Вторая поправка. Культ оружия в США - Марат Владиславович Нигматулин
Это приводит к закономерным последствиям: так, феминистская публицистика в нашей стране не просто очень агрессивная. Она — ответно-агрессивная.
На самом деле этот очень бросается в глаза: при чтении феминистских текстов часто ощущается эта их интересная особенность. Многие из них выглядят как ответ на критику даже если никакой критики и полемики перед этим не было, некоторые же написаны так, будто представляют собой ответ на будущую критику, ещё не поступившую, но которая, как кажется авторке, обязательно поступит. Именно потому в текстах часто проявляется пассивная агрессия вместе с желанием заранее ответить на возможные претензии возможных хейтеров.
Во многом этим же объясняется и крайняя обидчивость многих людей в этой среде, острые реакции даже на сделанные даже в самой доброжелательной форме замечания: их сознание везде ждёт подвоха, постоянно готовится к конфликту.
Разумеется, за этим во многом стоят ещё и личные моменты, случаи пережитого насилия и опыт угнетения, но не это имеет определяющее значение.
Когда человек убеждён, что люди вокруг в целом добры и правильны, а все их преступления и дурные поступки порождаются нищетой и невежеством, то акты насилия со стороны конкретных людей воспринимаются как омерзительные исключения из общих правил, которые могут быть устранены посредством более или менее глубоких преобразований. Угнетение и неравенство в таких условиях представляется результатом неправильного общественного устройства, но не плохой человеческой природы.
Но если человек убеждён в том, что люди вокруг него по определению злобные, алчные и похотливые создания, которых не исправляет ни образование, ни нормальная жизнь, — то насилие и притеснение превращаются для него в неисправимое зло, к которому можно лишь подготовиться, но которого нельзя избежать.
В конце концов отказ от собственного социального проектирования, нежелание формировать собственный нарратив, зависимость от государственной пропаганды — приводят к тому, что феминизм (особенно радикальный) начинает приобретать черты «идеологии ресентимента» (хотя мы и не вполне приемлем этот термин).
Важную деструктивную составляющую вносит также современная психотерапия, в последнее время ставшая очень модной. Поскольку обрадуются за помощью такого рода в основном девушки и молодые женщины из крупных городов, имеющие притом травмированную психику, — аудитории любителей психотерапии и феминисток очевидным образом пересекаются.
Современное увлечение психотерапией в известной степени наследует увлечению людей «популярной психологией» в 2000-е годы. Есть в нём и некоторая доля разочарования в той самой популярной психологии с её советами в духе «будь позитивным».
В любом случае современная психотерапия имеет явный неолиберальной характер. В основе её лежит отрицание таких понятий, как личная честь, общественный долг или коллективные интересы. Любые ссылки на них, равно как и любые альтруистически порывы, — в современной психотерапии стигматизированы, отнесены едва ли не к болезни. Увлечение политикой, наличие жёстких политических взглядов, следование определённой идеологии — также воспринимается ею как болезненный симптом.
В конце концов следование господствующим нарративам насилия, цинизма, империализма, индивидуализма, аномии, аполитичности и личного успеха — привели к почти состоявшейся трагедии в Красноярске.
30 марта 2022 года 19-летняя Полина Дворкина застрелила собственного отца, а затем пришла с ружьем в детский садик для того, чтобы устроить там масшутинг. При этом по её словам она планировала убивать только маленьких мальчиков.
Феминистские паблики почти никак не отреагировали на это событие: большая часть из них и вовсе об этом умолчала. В феминистских чатах, однако, многие её поддерживали.
Что это было?
Ведь в данной истории воплотились, материализовались худшие представления мизогинной маносферы о радикальных феминистках.
К сожалению, именно так это и работает: когда кто-то слишком долго расчеловечивание своих оппонентов, называет их «орками», «свинособаками» и прочее — рано или поздно такие случат происходят.
Орки — самосбывающееся пророчество.
Феминистки так долго выслушивали господствующую антифем-пропаганду, что в итоге неосознанно (а иногда и вполне осознанно) начали перенимать и реализовывать её штампы. И это — настоящая трагедия.
* * *
Какое есть будущее у российского феминизма?
Варианта, в сущности, два.
Первый: отечественный феминизм всё же сумеет изобрести радикальную альтернативу и победить господствующие нарративы.
Второй: феминистское движение подчинится в итоге господствующему нарративу и будет полностью подмято им под себя.
Пока, к сожалению, мы чаще наблюдаем именно второй вариант развития событий, и конца-края этому не видно.
В условиях, когда люди изучают фем-теорию по постам в телеграмм-каналах, ничего хорошего в этой области быть не может по определению.
* * *
Собственно говоря, вот мы и подошли к ответу на вынесенный в название главы вопрос. В реальности современная woke-культура со всеми её составляющими типа «культуры отмены» и проч. — сама по себе не является противоядием против ненависти и разрушения, которые содержит в себе американский мономиф.
Дело в том, что сама эта культура была порождена тем самым мономифом, во многом по-прежнему барахтается в нём и никак не может освободиться от его влияния.
Единственным способом сделать woke-культуру действенной силой против разлагающего влияния американского мономифа, культа оружия, насилия и ненависти — насытить её социальной борьбой, придать ей классовое измерение. Именно об этом на протяжении всей своей жизни говорила Белл Хукс.
Так что в этой ситуации всё зависит от того, как мы ответим на вопрос о социальной природе этого нового движения, сможем ли мы придать феминизму и борьбе за права меньшинств классовый, антиимпериалистический и антибуржуазный характер.
Если такой характер будет придан новому движению — это может сделать его могильщиком нынешней американской системы мирового порядка и вместе с ней американского мономифа.
Впрочем, будет ли дан утвердительный ответ на данный вопрос, мы пока сказать не можем: события развиваются теперь чрезвычайно быстро, чтобы мы могли сделать хоть сколько-то веские предварительные выводы.
К сожалению, современный российский феминизм страдает множеством проблем.
Важнейшая из них состоит в недостатке образования по соответствующим темам, низкая степень владения теорией.
Деградация советской системы образования, переводческой школы, книгоиздания и библиотечной системы привели в итоге к существенным проблемам с освоением иностранной левой и феминистской мысли. Молодые люди далеко не всегда владеют в нужной степени иностранными языками для чтения оригинальных работ, тогда как крупные издательства не особенно спешат всё это переводить и издавать.
Следствием этого стали многие другие проблемы постсоветского феминизма: зацикленность на российском или восточноевропейском опыте, отсутствие ретроспективы, незнание собственной истории и «женской истории» вообще, возведение англо-американских моделей угнетения и противодействия этому угнетению в абсолют.
У всего этого есть свои предпосылки: иностранный опыт у нас практически недоступен ввиду языковых барьеров, абсолютизация и перенос характерных для Восточной Европы отношений угнетения на другие страны и эпохи приводит к чудовищным
