Газета Завтра Газета - Газета Завтра 385 (16 2001)
Сегодня со всей очевидностью понимаешь, что в 80-е годы нам нужен был ленинский НЭП, но на совершенно другом уровне, поскольку очень многое мы уже сделали. Нам нужно было допустить частную собственность там, где собственник действительно мог быть эффективным производителем и руководителем. Это сфера обслуживания, торговли, мелкого бизнеса. И, конечно, нельзя было приватизировать крупную промышленность. Особенно военно-промышленный комплекс. Его нужно было структурно перестраивать.
Что касается Запада, то он, на мой взгляд, совершил колоссальную стратегическую ошибку — ведя против нас "холодную войну", поддерживая и инспирируя разрушение Советского Союза. Движитель прогресса — соревнование. Должны быть разные формы развития — в том числе и нормальная плановая экономика. Не та, что доведена до абсурда, а внятная и эффективная. Уничтожение Советского Союза в значительной степени нанесло удар по стабильности во всем мире.
В 1986 году, когда мы вместе с американскими коллегами боролись против так называемых "звездных войн", я имел довольно долгую беседу с Робертом Макнамарой — министром обороны в правительстве Кеннеди. И он мне сказал: "Жорес, одну вещь нужно понимать четко. В 1962 году, когда разразился Карибский кризис, соотношение ядерных боеголовок Соединенных Штатов и Советского Союза было 17:1. И я считал, что это уже паритет, потому что вашей 1/17 части было совершенно достаточно для того, чтобы от Соединенных Штатов и от нашей планеты не осталось "мокрого места". Вы захотели иметь полный численный паритет (мы вас втягивали в это) и в результате подорвали свою экономику".
Конечно, нужно было развивать новые технологии. Бремя военного соревнования со всем западным миром было тяжелым и изматывающим.
— Колоссальная затрата энергоресурсов обеспечивает комфорт техногенной цивилизации. Грязная среда и парниковый эффект для нас, пока, — не катастрофа...
— Я вообще-то не эколог. Но, как мне известно, по масштабам сохранения природных ресурсов мы находимся на одном из лучших мест в мире. Когда едешь по Европе — лесов почти нет. К счастью, в России они пока есть. Леса надо оберегать строжайшим образом. Это наши легкие. Люди загадили промышленными отходами красивейшие места земли. Но нужно заметить, что порочная философия начала ХХ века: "Нам не нужно ждать милостей от природы. Взять их — наша задача" — привела к выводу, что с природой надо жить в мире и согласии.
— Солнце — мощный источник энергии. Вы полагаете, что при разработке высокоэффективных методов преобразования солнечной энергии Солнце может обеспечить бурнорастущие потребности энергии в течение многих сотен лет... Люди способны приручить Солнце?
— Конечно. Способны, безусловно. Просто здесь есть несколько сугубо технических задач, которые очень сложно решить сегодня. Но то, что они будут решены, я абсолютно уверен.
Солнце — это термоядерный реактор, который работает миллионы лет надежно и безопасно. И задача преобразования солнечной энергии в электрическую будет решена. Может быть, даже в нашем, XXI веке...
— Да, но как мне известно, ваше оптимистическое предположение венчает грустное заключение: "...преобразование солнечной энергии очень дорого и требует практически нереальных материальных и трудовых затрат..." Зачем тогда мечтать? На что надеяться?
— По этому поводу я скажу следующее: академик Йоффе мечтал о солнечной энергетике и ее широком применении, когда КПД солнечных преобразователей равнялось 0,1 %. Один процент являлся мировым рекордом. Сегодня КПД солнечных преобразователей на гетероструктурах достиг 35 %... Да, это по-прежнему дороже, чем атомная энергетика. Но! Дороже не на порядки, а лишь в несколько раз... Пока она дороже в несколько раз — использовать ее экономически бессмысленно. Поэтому поиски новых материалов продолжаются. И хочется верить, что лет через пятнадцать-двадцать солнечная энергетика будет сравнима или даже обойдет другие виды.
Другое дело, что там есть еще несколько очень сложных технических задач. Например, аккумуляция энергии... Солнце — это распределенный источник энергии, когда на единицу площади приходится довольно мало. Есть много технических задач, но потенциально — применение солнечной энергетики безусловно.
