Итоги Итоги - Итоги № 52 (2012)
— И вы оказались свободным художником?
— В каком-то смысле. Меня просто не занимали в новых работах. Вот в это время Панфилов позвал меня в «Ленком» сыграть Гамлета в новой редакции. Марк Анатольевич Захаров меня, собственно, тоже звал после института, увидев на показе с сокурсниками, но тогда я уже работал на Таганке.
— Так выходит, что главный режиссер в вашей жизни — Панфилов. Он из диктаторов?
— Он из шаманов. Я ощущаю какое-то его гипнотическое воздействие. Не то чтобы впадаю в транс, но в результате бесконечных обсуждений, общения организм как-то сам начинает включаться. Он никогда не показывает, только ведет разговор о сути. Сколько мы «Аквитанскую львицу» репетировали, играли, столько разговаривали о моем персонаже, о его отношениях к жене, детям, миру... И сейчас продолжаем.
— И вы могли бы эту суть сформулировать?
— Я совсем недавно сыграл премьеру мюзикла композитора Лоры Квинт «Я — Эдмон Дантес», и, видно, что-то в этих двух работах для меня совпало: человек, обладающий для своего времени сверхвозможностями и долгое время живущий с неправильной мотивировкой, сам себя заводит в тупик. Талант политика, государственного деятеля, человека, обличенного почти неограниченной властью, сталкиваясь с высокими душевными ценностями, начинает убивать хозяина исподтишка, неожиданно, «подкрадываясь сзади».
— Говорят, артист, чувствуя зрительный зал, раньше других начинает ощущать изменения в умонастроении общества. Вы лично интересуетесь уличными протестами?
— Довольно пассивно. После трагических событий, произошедших в моей семье, политика, которой я раньше интересовался, слушая оппозиционные радиостанции, ушла куда-то на задний план. Есть вещи более глубокие, важные и непостижимые, чем современная политика или экономика.
— И поэтому разместили на своем сайте письмо, обращенное к городу и миру?
— Я вдруг начал вспоминать, как много обиженных или недопонятых мною людей. Мы же так устроены, что даже если неправы, нам очень трудно в этом сознаться. Поднять трубку или просто обернуться и сказать «простите» сложно. Практически невозможно. Потом мы за все это получаем от Господа Бога. Вдруг осознал: то, на что я раньше бурно реагировал, с чем пытался воевать, пылая яростью и исходя гневом, — ерунда, из-за которой не стоит обижать людей.
— Вас к вере привела жизненная трагедия или вы с детства человек верующий?
— Я крестился по настоянию жены, потом мы обвенчались. Но это не было приходом к Богу. Я и сейчас не пришел, все еще на пути к нему. Есть потребность помолиться утром и вечером, перед какими-то важными делами, попросить о помощи, попросить прощения, покаяться.
— Вернемся к делам земным. Как вы относитесь к дискуссиям о реформах репертуарного театра?
— Окончил институт почти 30 лет назад и все эти годы слышу разговоры о кризисе репертуарного театра. У каждой культурной институции есть свои плюсы и минусы. И окончательного решения больных проблем не существует. Всегда будут проблема финансирования, проблема репертуара и мучительная проблема гуманизма в отношении к актерам пенсионного возраста.
— Вы работаете в одном из самых знаменитых театров-домов. Однако сейчас он, скажем так, не на подъеме. Не хотите переехать в другой дом?
— Другой дом мне не нужен. Но хоть я в своем и обласкан, мне не все в нашем доме нравится. Мы ведь городской театр, и с уходом Лужкова наше финансовое положение стало более зыбким. Не нравится, что зарабатывание денег становится приоритетным и соответственно верстается и амортизируется репертуар. Впрочем, наверное, это нормальная ситуация.
— Кстати, вы соглашаетесь на какую-нибудь работу только из-за денег?
— Да, на самое нелюбимое для меня занятие — ведение концертов.
— Корпоративы?
— Свадьбы и дни рождения не веду. А на какие-нибудь вручения, фестивали или концерты иногда для прокорма семьи соглашаюсь.
— Как соотносится зарплата хорошо оплачиваемого театрального актера вашего уровня с гонораром за концерт?
— Бывает, что один вечер стоит одного-двух месячных окладов.
— Вы себя к каким актерам относите, актерам «представления» или «переживания»?
