Джеймс Мейвор - Граф Лев Николаевич Толстой
(* Речь идет о картине И. Е. Репина "Л. Н. Толстой в лесу" (ГРМ). *)
(** Брандес Георг (1842 - 1927) - датский литературный критик. **)
Впоследствии я заметил, что его отношение к крестьянам своего поместья, хотя и дружественное, не носило полного равенства. В России я встречал помещиков, чье поведение отнюдь не было демократичным, но относившихся к своим крестьянам гораздо приветливее Толстого. Умственное и моральное различие между Толстым и его крестьянами составляло пропасть более широкую и непреодолимую, чем любая другая социальная пропасть. По-английски он говорил с едва заметным акцентом, хотя был в Англии только раз, да и то недолго. Толстой рассказал мне, что начал писать роман (*) после долгого перерыва и только потому принялся вновь за беллетристику, что собирается передать гонорар духоборам. Он сказал, что встает рано, кончает писать сразу после полудня, завтракает, недолго отдыхает, днем совершает прогулку пешком или верхом на лошади. Во время моего почти недельного пребывания в Ясной Поляне Толстой не выходил из кабинета до часа дня, посвящая утреннее время напряженной работе над романом "Воскресение". Мы обычно играли в шахматы в саду до или после пятичасового чая, а затем вновь в большом зале по вечерам после обеда. Иногда во время игры Сергей исполнял на фортепьяно Чайковского или Толстой читал мне Пушкина, а его сестра графиня Мария (**) раскладывала пасьянс. Толстой читал сладкозвучную поэзию Пушкина, полный участия, хотя иногда его испорченные зубы искажали дикцию. Возможно, он хорошо читал стихи, потому что сам не был поэтом. Каждый день он совершал продолжительную или недолгую прогулку в компании графини, а также одной или двух своих дочерей - Татьяны и Александры (Саши). Однажды, зайдя ко мне, Сергей сказал, что его отец хочет испытать мою выносливость длительными прогулками и посмотреть, на что я способен. Очевидно, Толстой остался мною доволен, и мы вместе совершили много продолжительных прогулок как во время моего первого визита, так и после.
(* Речь идет о романе "Воскресение". *)
(** Толстая Мария Николаевна (1830 - 1912) - сестра Толстого. С 1891 года монахиня Шамординского женского монастыря. **)
Толстой был внимательным и чутким собеседником. Интересы других людей волновали его, и он умел разделять чужие радости. Он говорил мне, что в восхищении от Кропоткина, и просил передать ему свои теплые чувства. Изо всех английских писателей больше всего он уважал Диккенса и Рескина (*). Толстой читал многие их сочинения. Восторг от Рескина я мог легко понять, но был несколько озадачен его оценкой Диккенса. Оказалось, что ни юмор Диккенса, ни его искусство рассказчика не привлекали внимания Толстого, ценил он лишь сочувствие писателя роду человеческому и его взгляды на образование. Толстой удивился тому, что я не знаком с Рескиным, и потребовал, чтобы я безотлагательно навестил его по возвращении в Англию и передал ему свои теплые чувства. Увы! Рескин был уже на смертном одре. Вскоре он умер, и передать ему что-либо мне не пришлось.
(* Рескин Джон (1819 - 1900) - английский писатель и теоретик искусства. *)
Я не хотел высказывать Толстому свое критическое отношение к некоторым из его сочинений, но все же спросил, читал ли он многочисленные книги по эстетике, цитируемые им в трактате "Что такое искусство?", недавно опубликованном (*). Он ответил, что ограничился небольшой книжечкой "Философия прекрасного" профессора Уильяма Найта (**) и не подумал обратиться к авторитетным трудам [*]. Я сказал, что есть много авторов, пользующихся всеобщим признанием в эстетике, значительно лучших, чем профессор Найт, и что, хотя его книга и является catalogue raisonne [**], ее нельзя считать важным вкладом в этот предмет. В сочинениях Толстого по искусству, как и в сочинениях, толкующих Библию (например, в его "Евангелии"), я нашел, что знания им необходимой литературы скорее отрывочны, а иногда и вовсе поверхностны. Толстой не был ученым, хотя и читал на многих языках и особенно часто, помимо его родного русского, по-английски, по-французски, по-итальянски и по-немецки. Он был в той или иной степени знаком с великими классиками; однако читал Толстой не систематически и со многими вопросами философии и богословия не был в совершенстве знаком. Нельзя сказать, что знал он многое и в науке. В двух отношениях Толстой был если не наиболее значительным в своем поколении, то по крайней мере выдающимся. В России никто не мог превзойти его как художника слова, за исключением, возможно, Тургенева, а среди англичан никого нельзя было поставить рядом с ним, кроме Мередита (***) и Томаса Гарди (****). А как пророку и провидцу ему не было равных в мире, за исключением Рескина. Хотя его роль пророка губительно сказывалась на его художественных произведениях и ограничивала их как в количестве, так, вероятно, и в качестве. В "Войне и мире" и в "Анне Карениной" нет морализаторства, но в "Воскресении" есть нравственная идея, привнесенная для того, чтобы вернуться к пророческому пафосу.
