Бен Чу - Мифы о Китае: все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, – неправда!
Нельзя не упомянуть и о некоторых действительно пугающих вещах. В 2010 году в городе Фошань, расположенном неподалеку от того места в Гуанчжоу, где живут мои родственники, на одной из боковых улочек водитель сшиб двухлетнюю девочку по имени Ван Юэ и скрылся. Но то, что случилось потом, вызывает даже больший ужас, чем само происшествие. Система видеонаблюдения показала, что не менее восемнадцати прохожих проследовали мимо лежащего на обочине и истекающего кровью ребенка, не оказав ему никакой помощи. В конце концов нашелся добрый самаритянин в виде престарелого дворника, пришедшего на помощь ребенку, однако оказалось слишком поздно. Маленькая девочка скончалась в больнице от полученных ранений. Эта печальная история попала в мировые новости. Ее подхватили газеты и средства массового вещания от Австралии до Америки. Некий журналист из ориентированной на массового читателя британской газеты «Дейли мейл» задался вопросом, не является ли поведение китайских прохожих «характерной особенностью национальной культуры», припомнив, что еще викторианские миссионеры девятнадцатого столетия обращали внимание на отсутствие у китайцев «моральных ориентиров».
Поначалу я отбросил эти рассуждения как создающую негативные стереотипы чепуху. Однако поразительным в этой истории об ужасной гибели Ван Юэ было то, что многие китайские комментаторы выносили приговор китайским традициям в выражениях, подобных высказываниям журналиста из «Дейли мейл», утверждая, что произошедшее с несчастным ребенком является симптомом поразившей китайское общество болезни, отражает потерю нацией моральных ценностей. Что, если стереотип «лишенного морали» китайца — это и не стереотип вовсе?
Не может ли быть, что и другие приписываемые китайцам черты действительно им присущи? Я стал припоминать некоторые удивившие меня высказывания, которые я слышал на протяжении жизни от китайских родственников и друзей. Например, мой отец, мягкий человек, не имеющий склонности, ударяя себя в грудь, провозглашать националистические идеи, как-то сказал мне, что если китайцы объединят свои усилия, их мощь будет неодолима. Тут вспоминаются ученые мужи, провозглашающие сегодня наступление «китайского века». Существует и некоторая двойственность в отношении к свободе личности. Одна моя знакомая в Гуанчжоу, несомненно придерживающаяся передовых общественных взглядов, успешно делающая профессиональную карьеру девушка, заявила мне, что китайский народ, по-видимому, не нуждается в демократии. «У нас слишком много необразованных людей, — сказала она. — Правительство должно осуществлять над ними контроль». Отношение китайцев к расовым вопросам также может вызвать у вас чувство неловкости. Китайский приятель вполне миролюбиво указал мне, что я всего лишь «полукровка», поскольку моя мать — англичанка. Некоторые другие черты, традиционно приписываемые китайцам, также находят подтверждение в реальной жизни. Самый, пожалуй, в настоящее время известный британец китайского происхождения, телекомментатор Гок Вань, посетивший недавно свою китайскую родину, был поражен «заслуживающим восхищения отношением китайцев к работе».
В 2004 году Тим Клиссолд, английский бизнесмен, много лет проработавший в Китае, опубликовал увлекательную книгу под названием «Господин Китай». На ее страницах он говорит о некоем явлении, названном им «китайскость». Очевидно, это свойство «врожденное, то, с чем человек появляется на свет». Он добавляет: «Оно не может быть изменено никакими преходящими факторами наподобие смены гражданства или даже целой жизнью, проведенной за границей».
Это утверждение заставило меня задуматься. Что же на самом деле такое «китайскость»? Присуща ли она мне? Или моей семье? Является ли она в действительности тем, что мы о ней думаем? В этой книге я сделал попытку найти ответы на эти вопросы.
«Моральная порочность»
Если верить некоторым историческим оценкам, «китайскость» — весьма несимпатичное качество. Одним из наиболее часто встречающихся обвинений в адрес китайцев со стороны иностранцев было утверждение, что они — неисправимые обманщики. Немецкий философ девятнадцатого столетия Гегель описывает «моральную порочность» этого народа. Он пишет, что «китайцы известны тем, что врут, где только можно, и даже не обижаются друг на друга, когда вранье раскрывается».
На протяжении веков идея о том, что китайцам нельзя доверять, крепла. Живший на Филиппинах испанский историк Луис Техеро писал в 1857 году, что «они владеют искусством скрывать свои чувства и жажду мести, столь искусно пряча их под личиной покорности, что трудно поверить, чтобы они были чувствительны к оскорблениям любого рода».
