Максим Сбойчаков - Они брали рейхстаг
– Судя по фамилии, украинец будешь, товарищ старший сержант? – спросил Пятницкий.
– Нет, русский я, исконный брянский. Это дед мой с фамилией начудачил. Одно время жил на Украине, там ему букву «в» в фамилии отбросили, а он возражать не стал, махнул рукой. Дескать, один хрен, жизнь от этой буквы не полегчает.
Иван в свою очередь стал расспрашивать Петра. И когда услышал о концлагерях, о жизни в плену, узкое лицо его еще больше вытянулось.
Вернувшись к себе, Пятницкий не застал Щербину. А жаль. Хотелось рассказать о встрече с земляком. Кому еще расскажешь? Капитан Ярунов склонился над какой-то схемой, отрывать его от дела нельзя, да и вряд ли капитан разделит радость ординарца.
К удивлению, Василий Иванович сам заговорил, заметив возбуждение Пятницкого.
– Ну что, Петр Николаевич, после письма и солнышко ярче засияло?
– К этому добавилась еще одна радость, товарищ капитан, – поспешил ответить Пятницкий. – Земляка встретил!
Ярунов, оставив работу, с интересом слушал Пятницкого. И сейчас он совсем не казался солдату «сухарем».
3
Как в родную семью, стремится воин возвратиться в свою часть, но не всегда это удается. Приедет в указанное комендантом место, а однополчан и след простыл. Попробуй найди их на тысячекилометровом фронте. Так и у Бодрова получилось. Ни к чему не привели поиски. До чего же черствый народ, военные коменданты! Им толкуешь – ищу родную часть, а они и ухом не ведут, будто твои слова ровно ничего не значат. Воевать, по их разумению, в любой части одинаково. Была б у него, Бодрова, власть, он бы комендантов из полков подбирал. «Тот, кто в бой с друзьями-товарищами раз-другой сходил, в первую попавшуюся часть нашего брата не совал бы».
«А что, если попроситься к капитану Неустроеву? В один день из госпиталя выписывались. Душевный командир… А раз коменданту все равно, куда меня направить, может, возражать и не будет».
И вот Бодров уже в эшелоне.
Нудно тянется время, особенно на запасных путях. Мимо с грохотом проносятся составы. На платформах – танки под брезентом, зачехленные пушки… А ты сиди и жди. Солдаты досадуют на вынужденное безделье, бранят железнодорожников, но беззлобно. Знают, что те не виноваты – слишком много эшелонов приходится пропускать на фронт. А сержант с гвардейским значком заметил:
– Значит, на фронте не горит. В сорок втором, когда нас на юг перебрасывали, так быстрее экспресса мчались. Время другое было!
Бодров поддержал:
– Верно говоришь. Я вот даже сказочку по этому случаю вспомнил.
– Давай, папаша, послушаем.
– «В некотором царстве, в некотором государстве, – чуть нараспев начал Бодров, – жили старик со старухой. Было у них пять сыновей. Народ в той стране был работящий, жизнь свою сам строил, никого не беспокоил, добро свое множил, никого не тревожил. И жил, значит, по соседству ворог лютый, в злобу одетый, в зависть обутый. Ему не спалось, не елось – земель соседских хотелось. Вот он выбрал ночь потемней, напоил солдат попьяней, посадил их скорей в теплушки, смазал танки свои да пушки, запустил самолеты-птицы и пошел к чужой границе…»
Бодров окинул прищуренным взглядом солдат, пригладил усы и продолжал:
– «Увидел старик, что небо дымом взялось, огнем занялось, послал двух старших сынов на войну – защищать родную страну. Вот бьются-дерутся сыны, пишут письмо с войны: «Бьем, батюшка, избиваем гада, только нам подмоги надо!» Посылает старик двух середних сынов. Вот бьются-дерутся сыны, пишут письмо с войны: «Бьем, батюшка, избиваем гада, только нам бы еще подмоги надо!» Посылает старик младшего сына. Пятерых сынов, значит, старик отправил, а сам как пошел пахать да сеять, как пошел молотить да веять, как повез стране своей хлеба, только пыль взвилась до полнеба. Как сыны про отца узнали, пуще прежнего биться стали и, не молвя лишнего слова, прогнали ворога злого».
– Это уже не сказка, а почти быль.
– Про нашу войну сложена.
– Народ, он на все способен, – поддержал предположения солдат Бодров. – И сказку сотворит, и былью ее сделает.
Послушать Бодрова пришли и из других вагонов. Кто-то заметил:
– Эх, папаша, был бы ты помоложе да на гармошке играл, мы бы тебя Василием Теркиным назначили. Подошла бы тебе эта должность!..
У стенки теплушки сидит совсем юный сержант, с толстыми, будто припухшими губами. Бодров заметил, что он внимательно прислушивается к разговору, но сам за всю дорогу, кажется, не проронил ни слова. Присев рядом на нары, спросил:
– А ты, братыш, в каких войсках воевал?
