Петр Краснов - Казаки в Абиссинии
Охрана каравана была усилена, яркие костры горели по углам бивака и не напрасно.
Около 1 1/2, ч. пополуночи, меня разбудил дежурный по отряду поручик Д-ов. Я вышел из палатки и увидел конвой, собранный в ружье. Офицеры выходили из палаток, всюду зажигались огни.
Оказалось следующее: Около часу ночи поручик Д-ов услыхал на скале над собою тихий разговор, будто бы совещание. Он пошел на гору и увидел двух черных людей, которые при его приближении бросились бежать. Он выстрелил по ним, а сам сошел в лагерь и доложил о виденном полковнику А-ву. Тихо и без шума, без лишних разговоров, казаки собрались у столовой. Офицерские патрули были посланы по горам. Они вернулись через полчаса. Поручик А-и доложил, что видел трех черных, тоже пустившихся в бегство. Дальше в горах, по словам казаков, видны были силуэты людей. Конвой был распущен. Один секрет был заложен в лощине у тропинки.
Ночь не принесла ничего нового.
Очевидно, это была рекогносцировка. Сомали убедились в нашей бдительности и отошли в свои кочевья: они нападают только наверняка на сонных, которых можно спокойно зарезать. Но иметь дело с громадными бородачами «ашкерами москов «они не посмели.
15-го (27-го) декабря, понедельник. От Мордалэ до Гагогинэ — безводный переход 25 верст. Из Мордалэ в Гагогинэ выступили в 10 часов утра. Караванное дело, благодаря заботам Г. Г. Ч-ова и доктора Щ-ва, начинает налаживаться. Сомали изучили свои вьюки, каждый берет то, что ему нужно, ссор и недоразумений становится меньше и меньше.
От Мордалэ до Гагогинэ считается 25 верст. На 5-й версте от Мордалэ местность начинает менять свой характер. Между гор образуются большие площадки, усеянные мелкими каменьями. Местами из этих камней сложены четыреугольные валы — защита коз и овец сомалей от хищных зверей. Горы расступаются и широкая даль развертывается перед путником.
Мы спускаемся на несколько ступеней вниз по каменистой тропинке и попадаем на обширное плато. Грунт мягкий, песчаный. Клочки сухой серой травы покрывают эту пустыню здесь и там. Раскаленный воздух дрожит и переливается, и чудится, будто там, на далеком горизонте, синеет лазурное море; в море окунулись высокие горы, отдельные скалы торчат из воды. Густой темный лес растет на берегу голубого озера, совсем недалеко от дороги. А впереди песок и клочки травы по нему. Оглянешься назад и видишь, как медленно уходят скалистые горы, смотришь вперед — голубое море манит прохладой берегов, лес очаровывает своей тенью.
Мираж… Знойный воздух дрожит, с ним дрожит и море, и голубые горы.
Ни куста, ни дерева — один песок. Дорожка утрояется, учетверяется, караван идет в две колонны. Мои казаки построились в две шеренги и мягкий баритон Сидорова заводит:
В битвах крепко закаленыМы, лихие морякиСвоим жребием довольны,Мы, ура-альски казаки.
Хор подхватывает и по далекой пустыне звенит лихая морская песня рыбаков уральцев.
В пустыне солнце печет еще больше, чем в горах. Лицо начинает болеть, губы ссыхаются и лопаются. Ни ветерка, ни звука. И так идем три часа. С двух часов по сторонам дороги начинают появляться невысокие песчаные холмики — это постройки термитов. Почти подле каждого муравейника видны ямы, прокопанные муравьедом. Чахлые мимозы растут по сторонам, они становятся чаще и чаще и, наконец, покрывают всю пустыню. Горы слева, крутые и утесистые, подступают ближе и ближе, среди кустарников видны деревья, сплошная заросль мимоз и зеленых вьющихся растений покрывает песок. Эта местность называется «Сарман»… To и дело из кустов выпрыгивают зайцы и диг-диги; они смотрят испуганно на караван, а затем несутся, прыгая через кочки и колючие кусты мимоз. В 3 часа по полудни пришли в Гагогинэ и стали биваком среди мимоз, правее дороги. Палаток здесь не разбиваем, завтра выступим чуть свет, чтобы попасть к полудню на воду и напоить мулов. Сами обходимся 16-го жестянками с водой, взятыми на верблюдах из Мордалэ. При таких условиях, умыванье рук и лица является такой роскошью, какую мы не можем себе позволить.
