Дмитрий Верхотуров - Суворов врет! Потопить «Ледокол»
Мало того, что промышленность уничтожалась. Работающие предприятия были сильнейшим образом недогружены. В 1937 году производственные мощности имели следующий уровень использования: выгонка спирта — 10–12 %, мукомольная — 30–34 %, маслобойная — менее 50 %, текстильная — 5—20 %, металлообрабатывающая — 5 %, деревообрабатывающая — меньше 10 %, кожевенная — 4–5 %'. В 1938 году закрылся нефтеперерабатывающий завод в Кишиневе мощностью 25 тонн нефти в сутки.
Удушение промышленности в Бессарабии делалось для того, чтобы обеспечить промышленность основной части Румынии — Старого Королевства, где было сосредоточено 85 % промышленного капитала, рынком сбыта. Бессарабским крестьянам просто некуда было уйти из деревни, и потому там появились все признаки острого и затяжного аграрного кризиса: перенаселение, чрезмерное истощение земли, сокращение скота, износ инвентаря и прогрессирующая бедность.
Первым признаком этого кризиса стало огромное количество крестьянских хозяйств, не имеющих достаточного земельного надела. Безземельных и малоземельных было 42,7 % в Оргеевском уезде и 68,7 % в Хотинском и Черновицком уездах[202]. Вторым признаком была нехватка сельхозинвентаря. В 1937 году на 630 тысяч хозяйств приходилось 451,6 тысячи плугов, 6907 сеялок и 2009 молотилок[203]. Механической тяги почти не было. В 1937 году на всю Бессарабию имелся 361 трактор[204]. Наконец, с 1923 по 1937 год резко упала численность скота. Поголовье крупнорогатого скота — сократилось с 821 тысячи до 462 тысяч голов, овец и коз — с 2,4 млн до 1,9 млн голов, свиней — с 513 до 336 тысяч голов.
Помимо всего прочего, Бессарабия под румынской властью была страной неграмотных. По данным румынской переписи населения в 1930 году, 72 % населения было неграмотными, или 1,38 млн человек, из которых 1,26 млн неграмотных проживало в деревне. При этом в 1930-х годах в Бессарабии количество средних школ сократилось с 76 до 39, а количество средних профессиональных школ — с 55 до 43. Все высшее образование в Бессарабии было представлено теологическим и агрономическим факультетами Ясского университета, открытыми в Кишиневе. Само по себе характерно, что румынское правительство считало, что бессарабцы должны только пахать и молиться. Еще в 1921 году Румыния признала нежелательным обучение бессарабцев за границей, в частности в Чехословакии, а в 1935 году вышел запрет высылать деньги бессарабским студентам, обучающимся за границей. То есть румыны сознательно держали Бессарабию в неграмотности и препятствовали развитию образования. Для сравнения, в Молдавской АССР неграмотность была ликвидирована в 1934 году, а в 1939 году действовали 504 школы, 9 специальных школ и 3 высших учебных заведения[205].
Все это нагляднейшим образом показывает тот факт, что румыны вели себя в Бессарабии именно как оккупанты, которые основательно ограбили бессарабских крестьян, а потом целенаправленно превращали страну в нищую, неграмотную и забитую аграрную окраину.
Возврат Бессарабии
Вопреки утверждениям Виктора Суворова, что СССР якобы захватил или оторвал Бессарабию, ее возвращение в СССР состоялось относительно мирно, хотя и не без стычек и перестрелок. У командования РККА был готов план военной операции. 26 июня 1940 года В.М. Молотов передал румынскому послу Георге Давидеску ноту с ультимативным требованием о возврате Бессарабии и Северной Буковины, населенной украинцами. 27 июня в Румынии была объявлена мобилизация, однако вечером того же дня Коронный совет Румынии решил принять советские условия.
Утром 28 июня началась эвакуация румынских войск и продвижение в Бессарабии и Северной Буковине советских войск. К 1 июля 1940 года советские войска установили полный контроль над всей территорией, переданной СССР, и над новой советско-ру-мынской границей.
Румыны при эвакуации активно грабили местное население, так что сумма ущерба составила 1 млрд лей. Для пресечения грабежа и вывоза имущества в Румынию советские войска 29 июня 1940 года выставили на Пруте погранпосты для проверки выходящих румынских войск с целью изъятия награбленного. Впоследствии ставился вопрос о возмещении убытков, однако в ноябре 1940 года Румыния категорически отказалась выплачивать какие-либо компенсации.
