Хуан Ариас - Пауло Коэльо. Исповедь паломника

Для Коэльо смысл его жизни сейчас состоит в писательстве, он боролся за это всю свою жизнь и добился своего. Но это писатель, любящий погружаться в самую гущу жизни, внимательно изучать ее, читать секретные знаки мира — знаки, которые, словно зашифрованные послания, посылает нам мир.

С одного такого знака и начались наши беседы в Рио-де-Жанейро. Первая встреча была назначена на два часа дня, а условились мы о ней за шесть месяцев. Когда я пришел к Коэльо в его дом на пляже Копака-бана, привратник сообщил мне, что писатель еще не вернулся со своей утренней прогулки по пляжу. Еще он рассказал, что во время таких прогулок Коэльо пьет кокосовое молоко и здоровается с прохожими, а те узнают его и подходят поговорить.

Я решил подождать в баре напротив его дома. Коэльо опоздал на полчаса, он улыбался, но выглядел взволнованным. И, прежде чем я успел включить диктофон, он принялся рассказывать, что с ним только что случилось. Он счел это одним из тех знаков, которые заставляют человека задуматься о жизни.

Событие произвело на Коэльо такое впечатление, что он посвятил ему свою статью в воскресном номере газеты «О Глобо». Статья называлась «Человек, лежащий на земле», и я целиком привожу ее здесь:

"Первого июня в тринадцать часов пять минут на тротуаре возле пляжа Копакабана лежал человек лет пятидесяти. Проходя мимо, я бросил на него взгляд и пошел своей дорогой. Я шел в открытое кафе, где привык каждый день пить кокосовое молоко.

Как и всякий житель Рио, я уже сотни (или тысячи?) раз проходил мимо мужчин, женщин и детей, распростертых на земле. А как бывалый путешественник, я видел подобные сцены во всех странах, где мне только приходилось бывать, -от богатой Швеции до нищей Румынии. И во все времена года: и холодной зимой где-нибудь в Мадриде, Париже или Нью-Йорке, где люди живут возле метро, откуда тянется теплый воздух, и на обжигающей земле Ливана, среди разрушенных войной зданий. Люди, лежащие на земле, — пьяные, беспомощные, усталые -не новость ни для кого из нас.

Я выпил свое молоко. Мне надо было поскорее возвращаться: я договорился о встрече с Хуаном Ариасом из испанской газеты «Эль Пайс». По дороге домой я увидел, что мужчина все еще лежал на земле, под палящим солнцем, и все, кто проходил мимо, поступали как я: они смотрели и шли по своим делам.

Оказалось, — хотя я и не догадывался об этом, — что моя душа устала снова и снова видеть такие сцены. И когда я во второй раз проходил рядом с тем человеком, что-то, что было сильнее меня, заставило меня встать рядом с ним на колени, чтобы помочь ему подняться.

Человек не реагировал. Я повернул его голову и увидел возле висков следы крови. Что же делать? Случилось что-то серьезное? Я вытер ему лицо своей футболкой. Похоже, ничего страшного.

В этот момент мужчина начал бормотать какие-то слова вроде: «Скажи им, чтобы не били меня». Хорошо, значит, он жив, надо поднять его и позвать полицию.

Я остановил первого, кто проходил мимо, и попросил помочь мне оттащить лежащего в тень, положить его между тротуаром и песчаным пляжем. Человек тут же остановился и стал помогать. Наверное, его душа тоже устала наблюдать такие сцены.

Уложив человека в тени, я направился домой. Я знал, что там недалеко полицейский участок и я смогу попросить о помощи. Но до этого мне попались два полицейских. «Возле такого-то дома лежит раненый, -сказал я. -Я положил его на песок, надо бы вызвать „скорую“». Полицейские сказали, что займутся этим. Что ж, я выполнил свой долг. Совершил доброе дело. Это дело теперь в руках других людей, ответственность лежала на них. Я подумал, что испанский журналист должен быть уже на подъезде к моему дому.

Я успел сделать всего несколько шагов, когда ко мне подошел иностранец и заговорил на ломаном португальском. «Я уже сказал полицейским об этом человеке, -сказал он мне, -но они ответили, что если он ничего не украл, то их это не касается».

Я не дал ему договорить. Я снова подошел к полицейским с полной уверенностью, что они узнают меня как человека, который часто выступает по телевидению и пишет в газетах. Я подошел к ним, думая, что известность решает все вопросы, но ошибся. «Вы что, представитель власти?» — спросил один из полицейских, видя, что я слишком настойчиво требую помощи. Они не имели ни малейшего понятия о том, кто я такой. «Нет, — ответил я, — но мы прямо сейчас разберемся с этим делом».

