Дмитрий Калюжный - Понять Россию умом
Например, есть проблема с уборкой улиц. Хотите иметь их чистыми, нанимайте специальных людей для этой работы, а на оплату их труда собирайте деньги со всех. Но есть и другой путь: можно воспитывать каждого члена общества так, чтобы он убирал за собой, а несколько раз в году устраивать то, что называется субботником. По деньгам это, может быть, и дешевле, но ведь воспитание – тоже труд. Да еще надо иметь в виду, что воспитание моральных норм – процесс существенно более медленный, чем экономические изменения.
Поэтому надежд на удачный отпор внешнему информационному параметрическому воздействию очень мало.
Теперь следует разобрать вопрос рынка в автаркии. С одной стороны, известно, что поддержание абсолютного порядка очень энерго– и ресурсозатратно. Поэтому всегда предпочтительнее заменить установление порядка на самоорганизацию, контролируя лишь необходимые параметры, чтобы этот процесс шел в нужном направлении. И здесь рынок хорош, он обладает способностью самоорганизовывать экономическую систему. Но не всегда делает это с минимальными издержками. Поэтому рынок без границ – не лучшая идея для автаркии.
Уже говорилось, что государственное регулирование присутствует в любой нормальной стране, вне зависимости от того, какие экономические принципы она проповедует. Ведь в принципе рынок, демократия и коммунизм – понятия одного порядка. В чистом виде, по крайней мере сегодня, они недостижимы. Все их реализации весьма далеки от своих идеалов.
Существует и проблема выхода из автаркии. Жить бесконечно в таком состоянии не очень хорошо. Мы показали, что оно (состояние автаркии), как ни смотри, является неустойчивым. Тогда возникает вопрос: «Как выходить из него?».
А.П. Паршев ответа не дает.
Модель открытой экономики
Место страны в мировой экономике может быть различно: от сырьевого придатка до развитого государства, диктующего свои условия партнерам. Для достижения желаемого результата необходимо знать динамику вхождения в мировой рынок, и оценить оптимальную степень экономической открытости на каждом этапе: слишком поспешное вхождение в него может привести к плачевному результату.
Существует определенная стратегия перехода от закрытого общества в открытое. Находящееся в низкопродуктивном состоянии общество сначала должно перейти в высокопродуктивное состояние, и только после этого стать экономически открытым. При обратном порядке действий общество может навсегда остаться в низкопродуктивном состоянии и взаимодействовать с остальным миром только как поставщик дешевой рабочей силы, место для свалок и вредных производств. В эту сторону и движется Россия. А вот насчет ее сырья есть вопрос. Если добыча российского сырья станет актуальной из-за исчерпания его в других, легкодоступных местах, то наше сырье перестанет быть нашим. Если же нет, то мы будем территорией, не выгодной для эксплуатации месторождений.
Эти выводы относятся к закрытому обществу. В экономически открытом обществе ситуация принципиально меняется: здесь результат зависит от экономического состояния партнера. Если партнер более развит, то появляется возможность продавать свой товар (сырье) именно ему и получать конечный продукт оттуда. Заинтересованность в благополучии своих рабочих при этом уже отсутствует.
Страна, находящаяся в низкопродуктивном состоянии, рискует остаться в нем навсегда, если степень экономической открытости будет слишком велика, а переход к открытой экономике слишком поспешным. Страна, находящаяся в высокопродуктивном состоянии, может и должна быть экономически открытой, поскольку в этом случае она займет на мировом рынке достойное положение.
Есть модель «хищник – жертва». Так вот, в экономике хищник – это потребитель, а жертва – производитель. Модель аттрактора[10] более реалистична, нежели наличие устойчивого стационарного состояния. В разных переменных – разные закономерности.
Интересны факты из математической теории перестроек, относящиеся к тому случаю, когда нелинейная система находится в устойчивом состоянии, вблизи которого имеется лучшее устойчивое состояние:
Постепенное движение в сторону лучшего состояния сразу же приводит к ухудшению. Скорость ухудшения при равномерном движении к лучшему состоянию увеличивается.
По мере движения от худшего состояния к лучшему сопротивление системы изменению ее состояния растет.