[* Здесь Толстой явно поскромничал. Он прочитал "Критическую историю эстетики" (1872) Шаслера и "Марка Аврелия" Ренана, а также несколько менее значительных работ, и, по-видимому, он был знаком с некоторыми сочинениями Гюйо, хотя не ссылался на ту его работу, которая наиболее близка и его теме, а именно "Искусство с социологической точки зрения". (Примеч. Дж. Мейвора.) *]
[** Аннотированный указатель (франц.). **]
(* Трактат Толстого "Что такое искусство?" впервые был опубликован в журнале "Вопросы философии и психологии" (1897, No 5 и 1898, No 1) и почти сразу был переведен на многие европейские языки. *)
(** Найт Уильям (Вильям) Ангус (1836 - 1916) - профессор философии Лондонского университета. Его книгу "Философия прекрасного" ("The Philosophy of the Beautiful"; London, 1891) Толстой действительно использовал в трактате "Что такое искусство?". В Яснополянской библиотеке эта книга отсутствует, однако сохранилась другая книга: William Knight, "Aspects of theism" (London, 1893). **)
(*** Мередит Джордж (1828 - 1909) - английский писатель. Основной конфликт романов Мередита обусловлен столкновением естественного начала в человеке с требованиями буржуазного общества. ***)
(**** Гард и Томас (1840 - 1928) - английский писатель. В романах "Тэсс из рода д'Эрбервилей" (1891) и "Джуд Незаметный" (1896) дан анализ духовной, природной сущности человека. ****)
Жизнь пророка должна быть тяжела не только из-за постоянного конфликта чувств высшего порядка и низменных страстей, но также из-за неизбежного влияния на него последователей. Никто не презирал слепого подражания более, чем Толстой, и никто не страдал от этого более, чем он сам. Постепенно вокруг него собралась группа людей, внутренний круг которой известен в России под названием "священная коллегия". Было три так называемых члена коллегии - каждый из них человек прекрасной души, однако любого из них можно было легко обвинить в догматизме. Тремя членами коллегии были: Владимир Чертков, Иван Трегубов (*) и Павел Бирюков (**). Несмотря на прекрасные души всех этих людей, они относились к Толстому догматически, будто он был церковным иерархом, что вызывало не всегда добродушные насмешки со стороны рядовых последователей Толстого. Взгляды и высказывания Толстого стали цитировать так, будто они вдохновлены свыше, и, несмотря на протесты самого Толстого, легенда о "папской непогрешимости" постепенно сливалась с его именем.
(* Трегубов Иван Михайлович (1858 - 1931) - в 1893 - 1897 годах сотрудник издательства "Посредник". В 1897 году подписал воззвание о помощи духоборам, за что был выслан в Курляндскую губернию. *)
(** Бирюков Павел Иванович (1860 - 1931) - русский издатель, общественный деятель, автор капитальной "Биографии Льва Николаевича Толстого" (т. 1 - 4; 1922 - 1923). **)
Несмотря на то что в сочинениях Толстого, как и в его беседах, психологический анализ был глубоким и последовательным, я заметил, что его суждения порой недостаточно подкреплены знаниями. К примеру, он считал, что общество Англии чрезвычайно аристократично, и мне было трудно убедить его в обратном - что в действительности в Англии нет класса аристократов, подобного классу аристократов в России или Центральной Европе. Оказалось, он почерпнул эти сведения от нашего общего знакомого, служившего одно время военным атташе в русском посольстве в Лондоне. Легко представляю, как в атмосфере посольства и в общественной milieu [*], где он вращался, могло легко сложиться такое впечатление. Наш друг жил некоторое время не только в Лондоне, но и в провинции, где познакомился с жизнью земледельца, пастора и арендатора-фермера, однако в промышленном городе он не жил, и у него не было возможности наблюдать общественное и политическое влияние среднего класса и промышленных рабочих. Кроме того, он был знаком лишь с югом Англии.
[* Среде, обстановке (франц.). *]
Во время моего первого визита в Ясную Поляну в 1899 году там находились граф и графиня, их дочери Татьяна и Саша, сыновья Сергей и Андрей (*), жена последнего (графиня Ольга) (**), графиня Мария (сестра графа), М. Ге, добровольный секретарь Толстого и сын знаменитого русского художника (***), который сам был близким другом Толстого, и М. Шарль Симон, переводчик сочинений Толстого на французский язык (****). Граф Сергей посетил меня в Торонто, когда приезжал в Канаду посмотреть, как смогут там устроиться духоборы; других членов семьи я видел впервые. Семейная жизнь Толстых в тот период меня просто очаровала. Позже я расскажу о деликатных и непростых причинах несчастья семьи в последующий период, сейчас же изложу впечатления от 1899 года. Вся семья относилась ко мне не просто с чрезвычайной любезностью, она приняла меня в свой состав, считая совершенно естественной прочную и доверительную дружбу. Среди членов семьи было три женщины, чьи внутренние достоинства особенно привлекали меня. Ими были графиня Мария, монахиня, и графини Татьяна и Ольга. Первая была в то время женщиной шестидесяти восьми лет. На семейной фотографии, снятой графиней Софьей, ее черты лица сильно напоминали черты Савонаролы. Она была духовным лицом, ее взоры были обращены к Реформации (*****). Однажды днем, когда Толстой отдыхал, я воспользовался случаем подробнее расспросить Ге о принципах толстовского коммунизма. Сейчас я уже не могу точно вспомнить, что он мне говорил, но один раз в ходе общей беседы ответил на замечание присутствовавшей графини Марии цитатой из Толстого, причем произнес ее так, будто мнение Толстого было неоспоримо. Графиня Мария поднялась из-за стола, вокруг которого мы сидели на веранде, и, подойдя к двери, вскинула руку жестом трагической актрисы. Перейдя с французского, на котором говорила, она с жаром воскликнула на родном русском: "Сколько бы я ни любила своего брата, я скорее поверю словам св. Августина и св. Павла, чем ему".