— Жорес Иванович, я понимаю, что нельзя винить мифического Прометея за костры инквизиции. Беккереля — за открытие радиации. Резерфорда — за открытие атомного ядра...
Научную мысль не остановить. Но где гарантия, что очередное научное открытие не станет началом конца, если попадет в "грязные" руки?
— Таких гарантий нет. Сегодня одна из бурно развивающихся естественных наук — биология. Генная инженерия и генные технологии — ее плоды. В "грязных" руках она может принести человечеству непоправимый вред.
— Есть мнение, что от колоссального потока информации у простых смертных может "поехать крыша". Именно это опасение недавно озвучил один известный режиссер...
— Она уже давно съехала! Включите телевизор — и вы убедитесь...
— Однажды на вопрос: правда ли, что мы навсегда отстали от США в развитии электроники, вы ответили достаточно оптимистично: "Это абсолютно превратное мнение, но, к сожалению, оно распространено. Навсегда мы можем отстать только тогда, когда покончим с классом инженеров и людей науки, работающих в этой области. Говоря об электронике, я могу назвать десятки примеров, когда не только открытие, но и начало промышленного производства происходило сначала в Советском Союзе, а потом в Японии и США..." И далее: "...электроника, микроэлектроника, их развитие — это стратегические приоритеты для страны. Можно покупать всю бытовую, электронную технику в Японии, что, например, США и делают. Но США не продают японцам ни современных лазерных технологий, в том числе полупроводниковых, ни современных технологий суперкомпьютеров!
Развивая и строя заводы в Японии, Корее и других странах, США по стратегическим направлениям, что называется, сами держат руку на пульсе. Повторяю, это принципиально. Развитие именно этих областей физики сыграло огромную роль в ХХ веке, и по крайней мере, первую половину XXI века прогресс человечества в значительной степени будет определяться тем же самым. Отказавшись от этого направления, мы еще одним способом переводим себя в разряд "третьих стран". Мой вопрос: не разбазариваем ли мы, с присущей нам щедростью, национальные научные разработки?
— Сегодня, безусловно, да. Мы разбазариваем самое ценное — человеческий потенциал. Десятки тысяч наших высококвалифицированных научных работников уехали работать за рубеж, потому что им не под силу прокормить семью.
Наши лаборатории — и академические, и отраслевые — для того, чтобы выжить, вынуждены продавать свои разработки и заключать контракты с западным миром. К сожалению, это так.
— Тем не менее, это не помешало вам жизнеутверждающе заметить, что мы — страна оптимистов, потому что пессимисты давно уехали. При этом вы верите, что и пессимисты вернутся.
— Вернутся не все, поскольку процесс зашел достаточно далеко. Но многие, думаю, вернутся. Ученые вынуждены были уезжать не только из-за низкого уровня жизни. Другой чрезвычайно важный момент состоит в том, что на протяжении последних десяти лет мы не обновляем экспериментальный парк в науке. А наука — вещь дорогая. Чтобы ставить эксперименты и двигать науку дальше — нужны новые научные приборы, экспериментальные установки. И если мы лишаем ученого возможности заниматься научным поиском, он, конечно, уезжает.
— Но вы же не уехали...
— При любых обстоятельствах я не уеду никогда. Россия — моя страна.
— Канта удивляли две вещи — звездное небо и нравственный закон внутри человека. Что в этом мире удивляет вас?
— А меня удивляет то, как мы своими руками пустили под откос собственную страну. Конечно, это сделал и кто-то другой. Но мы-то не протестовали! Мы не сопротивлялись!
— Физика проникла в сердце атома. Можно ли полагать, что мощная формообразующая материя мироздания для человека уже не загадка?
— Мироздание будет загадкой всегда. Понять все до конца мы не сможем. Никогда.
— Жорес Иванович, как вы отдыхаете? Что читаете?
— Я очень люблю читать хорошие научно-популярные издания... Люблю читать воспоминания. Книги по истории страны. Особенно по истории Второй мировой войны. Для этого есть и личные причины. На войне погибли много моих родственников. Погиб мой родной брат, которого я очень любил.
