Русская жизнь-цитаты - Русская жизнь-цитаты- ноябрь-декабрь 2016
Предположим, Навального запускают на выборы, он набирает там процентов 10%, потому что страна огромная, процессы все контролируются, даже если он наберет 27–30% в Москве, то все равно — Чечня с Дагестаном все компенсируют.
Понятное дело, про выигрыш мы не говорим. “Зато мы дадим бой Путину”… Этот бой можно назвать боем с очень большой натяжкой. Но все эти телодвижения в результате дадут легитимизацию Путину. Выдвижение Навального — это аргумент путинских лоббистов на Западе, это резкое повышение шансов Тиллерсона на утверждение в Сенате, потому что наш ключевой аргумент “Путин — российский диктатор” будет хладнокровно парироваться — “а какой диктатор?”, “где вы видите диктатуру?”, “Навальный баллотируется!”, конечно, “Россия — не демократическая страна, но если мы сейчас их прижмем, то станет хуже”…
Это и есть часть плана — решить вопросы легитимности и снятия санкций, потому что проблема актуальна, и здесь Навальный играет колоссальную роль, работая на смягчение кремлевского имиджа. Вот наступил момент, когда надо показать, что Кремль готов идти на какие-то перемены, на какую-то либерализацию внутри страны, потому что санкции нужно снимать, и я уверен, что это будет решающий аргумент в руках у тех, кто лоббирует путинские интересы.
Я почти уверен, что Навальный понимает это все, но считает, что где-нибудь там, на каком-нибудь повороте судьбы он их обманет. Его право так считать… когда-нибудь, наверное, он может их обмануть, но только потом… а пока что, в ближайшие несколько месяцев, совершенно очевидно, что Кремль будет бенефициарием выдвижения Навального.
В России огромное количество людей заражено вот этими миазмами, вот этой крайне искусной путинской пропагандой. Не стоит забывать, что “Эхо Москвы”, “Дождь” и “Новая газета” работают в этом процессе в унисон с Кремлём.
- Иначе их давно бы закрыли…
Естественно. Для меня конечной точкой было убийство Бориса Немцова — когда они показательно расстреляли у стен Кремля самого бескомпромиссного лидера оппозиции. Это убийство было частью общего процесса: и агрессия против Украины, и зверства в Сирии входят в упомянутую стратегию. Путин никого уже не боится. “Он не решился сажать Навального, потому что вызвал бы протест…”. Неужели? Разговор о том, что Путин чего-то в России боится, оскорбляет интеллект любого нормального человека. Путин боится только жесткого ответа Запада, но он понял, что Обамы можно не бояться, а сейчас вообще “свой парень” пришел в Белый дом. Другой вопрос, что хозяин Белого дома потом тоже может обозлиться на кремлевского диктатора, после того как его кинут, и сам начнет ломать посуду в лавке. Но это будет не раньше чем через год или через два.
http://obozrevatel.com/abroad/45178-u-navalnogo-vazhnaya-rol-v-legitimizatsii-putina.htm
Директор «Левада-центра» Лев Гудков о том, как в тоталитарной системе воспроизводится простой советский человек
Выход этого человеческого типа на первый план может рассматриваться как симптом стагнации общества или даже — его растущей деградации.
Антропологические последствия такого положения дел заключаются в том, что такой человек характеризуется а) очень коротким радиусом доверия или устойчивым опытом недоверия ко всему, что лежит за пределами повседневного круга общения, кроме самых близких людей, ко всему, что отдает отвлеченной и непонятной риторикой или демагогией; б) подавляемой агрессией, непреходящим раздражением, порожденным хронической неудовлетворенностью жизнью, социальной завистью, сознанием несправедливости жизни; в) отказом от участия в общественной жизни, пониманием невозможности что-то изменить в окружающей действительности, отсутствием солидарности и ответственности за происходящее, кроме того, что затрагивает опять-таки самый узкий круг людей; г) фрагментированностью существования, партикуляризмом норм морали и права (то, что позволено своим, то осуждается в чужих); д) боязнью, фобиями нового и незнакомого, переносом своих представлений на всех других, неспособностью к формальным договорным отношениям.
