Газета Завтра Газета - Газета Завтра 500 (25 2003)
А.П. Но ведь и в XIX столетии в России шли яростные споры между различными оттенками либерального развития, связанного с ним новым либеральным экономизмом, которые доказывали необходимость превращения архаической, обветшалой монархо-православной модели во что-то, пусть атеистическое, но централистско-динамичное. Скажем, разве не были реформы Александра II либеральными, проводившимися притом из самого центра монархо-православной державы? Разве уже к середине XIX века не был деформирован и, по существу, разрушен ваш сентиментальный, романтический образ богоизбранного архаического православного русского народа? Между чем выбирала Россия в предвоенном 1913 году? Только ли между путями либеральной модернизации, которые уже были очерчены, и красной, марксистской модернизацией? Или же был еще третий вариант реального политического проекта по реставрации этого белого заповедного, обетованного царства?
Н.Н. Нарастающая и неизбежная трагедия России заключалась в противоречии между православно-христианским философским основанием ее государственной идеи и идеалами и конструкциями философии прогресса. Я с одинаковым скепсисом отношусь как к либеральным проектам того времени, так и к красному варианту, которые в равной мере были антитезами исторической православной русской жизни. Тем более, что мы, русские, отдаемся своим идеям с пламенностью, доводя их до абсурда.
А.П. И все-таки был ли третий путь у России или нет?
Н.Н. Россия уже сама шла по этому третьему пути, но при этом все-таки сохраняла саму себя. При этом развивалась быстро и модернизация России без разрушительной вестернизации, ведь российский капитализм рубежа XIX-XX столетий не подходил вообще под марксову теорию - основной капитал был не ростовщический и механизм роста несколько иной. И посмотрите данные о промышленности, о приросте населения, о темпах роста выплавки стали, книгопечатания, о количестве студентов на душу населения, о доли России в мировой торговле. К 1930 году Россия имела шанс оторваться от остального мира так, как сейчас оторвалась Америка.
А.П. Это была бы ограниченная монархия, скорее всего
Н.Н. Этот путь уже был намечен. Раз ступив на него, уже нельзя остановиться.
А.П. Это был бы парламентаризм, а динамично развивающийся парламентаризм неизбежно привел бы к развитию и созданию национальных партий, и там опять возникла бы логика: либо распад на этнические монады, либо суперконцентрация, которая проигнорировала бы медленные внутренние моменты развития. Это не абстрактный разговор, а разговор, связанный с сегодняшней ситуацией, потому что сегодня мы опять заключены между двумя взаимоисключающими альтернативами. Либеральный вариант, который доминирует, который захватил весь ресурс и уже осваивает историческое время, и последствия его мы видим с вами. И реставрационный красный, коммунистический, социалистический вариант, который сегодня в политике является единственной реальной оппозицией этому свирепому либеральному курсу. Есть ли сегодня у России третий путь, третий вариант? Как вы полагаете?
Н.Н. И красные, и либералы накануне революции сознательно провоцировали и использовали национальные идеи в качестве временного инструмента, ведь и в марксизме, и в либерализме не нация является субъектом исторического делания, а класс или индивид, поэтому и парламентаризм развивался в антирусском и антигосударственном русле.
Говоря о современности, я соглашусь, что сегодняшняя ситуация в России драматична, но, тем не менее, глубоко уверена, что подобное противопоставление совсем не столь верно по существу и негативно по последствиям. Мне кажется губительной для нации подобная идеология гражданского раскола, хотя вы называете это единственной оппозицией. Сейчас нельзя внушать нации, что возможно и нужно опять все опрокинуть и поменять. Нельзя постоянно поддерживать состояние политической экзальтации в ожидании победы; мне кажется, это холостое расходование того оставшегося политического потенциала, который был так ярок в начале 90-х. К тому же, презирая постсоветский "либерализм", антирусское постсовесткое "западничество", этот убогий слепок великого западничества прошлого, я вовсе не считаю альтернативой такой же западнический в своей основе марксизм.
В начале 90-х я считала, что надо объединиться и сделать последнее усилие, чтобы преодолеть распад страны, который был антиконституционным, потом укрепиться и повернуть историю не назад, но в иное конструктивное русло.
