Брюс Стерлинг - Будущее уже началось: Что ждет каждого из нас в XXI веке?
Как вы, должно быть, заметили, подобно большинству писателей, я отношусь к меланхоликам. Но я постарался сделать все, чтобы вы даже не догадались об этом. Печатая эти страницы, я постоянно заставлял себя шутить, так как хотел, чтобы эта книга стала веселой, радостной и оптимистичной. И все же слишком часто, даже когда писал эти страницы, я ловил себя на мысли, что трачу чертовски много времени, смакуя факты и возможности, которые с обычной точки зрения представляются как весьма печальные или трагикомичные. Хоть я и был избалован судьбой, мое воображение заполнено готикой, киберпанком, хромированным и матово-черным. Иногда я испытываю непреодолимую симпатию к мрачным, эксцентричным и весьма противоречивым героям.
Но не к Панглосу, так как он слишком слаб и поверхностен. Не к Кассандре, так как она совсем не заинтересована в выживании человечества. И не к Страховому Агенту, так как он, хотя и хорошо платит, думает об одном и том же; встреча с ним заставит любого зевать от скуки.
Представления людей об ожидающих нас перспективах могут быть очень разными, и поэтому, когда завтра воплотится в сегодняшнем дне, в нем будут бок о бок жить и Панглос, и Кассандра, и Страховой Агент. Сегодняшний день кому-то принес радость, многим – головную боль и, как всегда, был заполнен делами.
Завтра наступит новый день, и поэтому я решил, что в книге с таким названием, как эта, необходим новый персонаж, который будет сопровождать нас по ее страницам, постоянно вдохновляя. Это знаменитый опытный путешественник во времени, одетый в никогда не выходящие из моды темный хипстерский шелк и атлас, одинаково уместные и на светском рауте, и в тюрьме, и на природе. Это «меланхолик Жак» из комедии Шекспира «Как вам это понравится».
Слово «завтра» встречается на страницах комедии тринадцать раз. Это великая пьеса для футуролога – настолько органично сочетаются в ней самые противоречивые вещи. В этой «жизнерадостной» комедии все положительные герои – мрачные диссиденты, находящиеся в политической ссылке. Статус-кво меняется очень быстро и совершенно неожиданно, потому что носитель центральной власти, герцог Фредерик, страдает прогрессирующей паранойей.
Один за другим герои попадают в опалу и исчезают из искореженной реальности герцога. Кого-то вышвыривают пинками, кто-то просто спасается бегством, причем иногда персонажи убегают целыми группами. Все скрываются в Арденнском лесу, лелея надежды на лучшее и питаясь олениной, совсем как легендарный Робин Гуд. И все постоянно твердят, что, несмотря на грязь и холод, получают истинное удовольствие от полной неопределенности своего незавидного положения.
Все, кроме меланхолика Жака. Жаку не нужно делать вид, что он в восторге от жизни под открытым небом в ссылке, в обстановке постоянной неуверенности. Потому что она действительно ему нравится. Философ-созерцатель по натуре, он чувствует себя как дома, находясь на грани неизведанного, на самой границе будущего. Остальные персонажи постепенно становятся ближе к природе, делая вид, что слышат «проповедь в камне», но только Жак может сам читать там проповеди. Несмотря на то, что он аристократ по происхождению, одетый в благородные черные одежды, Жак постоянно опровергает всех и каждого, претендуя на роль придворного шута и его пестрый костюм. «Оденьте в пестрый плащ меня!» – требует Жак, –
…ПозвольтеВсю правду говорить – и постепенноПрочищу я желудок грязный мира,Пусть лишь мое лекарство он глотает [3].
Настоящий призыв к свержению основ общества. Блестяще применяя теорию, этот парень хочет добиться реальных результатов.
В конце концов у герцога Фредерика наступает полное помутнение рассудка. Его время кончается, и его власти приходит конец. Неизвестно откуда появляется языческая богиня [4], и все поголовно женятся и выходят замуж. Затем герои отмываются от лесной грязи и спешат насладиться уютом и уверенностью в жизни благодаря восстановлению прежнего статус-кво.
Все, кроме Жака. Жак остается там до самого конца. В финале пьесы он предсказывает счастливую судьбу остальным персонажам и буквально выгоняет их со сцены. Но сам Жак не уходит из Арденнского леса. Вместо этого он остается, чтобы бесцельно шататься по округе и читать мораль сумасшедшему герцогу. У него нет причин убегать от постоянной нестабильности. Для него это идеальное место жительства.