Такого рода навыки, накапливающиеся на протяжении десятилетий, образуют прочный пласт нерационализируемого и табуированного социального опыта и правил повседневного поведения, неформализуемого и редко выговариваемого. Отсутствие публичной жизни, дискуссий, общественных авторитетов, условий рафинирования и облагораживания внутренней жизни оборачивается тем, что воспроизводится как раз тип человека усредненного, разочарованного, недовольного, лукавого (склонного к лицемерию и демонстративному поддакиванию тем, кто выше или от кого он зависит: от власти, от администрации, полиции, работодателя). В силу своей массовидности и деиндивидуализированности, примитивности запросов такой тип человека легко доступен для контроля, им легко управлять и манипулировать, но одновременно это означает его инерционность и косность, устойчивость к изменениям.
Достоинства и подвиги предыдущих поколений этот человек присваивает себe, что возвышает его в своих глазах и наделяет чувством превосходства (в том числе — морального) по отношению к другим народам и странам.
Левада среди главных характеристик этого человека выделял следующие: принудительная самоизоляция, государственный патернализм, эгалитаристская иерархия и имперский синдром. Последний компонент крайне важен. Поскольку власть апроприирует все коллективные ценности и символы всего целого — нации, общества, страны, государства, культуры, истории, то человек, лишенный возможности самореализации и признания своих достижений, может испытывать чувство самодостаточности и полноты лишь в качестве подданного, проекции государства на себя, а значит — лишь в виде мобилизуемого члена всего сообщества, в ситуациях предельного испытания и напряжения, борьбы с врагами. Поэтому милитаризм оказывается не только необходимым условием культа силы (или насилия), но и условием, без которого нельзя выразить, артикулировать собственные достоинства и добродетели. Отсюда склонность, если не любовь к парадам и массовым шествиям, приобретающим характер демонстрации национального духа и общности, единства, которое старательно поддерживается подыгрывающей массам пропагандой.
Подобные свойства фиксируют, прежде всего, принадлежность этого человека к государству (принятие системы, отождествление себя с ней), но не его собственную активность и достижения. От собственно коммунистического сознания (синдрома идеологического миссионерства, превосходства над другими в силу принадлежности к передовому обществу) сегодня сохранилось лишь сознание своей исключительности или особости, но уже в качестве защиты от сравнения, недопустимости сопоставления с другими, ибо это порождает болезненное чувство своей отсталости, неразвитости, варварства и бедности (оно, конечно, еще старше, поскольку укорено в вырожденной традиции религиозной, православной, исключительности).
Такой человек легко переходит от состояния апатии к авральной деятельности, от недоверия к практической сметке и цепкости, от быстрой удовлетворенности к состоянию эмоционального истощения и астении, неконтролируемой тревоги и возбуждения. Поскольку у него нет будущего (ибо он не в состоянии полностью поверить в то, что обещают политики), он склонен ностальгировать по идеализируемому или придуманному прошлому, которое утешает его или выступает в качестве основания для критики и выражения недовольства настоящим. Тем более если в этом ему помогает пропаганда, с некоторых пор все чаще поющая песни о главном.
Как показывают исследования, в концентрированном виде эти черты характерны для 35–40% населения России, но отдельные характеристики и способы поведения, жизненных стратегий, элементов идентичности распространены гораздо шире, охватывая в моменты возбуждения и мобилизации до 80% российского общества. Именно с апелляцией к таким структурам сознания и связана успешность той или иной пропагандисткой кампании.
http://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/12/28/671519-povest-o-sovetskom
Федор Крашенинников:”мыслящая общественность все чаще переходит в режим монологов, предпочитая спорить с себе подобными в замкнутых и контролируемых средах.
Путь России к демократии будет долгим и мучительным, и проходить он будет, похоже, вовсе не через интернет, который надолго останется рассадником мракобесия, косности и реваншизма. России нужны свободные и спокойные дискуссии, компетентные эксперты и авторитетные модерируемые площадки для широкого гражданского диалога — иначе наше общество так и будет метаться между ток-шоу на федеральных каналах и перманентной истерикой в интернете.
http://www.vedomosti.ru/opinion/columns/2016/12/28/671520-nevozmozhnost
Лев Шлосберг:”Война — как огромная декорация, прикрывающая дикость, духовную и материальную нищету российской жизни.
