Александр Невзоров - Краткая история цинизма

И о том, что именно физиологические ощущения абсолютно первичны, и на них строится все. С любым живым существом отношения начинаются с того, делаешь ты ему больно — или нет.

Но об этом ни-ни… Что вы, запретная тема!

Лучше поговорить о высоком. О любви и партнерстве.

В книжке ПИСа много предназначено, по идее, для сведения самой лошади.

Как она должна понимать всадника, как она должна его слушаться, как должна прыгать крашеные палочки.

Эта рефренная апелляция к самой лошади лоха-читателя должна особенно прослезить.

Ему невдомек, что это для лошади прописана некая — «этика поведения на электрическом стуле».

Цитировать книгу бессмысленно — это, действительно, продукт с явными признаками неоднократной руминации, сдобренной диким лицемерием автора.

Простой пример (стр. 19): «Как дать лошади знать, что вы на ее стороне? Например, высвободите челку из-под налобного ремня уздечки…»

Все прочее — выдержано именно в таком духе. И все очень сладенькое и скользкое.

Как говорили латиняне: «D. C.» (Dedeceo Cero), что означает, в буквальном переводе, текст «непристойно скользкий» — «Д. Ц.»

Но с модными проблесками, с репликами о лошадином настроении и прочем. И автора зовут ПИС.

То есть обыкновенный неполный ПИС Д. Ц.

Линда Теллингтон-Банка

Есть предметы, наличие которых на некоем очень «почетном» месте — сразу наилучшим образом характеризует помещение, в котором они находятся.

Поясню:

К примеру, если в доме, на почетном месте, мы видим древний фолиант, микроскоп или скриниум, то сразу понимаем, что мы в жилище ученого.

Если видим наборы лаков, пудреницы и импортный конфекцион, то нет сомнений, мы оказались в обители гламурщицы-куртизанки.

Унитаз в центре композиции тоже не оставляет никаких сомнений в предназначении и названии помещения.

Но если на самом почетном месте располагается старая пустая консервная банка, то нетрудно догадаться о том, что мы в логове дикарей, на острове Тамбукту или в мрачных уголках Эквадорской сельвы.

К примеру, у индейцев-хиварос, прославленных мастерством художественной сушки человечьих голов.

Понятно, что хиваросы, привыкшие к вонючести и корявости основного продукта своей материальной культуры, впервые увидев банку, — были потрясены ее совершенством.

Ее блеск, ее гладкость, ее аккуратная печатная этикетка, конечно, должны были довести дикарей до экстаза, даруя ощущение, что они имеют дело с чем-то божественным, с образчиком абсолютного совершенства.

Итак, банка как идол, как эталон или как предмет почитания — это верная примета и дикарского сознания, и самого примитивного уровня представлений о ценном и прекрасном.

Именно это, увы, и является характерным для «конского мира России», признанной святыней которого давно является книжка Линды Теллингтон-Джонс — «Как правильно выбрать и воспитать лошадь».

Эту книжку стоит внимательнейшим образом отрецензировать даже не ради самой книжки, а в большей степени ради характеристики того социума, где она признана и востребована.

Итак, книжка.

Ради справедливости, стоит отметить, что ее появление на свет — явно продиктовано самыми лучшими, самыми благими побуждениями. Вдобавок, это побуждения очень неплохого и явно очень душевного человека, для которого лошади — «не пустой звук».

Это несомненно.

Автор совершенно искренне подкладывает под любую строку — очень нежные нотки, очень любовные интонации и нелицемерно предполагает, что ее метода отношений с лошадьми является для последних и разумной, и щадящей, и нужной, и дружественной.

Этот-то привкус нежности, это ощущение «хорошести» автора и сбивает с толку читателя, который привык к мясницким откровениям профессиональной «спортивной» литературы, к очень грубому лицемерию популистов или к холодному безразличию классиков.

Здесь-то и начинается самое интересное.

Хватанувший наживку явно «нестандартного подхода» и видимых благих намерений автора, читатель сразу же забывает о том, какая именно организация «вымощена благими намерениями». И забывает зря, ибо Линда Теллингтон весело и нежно формирует очередную маленькую преисподнюю для лошади, маскируя «нестандартным подходом» простую цыганщину, безграмотность и самую обыкновенную дремучесть.