Больше всего прославила Жака его назидательная лекция. Именно в ней он излагает свою теорию взаимоотношения людей со временем. Вот как она звучит:
Весь мир – театр.В нем женщины, мужчины – все актеры.У них свои есть выходы, уходы.И каждый не одну играет роль.Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,Ревущий горько на руках у мамки…Потом плаксивый школьник, с книжной сумкой,С лицом румяным, нехотя, улиткойПолзущий в школу. А затем любовник,Вздыхающий, как печь, с балладой грустнойВ честь брови милой. А затем солдат,Чья речь всегда проклятьями полна,Обросший бородой, как леопард,Ревнивый к чести, забияка в ссоре,Готовый славу бренную искатьХоть в пушечном жерле. Затем судьяС брюшком округлым, где каплун запрятан,Со строгим взором, стриженой бородкой,Шаблонных правил и сентенций кладезь, –Так он играет роль. Шестой же возраст –Уж это будет тощий Панталоне,В очках, в туфлях, у пояса – кошель.В штанах, что с юности берег, широкихДля ног иссохших; мужественный голосСменяется опять дискантом детским:Пищит, как флейта… А последний акт,Конец всей этой странной, сложной пьесы –Второе детство, полузабытье:Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.
«Как вам это понравится», акт 2, сцена 7Это и есть будущее, каким его можно почувствовать и понять посредством человеческого опыта.
При создании этой книги я руководствовался желанием описать новые явления XXI века, которые родились именно в эту эпоху и которых не было в предыдущих столетиях. В этом веке появилось семь противоречий, движущих сил, возможностей, принципиально отличающих его от прошлого. И далее я попытаюсь представить все это в виде театральных сцен.
Сцена первая, «Младенец», касается генетики, репродукции и микробиологии. В сцене второй, «Школьник», речь пойдет об информационных сетях и новых парадигмах школьного образования. Сцена третья, «Любовник», была навеяна темами и мотивами «Пигмалиона» – она посвящена постиндустриальному дизайну и нашей привязанности к собственным творениям. Сцена четвертая, «Солдат», – это военная история о разрастающемся Новом мировом беспорядке, величайшей угрозе международной безопасности в новом веке. Сцена пятая, «Судья», посвящена прессе и политике. Сцена шестая, «Панталоне», – пособие для изучения информационной экономики XXI века. Сцена седьмая, «Полузабытье», рассказывает о борьбе со смертью и технологическом наступлении на наши ограниченные физические возможности.
Годы, которые наступят, – не просто плод нашего воображения. Это реальная история, которая еще не воплотилась в жизнь. В эти грядущие годы люди, как и прежде, будут рождаться, взрослеть, бороться, решая собственные проблемы, персонифицируя эти годы и вбирая их в свою плоть.
Будущее будет прожито.
Сцена первая
Младенец
Семь действий в пьесе той.
Сперва младенец,
Ревущий горько на руках у мамки…
Младенец олицетворяет собою будущее. Вы помещаете своих детей в историю. Вы – их прошлое.
Футурологи любят изучать рост населения и демографические тенденции, из которых можно сделать глубокомысленный вывод: у людей бывают дети. Ребенок – это не математическая абстракция, а громкий вопль, адресованный будущему. Будущее сегодня, рожденное голым.
Родильный дом – место первых надежд и страхов. Сцена, где развивается остросюжетная драма, полная риска и страданий. На свете немного столь обычных вещей, как роды, но, когда речь идет о собственном ребенке, футурологу трудно найти утешение в статистике. А вдруг ребенок умрет? А вдруг умрет его мать? А вдруг ребенок родится уродом и впереди ждут годы мучений? Время идет, все новые и новые дети приходят в мир, и этот процесс не остановить никакому рациональному анализу. Люди должны оставить после себя продолжение – они и сами являются чьим-то продолжением.
Меня греет мысль о том, что, как будущий отец, я полностью заслужил свои тревоги. Рождение ребенка – это, без сомнения, самая полная встреча с будущим. Но перед миллионами нервничавших и переживавших будущих отцов прошлого у меня есть громадное преимущество, не имеющее исторических прецедентов. У меня есть фотография дочери, сделанная еще до того, как она родилась.