— Да не существует таких актеров в чистом виде. Как мужское и женское начало есть в любом человеке. Как нет абсолютного психического здоровья. Есть грань. И в разных спектаклях Рубикон можно переходить в противоположных направлениях. А все школы, системы — Станиславского ли, Гротовского, Михаила Чехова — это разные костыли, алюминиевые, деревянные, чугунные, кому на какие удобнее опираться. Не существует системы обучения актерской игре. Повезло с педагогом, нашел он к тебе подход — отлично. Дальше человек сам развивается. Мне один мой гениальный сокурсник, пишущий в свободное время работы по психологии театра, точно сказал: истинный актерский тренинг — умение привести себя к состоянию вдохновения перед началом спектакля.
— Вас не влекут новая драматургия, молодая режиссура?
— Я же говорил, что нелюбопытен. И чаще думаю, как отпихнуться от очередного предложения. Первый вопрос работодателям: «А почему я?» Когда слышу в ответ «харизма», «брутальность», говорю: мол, спасибо большое, все понял, до свидания. Мне интересно делать то, что я не делал вообще никогда, или то, что мне кажется абсолютно несовместимым со мной, о чем я даже и подумать не мог. Для меня это спектакль «Анархия», который я играю в «Современнике», все та же «Аквитанская львица», а сейчас это роль Эйнштейна, в которой снимаюсь. Когда мне ее предложили, смог только сказать: «Ребята, вы не больны?» Режиссер Елена Николаева долго уговаривала меня прочитать сценарий. Ну, прочитал и пожал плечами. А она не отставала: «Давай грим сделаем...» Когда я себя в зеркале увидел, сразу появились и юмор, и легкость, и другой тембр голоса. Какая-то новая пластика, неожиданные жесты. Я «спрятан» и можно по-хорошему хулиганить. Я даже текст не учу перед съемкой, сам как-то вылезает из меня.
— Работа с ансамблем «КарТуш» тоже из области освоения целины?
— Это сейчас моя самая главная радость и сфера любопытства, что ли. В театре или в кино меня удивить либо озадачить чем-то сложно. А здесь относительно новое дело, которое дает мне свободу и как актеру, и как вокалисту, и даже частично как режиссеру, иногда еще и как автору. У «КарТуш» была своя рок-история, свое лицо, но с моим приходом очень сильно поменялся репертуар. Скажу без ложной скромности, мы делаем то, что никто не делает в принципе: обычно поют либо рок-н-ролл, либо попсу, либо джаз, либо романсы и как бы ретро. А у нас есть почти все: от Шекспира, поэтов Серебряного века до современного рок-н-ролла и рок-баллад, есть Вертинский, Мандельштам, Пастернак, Арсений Тарковский, Диана Арбенина, Алексей Кортнев плюс какие-то советские классические вещи. Высоцкого играем все больше и больше. Мне кажется, я научился петь его песни. Организм понял, как это делать. У нас и свои песни рождаются. Андрей Вертузаев, руководитель группы, пишущий человек. А еще нас отличает то, что каждая песня становится маленьким спектаклем.
— То есть используете свой опыт драматического артиста?
— Умение держать зал использую. Но очень не люблю термин «актерское пение». Он подразумевает, что «мы ноты-то не очень можем петь, а в случае чего слезу пустим, на чувствах проедем». Я продолжаю учиться петь и смею думать, что куда-то в этом смысле расту. Те, кто слышат в первый раз, иногда не верят, что это не фонограмма.
— В будущее вы не заглядываете, а о спектаклях, канувших в Лету, сожалеете?
— Когда-то да. А потом пришло понимание, что театр тем и прекрасен, что все в нем происходит здесь и сейчас, и вот так, как сегодня, — больше НИКОГДА.
— Считаете, что жить надо сегодняшним днем?
— В Писании сказано: живите, как птицы. Будет день, будет пища.
Джентльмен-шоу / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
Джентльмен-шоу
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
В прокате «Джентльмены, удачи!»
Расставив знаки препинания в старом названии, компания «Базелевс» наконец сделала настоящий ремейк. Ведь ни «Ирония судьбы. Продолжение», ни «Служебный роман. Наше время» ремейками не являлись. А вот «Джентльмены, удачи!» Александра Баранова и Дмитрия Киселева полностью повторяют сюжетную канву хита 1971 года. Конечно, это нормальный коммерческий способ воспользоваться хорошо смазанным паровозом, который стоит на запасном пути, чтобы дать старт сегодняшнему сюжету, — надо же как-то отбивать 270 миллионов рублей бюджета. Но приходится признать, что старый паровоз по-прежнему ездит лучше.