Жившие за границей китайцы, как правило, характеризовались в столь же нелестных выражениях. В 1870 году американский поэт Брет Гарт опубликовал «Незамысловатый рассказ правдивого Джеймса», историю о китайском карточном шулере по имени А Син, перехитрившем и обыгравшем двух белых шулеров в их мошеннической игре. Гарт задумал стихотворение как сатиру на усиливающиеся на его родине антикитайские настроения, однако стихи приобрели популярность как раз потому, что в них были облечены в слова распространенные предрассудки того времени: «Дикарь-китаец — темнить мастак в своих хитроумных трюках». К началу XX века в глазах западного общества Чайна-тауны представлялись рассадниками порока, клоаками, наполненными опиумными притонами и самыми мерзкими преступниками.
Китайцы были не просто обманщиками, они также отличались патологической жестокостью. Сочинитель английских бульварных романов Сакс Ромер делает садистом-детоубийцей не только придуманного им эдвардианского суперзлодея Фу Манчу, но и наделяет этой характеристикой всю китайскую расу. Фу с его тонкими усиками предстает «не знающим жалости нелюдем… чей злой гений был вдохновлен холодной расчетливой жестокостью, свойственной его нации, нации, которая по сей день избавляется от сотен, да что там! — тысяч нежеланных новорожденных девочек, попросту сбрасывая их в специально для этого предназначенные колодцы».
И не одно лишь убийство младенцев демонстрировало присущую китайцам жестокость. Английский философ Бертран Рассел, посетивший Китай в 1920 году, обратил внимание на то, как забавляются китайцы при виде страданий мучимого животного, рассказывая, что «если сбитая автомобилем собака серьезно ранена, девять из десяти прохожих остановятся, чтобы посмеяться над стонами несчастного создания». По утверждению Рассела, «вид страданий не вызывает у обычного китайца никакого сочувствия, скорее, напротив, доставляет ему определенное удовольствие».
Несмотря на веселье, испытываемое при виде мучений живых существ, китайцы, по мнению некоторых наблюдателей, не обладают чувством юмора. В конце 1980‑х американский писатель Пол Теруа провел год в Китае, путешествуя по стране по железной дороге и став, по собственной оценке, знатоком китайской нации. Он утверждает, что умеет различать виды китайского смеха. «Их всего около двадцати, — подводит итог Теруа. — Ни в одном из них нет ни тени юмора. Иногда смех нервный, иногда — почтительный, часто — предостерегающий. Громкий гогот выражает у китайца приступ страха. Отрывистое хихиканье означает, что случилось что-то неладное».
Впрочем, не все столь уверены в своих представлениях. Наиболее часто встречающееся в применении к китайцам прилагательное — «непроницаемый». Как говорит утомленный вице-король в поэме Редьярда Киплинга, «вам никогда не постичь восточный ум, да это и не стоит труда».
Тем не менее нашелся один автор на рубеже двадцатого столетия, который попытался это сделать. Американский писатель Джек Лондон попробовал проникнуть в восточное сознание в коротком рассказе, озаглавленном «Китаеза». Китайский кули на Таити был приговорен французской колониальной администрацией к двадцати годам тюрьмы за преступление, которого он не совершал. Несмотря на это, непохоже, чтобы А Чо был особенно расстроен допущенной по отношению к нему жестокой несправедливостью. «“Двадцать лет — это всего двадцать лет, — рассуждает А Чо. — С садом придется подождать, вот и все”. А Чо был молод и, как все азиаты, терпелив». Здесь мы видим еще одну поразительную черту китайского характера, как его понимают иностранцы. Бертран Рассел выразил это так: «Китайцы мыслят в пределах не десятилетий, а веков».
Даже в случаях, когда китайцы поражали западных путешественников какими-нибудь своими качествами, этим качествам часто давалось уничижительное объяснение. Французский миссионер XIX века аббат Юк обращает внимание на «непоколебимую безмятежность», с которой китайцы встречают собственную смерть. Однако он тут же добавляет, что ее не следует принимать за благочестивое умиротворение, а всего лишь за результат их языческого бездуховного существования: «Чувство тревоги перед неизвестностью загробной жизни и горечь разлуки с близкими не могут волновать того, кто никогда никого не любил и провел свою жизнь без мыслей о Боге и спасении души. Они и впрямь умирают спокойно, но то же можно сказать и о неразумных животных; в основе своей это самая жалкая смерть, какую только можно вообразить». Свойственный китайцам духовный вакуум — одна из наиболее встречающихся на протяжении веков тем. Американский стратег «холодной войны» Джордж Кеннан писал в 1970‑х, что в китайцах «на мой взгляд, отсутствуют два свойства, присущие западнохристианской ментальности: способность к состраданию и к осознанию греха».
