Антон Баков - Демократия по-русски
«Нулевые» годы – это действительно период нескромной роскоши, не зря Владимир Путин говорит, что Россия никогда не жила так богато. Хотя некоторые возразят: может, Россия в целом и расцвела, но я-то, Иван Иванович, не стал жить лучше. Всё же будем справедливы, ни один человек, даже волшебник из страны Оз, не смог бы обеспечить богатство и процветание для всех и по мановению «волшебной палочки». В этом смысле претензий к Путину ни у меня, ни у кого-либо другого нет и быть не может.
Но вернёмся к теме демократии. До 2003 года я твёрдо стоял на социал-демократических позициях. Мой собственный кризис как социал-демократа был связан с поражением нашей местной социал-демократической партии «Май» на региональных выборах 2002 года. До этого я наивно верил, что в России можно создать социал-демократию, более того, что она способна развиваться сама по себе. Однако как только наша социал-демократия перестала дотироваться крупными финансово-промышленными группами, так тут же потерпела фиаско.
Мой друг, депутат Госдумы «справаросс» Александр Бурков продолжает увлекаться социал-демократическими идеями и эксплуатировать эту нишу, я же пришёл к неутешительному выводу, что социал-демократия – отнюдь не то, что необходимо российскому обществу. И начал искать альтернативные варианты. А вот что нашему обществу точно противопоказано, так это равенство. Я в этом убеждён.
Все болезни – от зависти и только либерализм – от любви
Токвиль: «Демократические народы всегда с любовью относятся к равенству, однако бывают периоды, когда они доводят эту любовь до исступления. Это случается тогда, когда старая общественная иерархия, долго расшатываемая, окончательно разрушается в результате последних яростных междоусобных схваток, и когда барьеры, разделявшие граждан, наконец-то оказываются опрокинутыми. В такие времена люди набрасываются на равенство, как на добычу, и дорожат им, как драгоценностью, которую у них могут похитить. Страсть к равенству проникает во все уголки человеческого сердца, переполняя его и завладевая им целиком. Бесполезно объяснять людям, что, слепо отдаваясь одной исключительной страсти, они ставят под угрозу свои самые жизненно важные интересы: люди остаются глухими. Бесполезно доказывать людям, что, пока они смотрят в другую сторону, они теряют свободу, которая ускользает прямо из их рук: они остаются слепыми или, скорее, способными видеть во всей вселенной лишь один-единственный предмет своих вожделений».
Антон Баков: Без преувеличения, зависть – двигатель прогресса, ведь многое в этом мире зачастую осуществляется именно из-за того, что люди изнутри разъедаемы этим ядовитым чувством. А если уж в людях просыпается зависть, то значит, что они признают чьё-то явное превосходство над собой.
Опытные демагоги нередко мастерски спекулировали на теме равенства и неравенства: достаточно вспомнить, как большевики предлагали уничтожить – и реально-таки уничтожили богатые классы. И тогда народ воззавидовал, и воззавидовал люто, а его бунт был бессмыслен и беспощаден. Потом, когда в России попытались ввести НЭП, поднялась очередная волна недовольства, в духе: «А, жируете, нэпманы, ничего, скоро это всё закончится!»
Собственно, и демократическая революция в России, по большому счету, произошла не из-за непреодолимой потребности нашего народа в правах человека и свободе слова (в этих «буржуазных излишествах» нуждалась разве что «жалкая» горстка образованной и «растлившейся» благодаря Западу либеральной интеллигенции), а именно из-за зависти и стяжательства.
Революция Ельцина тоже проходила под лозунгами зависти: мол, посмотрите, как сыто и с размахом живут «загнивающие капиталисты», и сравните с тем, как убого живём мы. Это был как бы один уровень зависти: зависть к Западу. Поэтому распространённые антизападные настроения, на которых столь активно играет сегодня Путин, – это не только ремейки «красного агитпропа» с его вечными рассказами о происках коварных буржуев, но и миф о богатстве европейцев и американцев родом из демократической пропаганды 80-х и 90-х. К слову, коммунисты, наоборот, вещали нам о бедности и безработице в странах капитала, а вовсе не делали акцент на их успехах.
Ну, и второй уровень зависти – это создание образа врага внутри страны в лице коммунистической номенклатуры. Не шибко большие, но всё-таки привилегии начальства безмерно раздражали среднестатистических граждан. Так что именно лютая и пожирающая изнутри зависть стала той едкой ржавчиной, которая «разъела» Советский Союз.
