Итоги Итоги - Итоги № 17 (2012)
— Есть мнение, что страна обречена на повышение градуса социальной напряженности уже в силу структуры ее экономики. Все сливки с благоприятной внешней конъюнктуры сняты в нулевые, цены на энергоносители уже не будут расти такими темпами. Добро бы не упали.
— Точно не упадут. А если США продолжат свою нынешнюю внешнюю политику — будут расти. Если бы они воспринимали Россию в качестве своего главного конкурента, то, конечно, уронили бы цены. Так, как это было в 80-х. Но поскольку сегодня главным конкурентом Америки является Китай, импортирующий энергоносители, она не заинтересована в дешевой нефти. То есть даже если нам не удастся слезть с сырьевой иглы, у нас все равно будет достаточный запас прочности. Кроме того, избранным президентом предложена программа, предусматривающая резкое повышение доли обрабатывающей промышленности, инновационных предприятий в экономике страны. А правительство, по всей вероятности, возглавит Дмитрий Медведев, который также нацелен на то, чтобы поднять несырьевой сектор. Поэтому уверен, что там произойдет существенный рост и это позволит эффективно решать социальные проблемы.
— В любом случае жизнь трудящихся не так легка, как хотелось бы. Но в отличие от Европы, где уровень соцзащиты, как правило, выше, у нас почему-то почти нет забастовок.
— Достигнутый уровень социальной защиты там действительно выше. Но у нас тренд на повышение, а у них — на понижение. Если в России зарплаты и пенсии растут, пенсионный возраст не повышается, а позиции профсоюзов усиливаются, то чего бастовать-то? А в Европе, напротив, идет постепенный отказ от социальных гарантий. Что, естественно, вызывает протесты. Напомню, что и в России в 90-е годы миллионы людей по призыву профсоюзов выходили на площади. Но тогда был негативный тренд. Профсоюзы не политические партии, они не занимаются протестом ради протеста.
— Трудовой кодекс, вы считаете, здесь ни при чем?
— Это такой либеральный догматический штамп: в законе не написано, что забастовки можно организовывать каждый день по поводу и без повода, — вот их и нет. Если бы был реальный потенциал недовольства, он так или иначе выразился бы — в стихийных забастовках, голодовках, пикетах. Никакие ограничения не остановили бы людей. Если этого нет, значит, дело не в законодательстве. Кстати, в конце прошлого года мы по инициативе правительства либерализовали соответствующие нормы Трудового кодекса, сократив, в частности, сроки прохождения предзабастовочных процедур. И что же? Никакого всплеска забастовочной активности не произошло.
— Еще одна претензия к законодательству: нынешние нормы препятствуют созданию альтернативных профсоюзов, то есть фактически закрепляют монополию ФНПР.
— Вы говорите монополия. Но это монополия труда, противостоящая капиталу. Трудящиеся во всем мире стремятся к тому, чтобы существовал один мощный профсоюзный центр. В США таковым является АФТ — КПП, в Германии — Объединение немецких профсоюзов, в Великобритании — Конгресс тред-юнионов, в России — ФНПР. Это обеспечивает более эффективную защиту прав трудящихся, нежели ситуация с десятком грызущихся друг с другом профобъединений.
— Трудно, тем не менее, отрицать, что ФНПР находится в особых отношениях с властью. Да, собственно, и вы сами выступаете в двух ипостасях — и как один из руководителей «Единой России», и как первый зампредседателя ФНПР. Нет ли здесь конфликта интересов?
— Вы знаете такую страну, как Швеция? Так вот там у власти в течение 60 лет находилась Социал-демократическая рабочая партия. А лидер объединения шведских профсоюзов в обязательном порядке — так записано в уставе — является членом правления этой партии и депутатом от нее. И что? Это нарушало права шведских трудящихся?
— Думаю, некоторые шведы тоже задавались подобным вопросом.
— Да, так же как некоторых россиян интересует вопрос об отношениях ФНПР с «Единой Россией». Но на сегодняшний день из всех существующих политических партий именно «ЕР» наиболее открыта к диалогу с профсоюзами. Один пример: ФНПР провела в Госдуму 12 человек по списку «Единой России». Ни одна другая партия не предоставила профсоюзам такой возможности. Без согласования с профсоюзами «Единая Россия» не принимает сегодня ни одного решения по социальным вопросам. Так почему же ФНПР должна отказываться от такого сотрудничества?