Правда, в данном случае — это дремучесть «сюсюкающая».

Данный вид дремучести уже перестает быть редкостью, более того — сюсюканье становится стилем, и чем более активно и проникновенно сюсюкает автор, тем более он будет востребован в наши дни, когда всякие там витты, гуревичи-рогалевы, кизимовы и «лошади на даче» — уже выглядят спецлитературой для не полностью полноценного читателя.

Как известно, ничто не симулируется так дешево и не ценится так дорого, как простой гуманизм.

Что бы ни написал автор, какую бы дикую, безграмотную и губительную практику для лошади ни предложил — все это совершенно неважно. Если он при этом обильно посюсюкал, то его гуманизм и лошаделюбие — ни у кого не вызовет сомнения.

При этом перед авторами такого типа стоит задача и более сложная, чем простая имитация «гуманизма». Необходимо так аккуратно смастерить книжку, чтобы все-таки не войти в конфликт с агрессивной безграмотностью аудитории.

Читателя нельзя злить, напоминая ему о том, что он сер и невежественен. Надо щадить населяющие его мозг стереотипы. Постоянно опуская читателя, можно только разжечь протест и ненависть к тексту. Это прекрасно знают авторы популярных книг и даже при наличии некоторых знаний — обязательно подделываются под читательский уровень.

(Мы не знаем, имеет ли в данной книге место это естественное лицемерие автора, побаивающегося своего читателя, или Теллингтон-Джонс искренна до конца и во всем.)

Впрочем, лошади совершенно безразлично, какими именно «намерениями и побуждениями», подлинными или ложными, злыми или добрыми, — утверждается смертельное для нее невежество.

В нашей «банке», украшающей храм коллективного сознания «российских конников», в труде Линды Теллингтон-Джонс представлены — и редкая серость, и виртуозное сюсюканье, и самые лучшие побуждения.

Рассмотрим же ее. Беспристрастно, и все же с симпатией к автору, учитывая, что автор, во-первых, пожилая дама, а во-вторых, все-таки «председатель».

Напоминаю, что самоприсвоенный, но всеми принятый титул Линды Теллингтон-Джонс, которым она ныне уверенно подписывается — «Председатель Союза Полномочных Послов От Животного Мира».

Впрочем, книга написана еще «до» председательского титула, так что для ее рецензирования — помощь людей в белых халатах может и не понадобиться.

Итак, содержательная часть книги делится на три неравные части:

Часть первая заключается в проповеди «завитушкой теории», которую мы подробно и доброжелательно рассмотрим чуть позже.

Вторая часть — это странный вариант ломброзианства. Автор, причудливо интерпретирует известную теорию Ломброзо о физиогномических приметах преступников. Будущий «посол» на основании личных наблюдений за особенностями строения черепа лошади и миологической картины основных мышц головы делает выводы о порочности лошади, ее преступных наклонностях или же о ее достоинствах.

Третья часть — это непосредственно пропаганда практики «исправительных прикосновений» ТТЕАМ, личного изобретения автора. В третьей части уже более ощутимо присутствуют «посольские» мотивы, поэтому и рецензировать ее придется с предельной деликатностью.

Начнем с проповеди «Завитушкой теории».

Данная теория заключается в том, что завитки шерсти являются доказательством тех или иных качеств лошади и напрямую свидетельствуют о ее характере и способностях.

Автор пишет: «Завитки у лошадей являются эквивалентом отпечатков пальцев у людей». Из этого почему-то делается восторженный вывод о решающей роли завитков для определения характера лошади.

То, что криминалистикой давно доказано, что отпечатки пальцев НЕ ЯВЛЯЮТСЯ у людей хоть как-то связанными с характером или наклонностями, — автора не смущает.

Не смущает автора и откровенная надуманность анатомической аналогии «пальцы-волосы».

Но это бы все полбеды. Это из симпатии к автору можно списать на некоторое «дамство», которому некоторая бездумность даже как-то «идет».

Дальше — хуже.

«Завитушная» теория преподносится безапелляционно, торжествующе, как абсолютное ноу-хау автора.

Подтверждением истинности «завитушества» служат два туманных примера с проблемами каких-то безымянных гражданок и ссылка на дедушку автора, который что-то подобное слышал от «цыган», на «скаковой конюшне в России».