Владимир Губарев - Зарево над Припятью
Первым встал Доллежаль.
- Станция будет работать. У меня сомнений нет, - сказал он.
Вторым поднялся Дмитрий Иванович Блохинцев.
- В физику входит новое понятие - степень оптимизма. И его мы начинаем измерять в "доллежалях".
Раз Николай Антонович сказал - "будет!", значит, так тому и быть, Блохинцев улыбнулся.
Затем все присутствующие подтвердили: первая АЭС наверняка заработает! Молчал лишь Игорь Васильевич.
Наверное, в эти минуты он еще раз убеждался, настолько верны его делу те люди, которых он привлек к урановому проекту... Да, они стали не только единомышленниками, но и соратниками...
Таким образом, рождение новой единицы измерений физики обычно относят к весне 54-го года, но сам Николай Антонович убежден, что его оптимизм проявился гораздо раньше, еще в годы войны, и толчком послужили события 42-го года, когда он, будучи в Свердловске, получил необычное распоряжение.
Шла война. До Победы еще было далеко, а Николаю Антоновичу поручается создание крупного научно-исследовательского института химического машиностроения.
Причем тематика работ связана с восстановлением народного хозяйства. В Москве уже задумывались о послевоенном будущем.
- Это поручение удивило вас?
- Я сказал бы не "удивило", а "окрылило", потому что ученый и конструктор всегда должен работать во имя будущего.
- Вы уже понимали, что нужно по-новому строить науку и ее связь с производством?
- Существовала инерция при внедрении новой техники. И необходимо было найти такую схему, которая обеспечивала бы условия для эффективной работы ученых и конструкторов. Шел поиск кратчайшего пути. Так родился комплексный институт, состоящий из исследовательских отделов, конструкторских бюро и экспериментального производства. Сейчас такое "триединство" уже привычно, но в те годы это был первый опыт. Последующие события показали, насколько подобное соединение науки и производства оправдало себя. Я имею в виду создание первого промышленного атомного реактора.
Доллежаль приболел. Сказалось-таки невероятное напряжение военных лет.
В канун Нового года позвонил нарком:
- Николай Антонович, как самочувствие?
- Скоро надеюсь выбраться...
- Имейте в виду, что болеть некогда. Ждем. Есть серьезное поручение, сказал нарком.
В первых числах января 46-го года Доллежаля привезли к Курчатову.
Николай Антонович не мог припомнить, чтобы встречался когда-нибудь с Игорем Васильевичем. А Курчатов вел себя так, будто они проработали вместе не один год.
Он подробно рассказал об урановом проекте, о задачах, которые Доллежалю предстоит решить. Речь шла о первом промышленном реакторе, в котором можно было бы получить плутоний для ядерного заряда.
Курчатов говорил так, будто его собеседник был физиком. Не химиком и машиностроителем, а именно специалистом по ядерной физике.
- Не сомневался, что вы возьметесь, - заметил Курчатов. - Понимаю, дело для вас совершенно новое, но и вас неплохо знаю - справитесь.
Откуда же это "знаю"?
И лишь позже Игорь Васильевич пояснил:
- Мы с вами встречались, Николай Антонович, в Ленинграде. Лет десять назад. Вы уже были известным конструктором, а обо мне и не слышали... Кстати, играли с вами в теннис в Доме ученых. Только я был без бороды, поэтому и не узнали...
- Я ничего в ваших делах не понимаю, - признался Доллежаль.
- Ничего особенного у нас нет: надо с молекулярного уровня перейти на атомный, - отшутился Курчатов. - Всем приходится начинать с нуля, так что поработаем вместе, - заключил он уже серьезно.
Курчатов, вероятно, неплохо изучил характер Доллежаля - какой же конструктор не загорится, если ему предложить создать то, чего еще не существовало?!
А ведь Доллежаль был назначен Главным конструктором промышленного реактора в то время, когда еще и опытного не было... Только в декабре 46-го на окраине Москвы И. В. Курчатов пустит первый в Европе атомный реактор.
- Что такое талант?
- Мне кажется, что это прежде всего мастерство - высота совершенства. Оно дается не всем. К тому же не всякое мастерство признается нами за проявление таланта. Например, виртуозного пианиста не всегда признают талантливым... В научной работе, индивидуальной или коллективной, более приемлемо понятие "мастерство".