— Но ведь очевидно, что интересы рабочего класса и интересы власти совпадают далеко не во всем.
— Мы и не говорим, что интересы «Единой России» и ФНПР полностью совпадают. Но мы действуем в соответствии с той же логикой, которой придерживаются все основные профсоюзные центры мира. Профсоюзы нуждаются в политическом партнере, который слышал бы их позицию, через которого они могли бы добиваться своих целей.
— В ходе президентской предвыборной гонки ее победителем было дано множество обещаний, в том числе социального характера. Понятно, что воплотить их в жизнь удастся не сразу, а некоторые, возможно, вообще не удастся...
— Вы можете назвать какое-нибудь крупное обязательство, которое брал на себя Владимир Путин и которое он не исполнил? Я, например, не могу. Обещания, которые дал избранный президент, — обоснованные, просчитанные. Уверен, что все они будут реализованы.
— Но как минимум это потребует времени. А за это время всякое может случиться. Как считают некоторые эксперты, эйфория сменится разочарованием и, соответственно, эскалацией социальной напряженности.
— Ну, это понятная история. Те, кто выдает сегодня подобные прогнозы, — ИНСОР и другие похожие организации — надеются, что так и случится. Они уже неоднократно предрекали нам политический и экономический крах. Но ничего не произошло. Не дождутся и на этот раз.
— Разве результаты недавних муниципальных выборов в крупных промышленных центрах страны — Тольятти и Ярославле — не подтверждают этих прогнозов?
— Если бы это было связано с ростом социальной напряженности, то побеждали бы представители левых сил. Однако в Ярославле победил бывший член «Единой России», который отличается от нас скорее более правыми взглядами. Да, могу признать, что у «ЕР» есть проблемы, связанные с позиционированием. Мы потеряли значительную часть населения крупных городов, и это значит, что нам нужно более эффективно выстраивать свою работу. Но я не вижу здесь того, о чем вы говорите.
Андрей Камакин
С другой стороны
Евгений Гонтмахер: «Социальные ожидания растут намного быстрее возможностей государства, и это опасная ловушка для власти»
Евгений Шлемович, а вас не удивляет резкий рост индекса экономической напряженности?
— Нет, не удивляет. Напряжение в обществе начало заметно нарастать с начала прошлого года. У людей больше нет того ощущения стабильности и уверенности в завтрашнем дне, которое было до кризиса. Они постоянно ждут чего-то плохого — новой волны кризиса, падения цен на нефть, каких-то иных катаклизмов. Эти страхи зачастую иррациональны: реальная экономическая ситуация вроде бы неплоха, цифры статистики говорят, что мы вернулись на докризисный уровень. Но люди не видят положительных изменений. Зарплаты почти во всех секторах экономики практически не растут, а кое-где падают. Даже по официальным данным количество бедных в прошлом году выросло. Однако дело не только в деньгах. Общество потеряло ощущение динамизма, ощущение, что страна развивается в правильном направлении. Эта болезнь проявляется в разных формах. У наиболее активной части общества — в виде политических протестов, которые мы видели прошедшей зимой.
— По версии представителей партии власти, все дело как раз в том, что страна вышла из кризиса. В трудные времена люди безропотно затягивали пояса, а сейчас видят, что жизнь налаживается, и хотят получить причитающиеся дивиденды. Логичное объяснение?
— В принципе да. Как известно из мировой истории, все наиболее крупные социальные потрясения случались, когда дно кризиса было пройдено. Когда экономика на дне, люди думают только о выживании. А потом начинают задумываться и о других вещах. Например, о том, что за годы кризиса количество миллиардеров в России увеличилось. Возьмем пенсионеров. В отличие от многих других категорий граждан им регулярно увеличивают выплаты, а они все равно недовольны. Логика примерно такая: «Цены на нефть растут, кто-то гребет миллиарды лопатой, а что с этого имею я? 500 рублей прибавки к пенсии?» Социальные ожидания растут намного быстрее возможностей государства, и это опасная ловушка для власти. Ловушка, в которую власть загнала себя сама. Путин очень много чего наобещал в ходе предвыборной кампании. Но обещания могут быть выполнены только в случае радикальной смены экономической модели. Крайне рискованная игра.
