" Кремля, которые вполне могут оказаться между наковальней внешнего давления и молотом отчаявшихся сограждан?
Советуем приобрести петли мебельные по оптимально-низким ценам.
Михаил Делягин -- Эра прощаний
Мы забыли, что живем в прекрасном, волшебном и удивительном мире. Для восторга и удивления мы просто слишком привыкли к нему, и эта привычка — главное, что мешает нам жить.
Человечество сейчас переживает глубочайшие изменения, подобных которым не было на всем протяжении письменной истории.
Жить в этих изменениях страшно, — но захватывающе интересно. Наше поколение умрет от чего угодно, но не от скуки.
ПРОЩАЙ, ПРИРОДА!
Прежде всего кардинально меняются отношения человечества с природой: мы вошли в сферу действия "закона сохранения рисков".
Это математически не доказанная, но явная эмпирическая закономерность: снижение индивидуальных рисков значимого числа элементов системы не меняет общего риска. Он "возгоняется" с индивидуального на общесистемный уровень, на котором он может разрушить систему.
Мы увидели это на рынке американских деривативов. Они были созданы не для спекуляций, а для страхования рисков, — и риски покупателя первоклассной корпоративной облигации стали на порядок ниже рисков корпорации-эмитента. Сведение индивидуальных рисков почти к нулю загнало общий риск на общесистемный уровень и обрушило систему.
Это же происходит, например, в здравоохранении. Развитый мир уже несколько поколений успешно лечит больных детей. Обреченные на раннюю смерть еще три четверти века лет назад уже более двух поколений живут полноценную долгую жизнь, — подрывая тем самым генотип своих обществ.
Сознательного выхода из этой ловушки нет: мы — люди, и никогда не откажемся от возможности лечить даже чужих детей. Но последствия этого непонятны и, скорее всего, будут наступать стихийно, а значит — разрушительно. Аналогичные процессы развиваются во многих других сферах.
Второе направление переформатирования отношений человека с природой — распространение технологий формирования сознания.
Мы привыкли сводить глобализацию к упрощению коммуникаций, волшебным образом не замечая, как обеспечившие его технологии изменили характер всей человеческой деятельности: наиболее рентабельным из общедоступных видов бизнеса стало прямое формирование сознания.
А "наиболее рентабельный из общедоступных" видов бизнеса — значит наиболее массовый вид деятельности. Мы идем к этому уже 20 лет, и идём быстро. Последствия этой революции непонятны, а может быть, и непознаваемы. Ведь главным объектом воздействия человечества становится сам инструмент его познания, причём воздействие это хаотично.
Колоссально растут обратные связи — и, как выразился один богослов, "кажимости и мнимости победили в борьбе с данностями". В результате мир становится всё менее познаваемым.
Системы управления не приспособлены к массовому применению технологий формирования сознания, но вынуждены их применять как самый эффективный инструмент и, все более напоминая обезьяну с гранатой, делают все более серьезные ошибки. Их эффективность снижается, возникает перманентный кризис управления.
Снижение познаваемости мира снижает значимость науки. Пока человек менял мир, надо было знать о нем максимум, — чтобы не зайти ненароком в какую-нибудь трансформаторную будку. Но теперь человек меняет свое восприятие мира, а это дело намного более субъективное и интуитивное, чем наука.
Результат — наука даже в наиболее развитых странах превращается в социальный уклад, а ее поддержка уже напоминает поддержку государством французских крестьян в 60-70-е годы, когда те поддерживались как культурный, а не коммерческий феномен, как часть национального образа жизни.
Исключений всё меньше.
Снижение потребности в науке снижает потребность и в образовании. Еще недавно оно было инструментом созидания наций и лишь потом подготовки специалистов, — а сейчас оно по всему миру штампует "детей Фурсенко", "квалифицированных потребителей", вырождаясь в инструмент социального контроля, каким оно было до ХХ века.
ПРОЩАЙ, РАЗУМ!
Развитие компьютеров скоро подарит нам полностью биологизированный интерфейс, и мы сможем задавать ему вопросы так же легко, как и друг другу. Доступ к компьютеру станет полностью равным и свободным, — и, поскольку компьютер есть выражение формальной логики, мы станем равны по доступу к ней.
Пока конкуренция между людьми и организациями основана именно на различиях в способности к формальной логике. Когда компьютер сделает нас равными по доступу к ней так же, как Интернет сделал равными по доступу к недостоверной информации, конкуренция будет вытеснена во внелогические формы мышления.
Таких форм две. Первая — творчество.
Человечество пока не умеет воспитывать способности к творчеству так же массово, как оно научилось воспитывать способности к логике. Просто не было потребности, из-за чего вершиной в этой сфере так и остались достижения экспериментальной советской педагогики 60-х-70-х годов.
Возможно, через некоторое время эту проблему удастся решить, — но, пока этого не произошло, конкуренция будет вестись на основе врожденных способностей к творчеству.
Она будет менее социальной и более биологической, чем сейчас: человек, родившийся без способностей, будет иметь меньше возможностей. Каждая цивилизация будет по-своему преодолевать обострившуюся трагедию столкновения бездарных детей элиты и талантливых выходцев из социальных низов. Где-то неспособных будут выкидывать из элиты, где-то наоборот — будут уничтожать таланты, чтобы они не мешали своим ровесникам из элиты. Каждая цивилизация будет давать на этот вызов свой ответ, — и разница между ними резко вырастет.
Оборотная сторона способности к творчеству — психологическая неустойчивость. Чем более творческим является человек, тем менее устойчив он психологически. Граница между коллективом творцов и толпой шизофреников может оказаться подвижной и условной.
Поэтому конкуренция на основе способности к творчеству снизит эффективность управления. Килотонны литературы на эту тему самим своим объёмом доказывают безуспешность попыток в этой сфере.
Но, помимо творчества, есть и другая форма внелогического мышления — мистика. Снижение познаваемости мира, ощущение беспомощности повышают ее притягательность — и потребность в ней растет во всем мире.
Об этом свидетельствует и динамика соответствующих запросов в Интернете, и размножение всяческих сект. В США, например, более миллиона людей везде ходят с рюкзачками. В отличие от наших бывших зэков, этот миллион благополучных американцев в любой момент ждет не ареста, а Судного дня, — и считает недопустимым предстать перед Господом без смены белья.
Военизированные социальные ритуалы, которыми с 50-х годов насаждалась лояльность в ряде корпораций, всё больше уступают место ритуалам мистическим.
Три года назад наиболее передовое в социальном отношении общество мира — США — возглавил первый после Гитлера политик мистического типа, который говорил: "Я не знаю, как буду решать проблемы страны, но точно решу их". Это мистика чистой воды: именно на ней строилась предвыборная кампания Барака Обамы.
ПРОЩАЙ, ДЕМОКРАТИЯ!
В индустриальных технологиях каждый человек был ценностью: из него можно было выжать прибыль. Его нужно было отловить, обуздать, обучить, поставить к станку — и сделать так, чтобы он был ещё и доволен. В разъяснении последнего заключается одна из исторических заслуг нашей цивилизации: она показала, что, если о работнике не заботиться, он заберет завод себе и будет сам организовывать свою жизнь. Из понимания этого выросло общество массового потребления и "благосостояние для всех".