Я был плохо одет, на футболке остались следы крови, на мне были шорты из старых джинсов, и я весь вспотел. Для них я был обычным, безымянным человеком, лишенным какой-либо власти. С той только разницей, что мне надоело столько лет подряд видеть людей, лежащих на земле, и ничем не помогать им.

Это все изменило. Бывают моменты, когда страх теряет над тобой всякую власть. Наступает момент, когда твои глаза смотрят иначе, и все кругом понимают, что ты не шутишь. Полицейские пошли за мной и вызвали «скорую».

Вернувшись домой, я резюмировал для себя три урока, преподанные мне на этой прогулке:

а) все мы способны противостоять чему-то, пока сохраняем чистоту;

б) всегда найдется кто-то, кто скажет тебе: «Доведи до конца то, что начал».

И наконец:

в) все мы наделены властью, когда абсолютно уверены в том, что делаем.

Хуан Ариас — Знаки, вроде того события, которое ты пережил на пляже незадолго до начала нашего разговора, — постоянная тема твоих книг. Но как ты догадываешься, что речь идет о настоящем знаке? Так ведь можно начать видеть знаки во всем подряд...

Пауло Коэльо — Ты прав, если во всем видеть знаки, можно впасть в паранойю. Вот, например, сейчас на сумке твой подруги Розеаны я вижу вышитую розу, а здесь, на компьютере, у меня изображение святой Терезы из Лизье и еще одна роза. Можно было бы увидеть в этом совершенно конкретный знак, отсылающий к святой Терезе, но так нетрудно сойти с ума, потому что рядом лежит пачка сигарет «Гэлакси» и можно подумать, что надо говорить о галактиках. Знаки — нечто совсем другое.

— Тогда что такое знаки?

— Знаки — это особый язык, алфавит, который ты придумываешь для того, чтобы общаться с душой мира, или Универсумом, или с Богом; не важно, как ты это назовешь. Как и всякий алфавит, он индивидуален, ему можно научиться только на собственных ошибках, и это помогает избежать абсолютизации своего духовного опыта.

— Что ты имеешь в виду под абсолютизацией своего духовного опыта?

— Видишь ли, я думаю, что в ближайшие сто лет все человечество будет стремиться к духовности. Сейчас люди гораздо больше устремлены к этому, чем на протяжении всего уходящего века. Мы постепенно стали понимать, что религия не опиум для народа, — к тому же те, кто это придумал, скорее всего, никогда не пробовали опиума.

Но все дело в том, что, когда люди обращаются к религии, они погружаются в воды незнакомого моря. — А когда тонешь в море, которого не знаешь, нетрудно испугаться и ухватиться за первого встречного в надежде на помощь. Всем нам нужно поддерживать связь с другими людьми, ощущать сопричастность с душами других людей.

Но при этом нужно самостоятельно пройти свой путь, как в одиночку совершаешь паломничество в Сантьяго. Приходится идти вслепую, не зная, что встретится на пути, а ведь так хочется найти дорогу к себе, к своей судьбе. Подсказки приходят к нам при помощи богатого языка знаков — он позволяет почувствовать, что нужно делать, а что нет.

— А нет ли опасности, что знаки, которые говорят, что нужно делать, а что нет, собьют нас с верного пути? Как ты можешь быть уверен, что перед тобой настоящий знак?

— Дело в том, что поначалу мы почти ни во что не верим; потом нам кажется, что мы ошибаемся; позже начинаем во всем видеть знаки. И только под конец, когда один и тот же знак несколько раз неожиданно появляется у нас на пути, становится понятно, что это особый язык, который отсылает за пределы обычной действительности.

— Ты не мог бы привести пример из собственной жизни, когда какие-нибудь недавние события ты воспринял как знак?

— Я вам только что сказал, что вот тут у меня на компьютере стоит изображение святой Терезы из Лизье. Может показаться забавным, но мой интерес к этой французской святой, которая умерла совсем юной, возник именно таким образом. Я не имел к ней никакого отношения, но постепенно она стала все чаще появляться в моей жизни. Я прочел одну из ее книг, и первое впечатление было просто ужасным, она показалась мне несчастной истеричкой.

— Маленькое отступление. Первая французская книга, посвященная графологическому анализу почерка самых почитаемых святых, вызвала настоящий скандал. Оказалось, что если бы эти выдающиеся личности, которым поклоняются как святым, не посвятили себя религии, все они стали бы или знаменитыми преступниками, если речь идет о мужчинах, или знаменитыми проститутками, если речь идет о женщинах.