Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими

– Ты прав: охота – это вопрос новых ощущений, романтических впечатлений; я очень люблю зимнюю загонную охоту на кабана. Это простая охота, очень русская. Идти по снегу, ждать, увидеть кабана, который неожиданно откуда-то возникает… Пить водку, закусывая луком, салом и черным хлебом, и есть свежую печенку – это счастье.

В России уникальная охота на глухаря с подхода на току – на Западе такой никто не знает, даже их самые известные охотники. Весной глухари прилетают в места, называемые токами. Это лес, как правило, на краю болота, куда сбиваются в определенное время в течение двух или трех недель в году глухари и глухарки, где знакомятся и играют в брачные игры. Это все ночью… Глухарь привлекает глухарку: поет песню, издает звуки – так-так-так, з-з-з! И под это «з-з-з» он закрывает уши и глаза, ничего не видит и не слышит. Это примерно три-четыре секунды, можно сделать два три шага. Как только он замолк – стой! Ему что-то не понравилось, он может молчать минуты две, три, четыре, – ты стоишь не двигаясь. Так ты к нему подкрадываешься минут сорок. Тут вопрос – кто кого раньше увидит. Если ты шевельнулся, когда он молчит, – все, тут же улетает. Но если все хорошо, ты подходишь совсем близко, стреляешь – и он падает. Ты, значит, не зря пробирался ночью по болоту! Короче, думаю, что это самая интересная русская охота, и никакой медведь или там лось не сравнятся с глухарем! Нигде такого нет, это самая красивая и азартная охота. Еще хороши рябчики, это и весной и осенью, их специальным манком подзываешь. У каждого рябчика своя территория. Когда он слышит, что кто-то свистит на его территории, прилетает выяснять отношения. Надо увидеть, куда он сел, и сразу выстрелить – иначе он очень быстро тебя увидит и моментально улетит. Так гуляешь часами по лесу, свистишь в дудочку, рябчик прилетает, ты стреляешь – и он падает или улетает. Если пятерых за день убьешь, здорово. Это тяжелая охота. Тоже очень русская, то, что я больше всего люблю.

– А с собакой?

– Охотился. Мы в охотхозяйстве банка около десяти собак завели. Идешь по полю с собакой, она находит птицу, подбегает – и делает стойку, встает в начале птичьего следа. Ты подходишь, делаешь знак, что готов, собака делает шаг, птица взлетает – и ты бьешь ее.

– А кого ты считаешь лучшими охотниками страны?

– Из тех, кого знаю, – это, конечно, Паша Гусев, к которому я отношусь с большой симпатией. Отчасти и он виноват в том, что я пристрастился к охоте. Мы с ним в 95-м году ездили в Ростов, и там он убил 40 уток, а я 12. Именно после этого я стал заниматься стрельбой… Еще – Леня Огородников и Олег Андреев. К лучшим я причисляю такого выдающегося стрелка, как Лисин, – полон энтузиазма и много охотится. Еще б я назвал таких людей: Сергей Ястржембский, Фархад Ахмедов, Костя Гусаков, Олег Киселев. Говорят, что еще Сергей Караганов хорош – но я с ним не охотился, поэтому ничего про него сказать не могу.

– Расскажи теперь про свои трофеи, как это водится у вашего брата.

– Трофеи? Я их не собираю. У меня и так картины висят всюду, и мне еще трофеи вешать? Места нет. Это первое. И второе. Мне это неблизко и непонятно. Не держу трофеев. Я был в гостях у Огородникова и Андреева, так они устроили огромное кладбище в своем охотничьем доме. Там у них огромный ангар, завешанный тысячами голов убитых зверей, и они, мертвые, смотрят на тебя со всех сторон! В этом видится даже какая-то маниакальность. Просто неприятно смотреть. Как будто люди поставили себе цель перестрелять все живое на Земле, а теперь представляют отчет о проделанной работе. То же самое я испытывал у Лисовского на даче. Голову дохлого зверя повесить на стенку – мне это кажется странным. У меня, правда, висит голова кабана, которого я убил – первого в жизни, и еще одна висит – этот второй просто угрожал моей жизни; поэтому я их повесил на стену. Но в принципе мне это непонятно.

– В продолжение темы чучел как трофеев можно сказать, что Сталин убил Ленина и выставил трофей на всеобщее обозрение.

– Абсолютно похоже! Но почему ты думаешь, что убил? А презумпция невиновности?

– Думаю, Сталина она меньше всего волновала, эта презумпция.

– Ты прав. Когда кругом развешаны трофеи, это ощущение мавзолея полное… А собачка помрет – тоже чучело сделать? В этом какое-то глубокое язычество, Средневековье. И потом, вот еще почему я не интересуюсь трофеями: я на большого зверя охотиться не хочу. Меня не тянет убить льва или зебру.