Устроив бивак, я пошел на охоту. Отойдя версты три от Гагогинэ и приблизясь к горам, я увидел на горном кряже под сенью высоких мимоз стадо антилоп, голов в двенадцать, и правее их двух страусов. Прикрываясь кустами, я подполз к ним шагов на 600 и выстрелил по страусу, но попасть не удалось. Все стадо всполохнулось и насторожилось, я успел дать еще выстрел, опять безрезультатно — все стадо исчезло за горой во мгновение ока. Напрасно я перебрался через гору и спустился вниз, отыскивая их, напрасно прошел в зеленую рощу на дне глубокой балки, ни антилоп, ни страусов я не нашел. Я выгнал только парочку диг-дигов, которых и положил на месте двумя удачными выстрелами из трехлинейной винтовки. Сарман и Гагогинэ — это зверинец среди серых кустов мимозы. Вы стреляете по куропаткам, а из куста выбегает пятнистая гиена; зайцы то и дело прыгают из-за травы, срываются с места диг-диги, а на горизонте бродят стада антилоп и страусов.
Благословенная страна для охотника.
Вернувшись домой, я нашел в конвое громадную (аршина два вышиной и стол ко же длиной) антилопу, убитую урядником Авиловым, зайца, дикую курицу; приобщив к этому мою пару диг-дигов, мы с кашеваром Алифановым порешили, что на завтра для конвоя ни консервов, ни барана не нужно. Обойдемся своей охотой.
Холодная, сырая ночь прошла благополучно. Всю ночь кругом бивака визжали шакалы, какие-то большие звери приближались к коновязи и снова бросались в кусты. Среди ночи, когда звезды еще высоко горели на небе и Большая Медведица выплыла на небосклон, зазвенела казачья труба и при свете костров, в сырости холодной ночи стал подниматься караван.
16-го (28-го) декабря, вторник. От Гагогинэ до Биа-Кабоба (22 версты). В 4 часа утра караван начал грузиться и в 6 часов мы покинули голую степь Гауогинэ. Солнце еще не поднялось из-за гор, было сыро и очень холодно. В кителе и в рубашке с трудом можно было ехать, Мулы бодрым шагом подавались вперед. Тропинка, шла прямо на юг. Кругом до самых гор видны были седые заросли мимоз и местами купы ярко-зеленых цветов. Дичь срывалась ежеминутно. Громадные дрофы показывались между кустов на прогалинах, а вдали виднелись большие красные антилопы, с любопытством. разглядывавшие наш караван. Около 8-ми часов утра мы перешли через маленькую цепь холмов и спустились в песчаное русло реки — это Дагаго. Мимозы по берегам достигали высоты нескольких сажен, с них навесами падали лианы и весь берег приветливо зеленел на ярком солнце. Темно-синие стальные дрозды, маленькие колибри, туканы и перцееды носились среди колючих ветвей мимозы.
В песке был вырыт колодезь; мы напоили здесь мулов и тронулись дальше. Местность от Мордалэ до Биа-Кабобы образует три террасы. Поверхность плато покрыта мелким ровным песком, чахлыми кустами серенькой травки, мимозами и молочайными растениями, терраса оканчивается цепью гор, то круглых, холмообразных, то почти четыреугольных, no виду напоминающих стол. По мере приближения к ней, почва меняет свой характер. Мимозы растут реже и реже, мягкий песок сменяется круглой галькой, начинают попадаться и более крупные булыжники и, наконец, тропинка вздымается на монолитовую гору. Поднимешься наверх и опять песчаное плато и густо населенный зверем и дичью перелесок мимоз.
С третьей террасы, на которую мы прибыли в одиннадцатом часу утра, стали видны высокие горы — это горы у Биа-Кабобы. Тропинка поднялась наверх, опять опустилась и мы были в широком песчаном русле.
На конической вершине стоит каменное здание с маленькой башней. Из окна башни высунута палка и на ней развевается красный, желтый с зеленым флаг Абиссинской империи — это пограничный ее пост. Два абиссинских солдата, оба босые, но один в синем однобортном мундире с желтыми пуговицами, напоминающем куртки турецкого низама, а другой в белом национальном костюме, один в чалме, а другой с непокрытой головой, с ружьями в руках отдали нам честь, приложив правую руку к голове.
Как и большинство водных станций Сомалийской пустыни, Биа-Кабоба пустое песчаное русло реки. Несколько глубоких колодцев прокопано по руслу и в них набирается мутная пресная влага. Это не вода, a настой песку и минеральных примесей, чрезвычайно легких, трудно отстаивающихся. Ho и такая вода доставила нам большое удовольствие.
Берега реки густо поросли высокими колючими мимозами, бледно-зелеными кустами кактусов с листьями, похожими на восковые свечи и вся эта гущина мимоз и кустов обвита лианами. Тонкие нити их свешиваются вниз, образуя тенистые навесы, упадают до земли, стелются по ней. Местами кусты разрослись так густо, что трудно пройти. Эта роща, на чистом и твердом песке, кажется искусственно взращенным садом. Недостает среди этих деревьев только зеленого газона. Белый песок убивает зелень и с сероватым тоном стволов, сухих веток и листьев дает грустный, унылый тон. Но посмотришь наверх, на переплет зеленых лиан, на бледную зелень мимоз, на листву молочаев, на прозрачное голубое небо, бездонное и бесконечное, вдохнешь теплый аромат листвы и отрадно станет на душе и забудешь про унылую пустыню.