Мне лично больше нравится "мастерски" поставленный эксперимент, чем "талантливый". Как формировался первый, его логику я понять могу, а как второй - не всегда.
- Говорят, что Христофор Колумб не "открыл" Америку, а "наткнулся" на нее. Наверное, с открытиями в науке происходит нечто подобное, не так ли?
- Все, с чем мы сталкиваемся, есть результат бесчисленных взаимодействий, самых неожиданных комбинаций одновременно проявляющихся явлений природы, подчиняющихся строгим, ею выработанным законам.
И очень может быть, что если посмотреть на различные уже известные нам "открытия" с этой позиции, то окажется, что мы имеем дело с одним из таких сочетаний, ранее никем по тем или иным причинам незамеченным.
О действительном открытии можно говорить лишь тогда, когда сочетание отмечалось в соответствии с заранее высказанными гипотезами. В них, мне кажется, состоит главная ценность научной работы.
Обращает на себя вшшание то, что авторство большинства научных открытий признается не за одним человеком, а за группой, хотя и немногочисленной. Из этого не следует делать предположение, что в коллективе развитие научных идей происходит чаще, чем при индивидуальном научном поиске. Всего вернее, что в коллективе диалектическое мышление применительно к изучаемому явлению формируется более плодотворно. Опираясь на собственный опыт, считаю, что это именно так, причем наличие иногда выдающегося уровня знаний или способностей одного из членов коллектива никак не входит с этим в противоречие.
- Верно ли, что открытия с возрастом делать все труднее?
- Инерция мышления присуща пожилому человеку чаще, чем людям молодым, но история знает много случаев, когда выдающиеся открытия были сделаны людьми уже в достаточно зрелом возрасте. Думаю, тут нет закономерности, по крайней мере, для такого вывода нужна строгая статистика, а ее не существует.
Ему часто приходилось начинать с "нуля". Казалось бы, Доллежаль мог сказать "нет", за плечами богатый опыт, да и не мальчишка он, чтобы начинать все заново.
Наверное, при его авторитете, положении в науке и промышленности не осудили бы его, более того, нашлось бы немало сторонников. Но Доллежаль поступил иначе: он вновь засел за книги будто не доктор наук, а всего лишь студент. Ну и, конечно, встречи с физиками, подробные рассказы о том, что должно происходить в атомном реакторе.
- У меня такое впечатление, словно я учусь всю жизнь, - признался в разговоре Николай Антонович. - И я этому качеству весьма обязан, потому что оно позволяет оставаться на уровне требований времени. Без такого отношения к своей профессии конструктора ждет поражение...
Учеба - это одно. Но необходимо было и в корне изменить весь процесс создания новой конструкции. Как принято обычно? Разрабатывается конструкция, затем следует изделие, и на нем проверяются твои расчеты и предположения. После необходимых доработок можно приступать к полупромышленному образцу, а уже потом и запускать изделие в производство... хСхема проверена, казалось бы, иначе и быть не может.
Но у них все было иначе.
Доллежаль изучал литературу и одновременно вел проектирование реактора. Причем сразу же не маленького, экспериментального, а промышленного, того самого, на котором нужно было получать плутоний.
Ему, главному конструктору, по-своему "повезло" - он ничего не знал о реакторах, а потому сразу мог посмотреть на существующие идеи критически, в первую очередь с точки зрения конструктора. Предполагалось, что реактор будет "горизонтальным", то есть управление, стержни и прочее оборудование, которое необходимо вводить и выводить из активной зоны, расположить вокруг нее - казалось бы, так рационально и оправданно.
Но поистине: "Если тебе дают линованную бумагу, пиши поперек!" Эти слова можно смело ставить эпиграфом к труду конструктора.
Рассматривался проект "горизонтального" реактора.
- Но во время обсуждения у меня возникли сомнения, - рассказывает Доллежаль. - Я был встревожен: что-то не давало покоя...
Оказывается, конструкция была "некрасивая".
"Не конструктивна", как предпочитает говорить сам Доллежаль. И он предлагает вертикальную схему реактора.
Разговор с Курчатовым был коротким: "Работайте!"
В марте - сделан эскизный проект.
В июне Доллежаль привез чертежи Игорю Васильевичу. Тог сразу же поставил свою подпись.