– Жалко?

– Жалко. Но не только это. Трофеи – это Африка. А я кайфа от африканской природы не получаю. Чужой мир, который меня не влечет. Я, конечно, был в Африке, но мне там понравилось другое: фотосафари. Ездишь на машине, смотришь на львов с очень близкого расстояния… Они ищут зверя, у тебя на глазах его ловят. Помню, видел, как в пятнадцати метрах от нас львицы рвали еще живого кабана, – это сильно! Он орал страшно, когда ему отрывали задние ноги. Лазить по Африке и убивать больших зверей – это не я, это не мое. Мне нравится русская природа… И стрелять больше люблю по птицам, чем по большому зверю.

– А что у тебя с оружием?

– Ты знаешь, как я не фанатирую на трофеях, так я и на оружии не фанатирую. Достаточно много у меня разного оружия, стволов этак пятнадцать, на все случаи жизни, – но ничего выдающегося нет у меня. Не покупаю инкрустированного оружия дорогого. Никаких там гравировок. Мне нужно, чтоб оно было удобное и хорошо стреляло. И все. Конечно, иногда оружие бывает очень дорогим… Holland-Holland, к примеру. У меня их несколько, причем последний карабин мне подарил на пятидесятилетие все тот же Лисин. Cosmi есть, итальянское многозарядное дробовое ружье. Потом есть карабин Manlicher, который я купил у небезызвестного Лисовского. Есть еще Blaser, есть Browning – карабин-автомат, двустволка Merkel, подаренная опять же Лисиным.

Кстати, про оружие. Я был в Индии в гостях у одного махараджи. У них в стране запрещена охота – вся, любая, вообще. Но поскольку махараджа большой человек, он устроил для меня охоту на куропатку. Мне дали Holland-Holland XIX века с огромными рубинами и здоровенными бриллиантами. И из этого ружья, что удивительно, я сразу убил несколько куропаток удачно. И так приобрел авторитет. Как ни странно, это ружье хорошо стреляло.

– Серьезное место у тебя в жизни охота заняла…

– Да.

– Ты захеджировался на все варианты. Если представить себе глобальную катастрофу, в которой погибнет банковская система наряду с прочей цивилизацией, то ты с голоду не помрешь.

– Гарантия сто процентов, что не пропаду. Если будет ружье и патроны…

Петр Олегович Авен родился 16 марта 1955 года в Москве. Дед Авена был латышским стрелком, отец – профессором, членом-корреспондентом АН СССР, специалистом в области вычислительной техники.

Учился в математической спецшколе, окончил экономфак МГУ, аспирантуру, защитил диссертацию. В 1981—1988-х работал во ВНИИ системных исследований, в 1989–1991 годах был советником Министерства иностранных дел СССР. В это же время работал по контракту в Австрии, в Международном институте прикладного системного анализа.

Осенью 1991 года вошел в состав «правительства реформ» Егора Гайдара в качестве председателя Комитета внешнеэкономических связей, первого замминистра иностранных дел РСФСР. В январе 1992 года – министр внешних экономических связей России.

В 1993 году депутат Госдумы. В 1994 году отказался от депутатского мандата ради работы в «Альфа-банке».

В настоящее время президент группы «Альфа-банк»; председатель совета директоров ЗАО «Сеть телевизионных станций» (телеканалы СТС и «Домашний»); председатель совета директоров Golden Telecom; член попечительских советов Большого театра и Российской экономической школы.

Коллекционирует картины художников Серебряного века, что заметно поднимает цены на их работы.

«Мне просто повезло»

Многим Авен видится тонким, почти бесплотным интеллигентом, наивным романтиком из гайдаровской команды, который хотел сделать этот мир лучше и верил в старые идеалы. На эту сомнительную репутацию работали и статьи бывшего министра, в которых он сокрушался по поводу нехватки морали и нравственности в нашем обществе. Но это, как легко догадаться, далеко не весь Петр Олегович. На самом деле ничто человеческое ему не чуждо! Вот сейчас он вместо борьбы с ветряными мельницами, как раньше, успешно кует деньги ради денег – на то и банковский бизнес! Впрочем, и это Авену начинает наскучивать. Он не исключает того, что в ближайшее время бросит бизнес и посвятит себя литературным занятиям. Вот в юности не пустили человека на филфак, так теперь же можно наверстать…

Беседовали мы в ресторане. Мы ж с ним не кто-нибудь, а два литератора, так что пошли в ЦДЛ. Авен заказал каких-то овощей без хлеба, на аперитив – воды без газа, а напитком назначил чай.