Зато 2 июля 1940 года Румыния потребовала от СССР вернуть оружие и боеприпасы, брошенные румынскими солдатами при эвакуации. Первоначально советская сторона отказалась от передачи, но впоследствии, когда оружие было собрано, передача все же состоялась. Советский Союз передал Румынии оставленное в Бессарабии и Буковине оружие и боеприпасы: 66 тысяч винтовок, 1350 пулеметов, 8152 револьвера, 201 пушку, 109 тысяч снарядов и 17 млн патронов[206]. Эти данные показывают, что по существу это была не эвакуация, а паническое бегство румынской армии из Бессарабии и Буковины. Брошенным оружием можно было вооружить, по крайней мере, две пехотные дивизии.
В Бессарабию стали возвращаться ее жители, которые в разные годы вынуждены были выехать в Румынию и которые не хотели жить под румынской властью. Через месяц, к 26 июля 1940 года, несмотря на многочисленные препятствия, чинимые румынскими властями, вернулось 149,9 тысячи человек. К 16 декабря 1940 года вернулось около 300 тысяч репатриантов, в том числе из Румынии — 220 тысяч. Население Бессарабии увеличилось на 9,5 %[207]. Совершенно очевидно, какую власть бессарабцы считали своей, и очевидно, что они не считали СССР «коммунистическим рабством».
Так же, как в Западной Белоруссии и Западной Украине, в Бессарабии сразу же началось решительное и коренное переустройство всего хозяйства и образа жизни. Только, пожалуй, еще более решительное, чем в рассмотренном выше белорусском примере.
Первым делом состоялась земельная реформа. На первом этапе аграрной реформы было конфисковано 163,6 тысячи гектаров земель, из них 134,8 тысячи гектаров, в том числе 71 тысяча гектаров с урожаем, были распределены между безземельными и малоземельными крестьянами. В конечном итоге землей было наделено 186,4 тысячи наиболее нуждающихся хозяйств[208]. Малоземелье и безземелье было практически ликвидировано.
Уже осенью 1940 года, на озимый сев, стали создаваться прообразы колхозов — супряги, аналогичные товариществам по обработке земли в СССР. В осенний сев 1940 года организовано 57 тысяч супряг, в которые вступили 139,7 тысячи хозяйств, а весной 1941 года в Бессарабии было уже 106 тысяч супряг, в которых состояло 348,7 тысячи хозяйств — 75 % всех крестьянских дворов. Весной 1941 года началось создание колхозов и МТС. К началу войны в Бессарабии было 120 колхозов, в которые вступили 15,8 тысячи дворов и 52 машинно-тракторные станции, в которых было 700 тракторов, вдвое больше, чем за год до этого было во всей Бессарабии[209].
Сразу же была проведена национализация 120 предприятий, и в течение второго полугодия 1940 года почти все они были пушены в ход, обеспечив работой 80 тысяч человек. В сентябре 1940 года на базе механических мастерских был основан Кишиневский механический и чугунолитейный завод № 1, на котором было занято 200 рабочих[210].
До возвращения в СССР в Бессарабии свирепствовали болезни. По весьма несовершенной румынской статистике, в 1939 году в Бессарабии было зафиксировано 508 случаев сыпного тифа, 1058 случаев брюшного тифа, 1070 случаев сибирской язвы. Малярия, сифилис и туберкулез и вовсе были «привычными» болезнями. В 1939 году было зафиксировано 134,3 тысячи случаев малярии, на население в 3 млн человек. При этом в сельской местности болезни чаще всего вообще никем не фиксировались. После возвращения Бессарабии в СССР было запланировано открыть целую медицинскую сеть: 22 новые поликлиники, 12 венерических диспансеров, 10 туберкулезных диспансеров, 15 детских консультаций, 30 родильных домов[211]. По всей видимости, полностью построить все запланированные медицинские учреждения не успели.
Весьма решительно взялись за ликвидацию неграмотности. К февралю 1941 года доля неграмотных сократилась до 40,4 %[212].
На социальные и экономические преобразования в Бессарабии оказалось слишком мало времени, чуть менее года. Потому многих мероприятий выполнить просто не успели и не успели начать масштабную перестройку всего хозяйства, наподобие того, как это было сделано в Западной Белоруссии. Но даже то, что было сделано в этот год до начала войны, все равно весьма впечатляет, в особенности по сравнению с постепенной деградацией и обнищанием Бессарабии под румынской властью.
Все это показывает, насколько утверждения Виктора Суворова о «захвате Бессарабии» ложные, насколько они противоречат фактам. Во всем длинном бессарабском вопросе нет ни малейшего намека на угрозу румынской нефти. СССР считал Бессарабию оккупированной территорией, все 1920-е и 1930-е годы добивался ее возврата, и вот когда сложились благоприятные условия, Советский Союз осуществил этот возврат на условиях мирной передачи. Даже вернул румынам брошенное оружие. Говорить, что «захват Бессарабии» — это признак подготовки СССР к агрессии — это утверждение вообще за гранью всякой здравой логики.