Максимум сопротивления достигается раньше, чем самое плохое состояние, через которое нужно пройти для достижения лучшего состояния. После прохождения максимума сопротивления состояние продолжает ухудшаться.
По мере приближения к самому плохому состоянию на пути перестройки сопротивление, начиная с некоторого момента, начинает уменьшаться, и как только самое плохое состояние пройдено, не только полностью исчезает сопротивление, но система начинает притягиваться к лучшему состоянию.
Величина ухудшения, необходимого для перехода в лучшее состояние, сравнима с финальным улучшением и увеличивается по мере совершенствования системы. Слабо развитая система может перейти в лучшее состояние почти без предварительного ухудшения, в то время как развитая система, в силу своей устойчивости, на такое постепенное, непрерывное улучшение неспособна.
Если систему удается сразу, скачком, а не непрерывно, перевести их плохого устойчивого состояния достаточно близко к хорошему, то дальше она сама собой будет эволюционировать в сторону хорошего состояния.
Любая реформа приводит к падению благосостояния одних членов общества, которые становятся противниками реформы, и улучшает благосостояние других, которые становятся сторонниками реформы. Реформа становится экономически выгодной тогда, когда суммарный выигрыш от нее превышает суммарный проигрыш[11]. Тогда гипотетически те, кто выиграет, могут компенсировать проигрыш противников реформ: благосостояние первых увеличится, а благосостояние вторых – не изменится.
Но в реальности полная компенсация никогда не осуществляется, что вызывает противодействие реформам со стороны их противников. Поскольку ухудшается благосостояние противников реформ, снижается объем ресурсов, которыми они распоряжаются. Следовательно, уменьшается политический вес противников реформ. Наоборот, в ходе реформ политический вес их сторонников увеличивается. Чем быстрее осуществляются реформы, тем быстрее происходит утрата влияния их противников и рост влияния их сторонников.
Часть II. Знаем ли мы Заграницу?
Россия постоянно контактировала с Западом, и не всегда по своей воле. Приходилось сдерживать незваных гостей на своих границах, а то и провожать их за дверь. Чтобы не быть слабее в военном отношении, она вынуждена была заимствовать передовые технические идеи с Запада, но сама русская культура не успевала адаптироваться к условиям момента, – что вполне понятно, так как культура очень устойчива, а ее изменения требуют существенно большего времени, чем его уходит на простое копирование технологических идей. В результате в истории России можно обнаружить два крайних взгляда на поиск собственного пути ее развития. В XIX веке они получили названия «западничество» и «славянофильство». Не вдавясь в подробности, попытаемся кратко охарактеризовать эти направления.
Начнем с западников. Они считали, что не надо искать чего-то особенного в своем развитии. Запад – вот образец для подражания. Если что-то не получается, то ошибка не в рецепте, а в исполнителях. Но зачастую западники грешили «синдромом старика Хоттабыча», слизывая на Западе внешнюю форму явлений, не вникая в суть. Например, европейские армии – побеждают, они вооружены пушками, ручным стрелковым оружием и используют регулярный строй, а их солдаты одеты в короткие кафтаны и ходят в бой с бритыми лицами. Петр I взял на вооружение всё, включая одежду и бритьё, совсем не нужные для побед. Современный же российский западник-реформатор, без сомнений, сменил бы только внешний вид солдат (потому что это самое дешевое и заметное «новшество»), но не стал бы тратиться на новое оружие. Об этом можно судить твердо: они и наше отечественное-то оружие не очень жалуют.
Смысл жизни западники видели в построении передового общества, в достижении счастья на земле, в торжестве грядущего совершенного сообщества. Прогресс воспринимали как абсолютно положительную ценность. Они и теперь не изменились, и мы имеем пример перед глазами: слизав с западного образца внешний «макияж» рыночных отношений, внедрив самое дешевое – терминологию, наши западники – реформаторы, демократы, – создали здесь что угодно, но не цивилизованный рынок.
Полагали, что церковь должна быть непременно отделена от государства. В общем, их религией был материализм. Устранение религии на обочину жизни государства, общества и народа приведет, наконец-то, к утрате тех национальных особенностей России, которые мешают ей двигаться по пути прогресса, – говорили они.