Во время ельцинского переворота «товарищи», изо всех сил рвавшиеся в «господа», с пеной у рта и искренним возмущением обсуждали продуктовые спецраспределители и разного рода «берёзки», где приближённые к власти люди могли отовариваться качественной колбасой, чёрной икрой и непалёной водкой. Вроде бы это ничего особенного собой не представляло, но раздражать – раздражало.
Прекрасно понимая это, тот же Ельцин «въехал» во власть отнюдь не на белом «Мерседесе», а на облупленном и уже «не первой свежести» демократичном трамвае (по другой версии – на троллейбусе).
Став первым лицом в Москве и будучи при этом большим народным артистом по натуре, он демонстративно перемещался именно на этом виде общественного транспорта, плечом к плечу с «дорогими россиянами». В то же время прочие «вожди народа» заносчиво проносились мимо оголодавших толп пусть на обычных, но «Волгах», причём оскорбительно-элегантного чёрного цвета. И этим вызывали откровенную ненависть «низов», не владевших в большинстве своём даже «Запорожцами».
На сегодня эгалитаристская философия, можно сказать, почти побеждена: люди уже привыкли к тому, что есть богатые и есть бедные. При этом в гражданах социальная «ярость благородная» периодически всё ещё «вскипает, как волна». И конечно, этот пласт национального характера ещё не раз будет использован в корыстных целях демагогами будущего.
Я, повторюсь, всегда старался отстаивать интересы бедных и мечтал, может быть, наивно о том, чтобы наши пенсионеры жили не хуже, чем в Европе. После разгрома СПС Владимир Путин неожиданно реализовал некоторые наши социальные идеи, причём сделал он это в 2008 году, когда мир был ввергнут в кризис. И, надо отметить, этот шаг резко увеличил лояльность народа к власти.
Если сегодня социальную базу для реализации либеральных идей составляют молодые, самостоятельные и порой даже состоятельные люди, то до 2008 года хоть какое-то желание изменить что-либо в окружающем мире испытывали разве что депрессивные пенсионеры из депрессивных городов. И многие политики активно спекулировали на перманентном недовольстве стариков, поскольку это было беспроигрышным ходом, ибо старики недовольны жизнью почти всегда.
В то же время, даже лет 15 назад, любой протест был обречён на провал, так что наша деятельность напоминала бессмысленное «махание копьями» отчаянных и отчаявшихся достучаться до людей «донкихотов».
Ныне же в России общественное недовольство стало фактически виртуальным и ушло в соцсети, а теперь, кажется, покинуло и их.
Так что «подобьём» итоги: Борис Ельцин – человек, который больше других российских политиков эксплуатировал идею равенства, но он же и нанёс ей наибольший урон. Люди голосовали за великого уравнителя, а получили величайшего расслоителя социума. И вот эта удивительная особенность демократии, при которой часто претворяется в жизнь совсем не то, за что голосовали люди на выборах, отчасти и вызывает настороженное отношение к демократии и демократам в нашем постсоветском обществе.
Бедные не значит праведные
Токвиль: «Одним принадлежало всё: богатство, сила, свободное время, позволявшее им стремиться к утончённой роскоши, совершенствовать свой вкус, наслаждаться духовностью и культивировать искусство; тяжёлый труд, грубость и невежество были уделом других.
Бедняк унаследовал большую часть предрассудков своих отцов, утратив их убеждения; он столь же невежествен, но лишён их добродетелей. В качестве основы своих действий он принял доктрину личного интереса, не понимая должным образом этого учения, и его эгоизм ныне носит столь же непросвещённый характер, как и прежняя преданность бедняков своим господам, готовых жертвовать собственными интересами».
Антон Баков: Вот тут Алекс де Токвиль проявляет определённую наблюдательность. Раньше европейский бедняк, за исключением «социальных отщепенцев» и представителей городского дна, был человеком, втянутым в феодальные отношения, но, как известно, при феодализме нет человека без господина. В США же у бедняков господ не было.
Бесхозная масса людей, приехавших в поисках счастья из Старого Света, а также их детей и внуков создала в США удивительный атомизированный мир, который появится в Европе лишь в конце XIX – начале XX века благодаря растущей урбанизации и вытеснению рабочей силы из деревни.