Сержант заметно смутился:
– Не служил я еще в армии.
– Не служил? – Бодров удивленно взглянул на погоны сержанта. – Это как же понимать?
– Партизанил я.
– Интересно! Ни одного партизана за всю войну не пришлось увидеть. Рад познакомиться. И где же ты партизанил, если не секрет?
Сначала сержант отвечал на вопросы односложно, но незаметно разговорился…
Когда началась война, Михаилу Егорову шел шестнадцатый год. Фашисты приближались к Смоленску. Отступавшие части проходили и через деревню Бардино. Юноша многих просил, чтобы его взяли с собой. Отвечали все одинаково:
– Мал еще.
– Да вы на рост не смотрите, – убеждал он, стараясь не отставать от строя. – Мне уже скоро семнадцать…
У него ломался голос, и он старался говорить басом. Но и это не помогало.
Миша тяжело переживал отказы, а мать радовалась. Он видел, как поблескивали ее глаза: радовалась, что хоть этот при ней остался. Никифор-то уже год как воюет.
А Михаилу и посоветоваться не с кем. Были в деревне комсомольцы – ушли на фронт. А другие деревенские ребята сами допытывались у Мишки Егорова, что делать.
– А если нам, ребята, – однажды подал идею озорной Петька Морозов, – уйти подальше от деревни и поискать на полях оружие? А подойдут фашисты, вооружиться всем и стрелять их.
У ребят загорелись глаза.
– Верно, Петька! Отгоним врагов от деревни, небось не вся немецкая армия сюда нагрянет…
Поискали и нашли шесть винтовок, одиннадцать гранат, несколько пудов взрывчатки. Привезли все в деревню. Куда спрятать? Хата Егоровых на краю, около кладбища.
– Может, на кладбище? – предложил Михаил.
Вырыли яму и все в нее аккуратно сложили. Замаскировали под могилу.
Вскоре пришли в Бардино немцы, побыли несколько дней и двинулись дальше.
Как-то Михаил предложил друзьям пойти в соседние деревни: может, кто из оставшихся там комсомольцев или взрослых подскажет, что делать. Через знакомых нашли такого.
Он выслушал ребят и, отчетливо выговаривая слова, сказал:
– Ну вот что, друзья. Парни вы уже большие, пора бросать детские игрушки. Хотите пользу Родине принести – за настоящие дела беритесь!
– За этим и пришли, – подтвердил Михаил.
– А коль за этим, то путь один – партизанить.
– А где же искать партизан-то?
– А этого я пока и сам не знаю, – развел руками парень. – Партизаны адреса не оставляют. Кто ищет – тот всегда найдет. В лесу ищите.
Подростки молчали, смущенно переглядывались.
– Все, братцы, – стал прощаться хозяин. – В общем, гак и действуйте.
Ребята гуськом направились к выходу.
– А ты, Егоров, задержись, – остановил Михаила парень. – Мне с тобой кой о чем потолковать надо.
Он, оказывается, знал Михаила.
– Ты что же до сих пор в комсомол не вступил? – спросил он в упор, когда все вышли.
Михаил покраснел. Ответил не сразу:
– Так ведь надо заслужить…
– Подход правильный. Поторапливайся заслужить-то. В партизанском отряде для этого подходящая обстановка. Ну как, решаешь идти в партизаны?
– А что мне еще делать… В армию ведь не взяли.
– Тогда вот что. Хоть я тебя и мало знаю, но доверяю тебе. Отбери надежных ребят, и направляйтесь в Акатовский лес, там разыщешь отряд Бати. Передашь ему от меня…
В ту же ночь Михаил обошел деревню. Набралось двадцать два человека. Наутро восемь груженых подвод, на которых кроме личного имущества ребята везли оружие и взрывчатку, двинулись в путь.
Осеннее низкое небо слезится мелким дождем. Неуютно, сыро в дремучем лесу. К ногам липнут мокрые листья. Но Михаил ничего не замечает, на душе празднично – осень для него обернулась весной.
Ехали весь день. По дороге присоединились еще люди. У каждого было оружие – винтовка, охотничье ружье, револьвер…
За два года в партизанском отряде Михаил много повидал. Разве обо всем расскажешь? Когда штаб подвел итоги, оказалось, что со своим отделением Егоров участвовал в пятидесяти боевых операциях. Если вспомнить, о каждой можно говорить часами. Особенно врезались в память первые задания. Должно быть, потому, что волновался сильнее.
Никогда не забыть, как впервые ходил взрывать вражеский эшелон. Осторожно подобрались к железнодорожному полотну, торопливо уложили мины. Потом долго лежали в кустах, прислушиваясь, не шумит ли состав. Вот к заминированному месту подходит немец – путевой обходчик. Ох, не обнаружил бы!.. Нет, прошел, ничего не заметил.