Сейчас я не считаю, что воинствующая оппозиционность принесет плоды. Мне кажется, что с точки зрения будущего нации сегодня куда драматичнее ее духовное состояние. Саморазочарование и исторический нигилизм угрожают нации больше, чем единственно освоенный левыми аспект "относительного и абсолютного обнищания масс". Пора поработать и с огромной - миллионной - массой чиновников, администраторов, которые уже открывают созвучные нам идеи. Но это все исключает "революционность". По истечении какого-то времени накопится потенциал оздоровления.
Больше всего меня волнует демографическая катастрофа - стремительная депопуляция России. Все, о чем мы с вами беседуем, будет абсолютно бессмысленно через 30 лет. Вымирают прежде всего русские - основатель и стержень Российского государства. Через пятьдесят лет можно будет говорить о полном перерождении культурно-исторического типа государства, а значит, о грядущем геополитическом переделе России, учитывая межцивилизационное соперничество, динамизм ислама и экспансию китайцев. Разрушение промышленности выбрасывает из общественной иерархии также в основном русских, составляющих большинство квалифицированных рабочих. По своим социальным и культурным последствиям для нации люмпенизация огромной части именно русского народа сравнима с уничтожением русского крестьянства в 30-е годы.
Вы спрашивали о третьем пути? Для меня третий путь - это, если хотите, следование одному вашему очень красивому лозунгу, однажды выдвинутому в начале 90-х: "Нас разделяют символы прошлого, но должны объединить задачи будущего". Пусть кто-то сочтет мои слова капитулянтскими, но сейчас выжить нации поможет лишь идея национальной солидарности, осознанного общенационального сверхусилия, а не идеология революций и противопоставления богатых и бедных. При этом не обязательно быть коммунистом, чтобы выступать против деградации, нищеты и вымирания населения, против криминализации экономики, которая настолько превысила допустимый уровень, что разрешить эту проблему инструментами правового государства, мне кажется, уже невозможно. Я все это вижу и понимаю. Тем не менее, я также чувствую сердцем и разумом: состояние национального организма хрупко, атомизация общества ослабила его больше, чем экономическая нищета. И ни в коем случае нельзя внушать тяжелобольному, что он вот-вот умрет. Именно в этом соревнуются порой с совершенно разными целями крайне левый фланг и те, кого курьез постсоветской политической семантики произвел в "правые". "Правая" - это релизиозное и национальное мировоззрение, сугубо консервативное философски - это я "правая", а не Хакамада! Вы не боитесь, что идеология раскола и крики "распни!" истощат уже до предела духовный, нравственный и энергетический потенциал?
А.П. Я внимаю вам, и считаю, что ситуация столь ужасна и катастрофична, что любое отношение к ней, даже самое экстравагантное, очень важно и дорого. Скажем, ваш путь мне абсолютно не кажется капитулянтским, это путь решения, путь выбора. Потому что, действительно, та конфронтационная модель, которая была предложена, хоть и не приводит к тотальному поражению, но и не является выходом. Это бесконечно длящийся тупик, в котором перемалывается историческое время.
Н.Н. Да, я знаю ваши великие муки и поиски. Однако вы как-то сказали, что самое "яркое, важное, серьезное" рождается только "на раскаленных краях" противостоящих секторов. Это метафора, но меня сразу ущипнуло, сколь противоположно такое видение христианскому, философскому отношению к жизни земной, которая не может не быть греховной и несовершенной.
А.П. Наталья Алексеевна, я понимаю, что Христос пришел тихо, его никто не заметил, Христова жизнь и его кончина прошли абсолютно не замеченными. Никакой драмы не было, это был тихий, бархатный, мягкий период, и вся христианская революция, которая породила новый мир, свершалась исключительно эволюционным, мягким, гуманитарным путем
Н.Н. Я вижу, что вы искренне предлагаете психологию и энергетику революции именно как форму существования современного общества. А я не только отторгаю революцию как таковую, но и чувствую, что сегодня нет реальных предпосылок, чтобы революция могла родить что-то. Она только истощит и без того уже подорванный до предела потенциал к самому продолжению исторической жизни. Кстати, замечу со стороны, что "наиболее раскаленные края" общества давно уже существуют как бы для себя, отдельно от всего остального. Они не участвуют в общем мировоззренческом процессе всего общества.
