Газета Завтра Газета - Газета Завтра 424 (1 2002)
1
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 42 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
43
[email protected] 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Виктор Смирнов __
***
Бросая вызов звездному горошку
И славя свет-Россию во весь дух,
На свадьбах я растягивал гармошку
От красных девок и до молодух!
Пилось и пелось мне. И хлебом-солью
Не обойден в селе я был. И вдруг,
Как половодье, схлынуло застолье,
И — гробовая тишина вокруг.
И вот стою я средь полей, как нищий,
Что на базар всю душу сдуру свез.
И не гармошка — изгородь кладбища
Растянута от сердца и до слез...
***
И колосья дрожат в полях,
И на мельнице стонут мешки:
Держат Русь на своих плечах
Слишком пьяные мужики.
Я на помощь всем сердцем рвусь.
Гуси вкось косяком летят.
И вовсю качается Русь
С мужиками пьяными в лад.
Так за дело они взялись
Что от песен, слетающих с губ,
Прозревает слепая высь,
Прозревает незрячая глубь.
Вот уж верит Москва слезам,
Вот уж в речку упал зенит.
И качается колокол сам —
И звонит, и звонит, и звонит.
Как на мельнице страшно мешкам!
Шар земной, однако, в пути.
За такие труды мужичкам
Надо чарочку поднести!
Плещут в окна волны морей.
И, дивясь, как в груди горячо,
Я под ношу, что всех милей,
Подставляю свое плечо...
***
Пламя столетий скользит по устам,
В сердце чернеет вселенская сажа.
Ангел-хранитель, а ты не устал?
Глаз не смыкаючи реять на страже?
Сил не осталось. Я еле бреду.
Тыл оголен. И рассеяны фланги.
Тут и вступает в сражение ангел,
Крыльями гонит и смерть, и беду.
Мечет он в дьявола стрелы свои.,
Время, быть может, напрасно теряя.
Ангел-хранитель, а кто для тебя я?
Разве что русло для песен любви.
Эта слезинка — твоя? Иль — моя?
Ты или я высшей силы заложник?
Ангел-хранитель, за что же, за что же
Любишь, жалеешь и веришь в меня?
Чтобы я звездные брал рубежи,
Снова меня воскресишь из бессилья.
Дай поцелую незримые крылья —
И упаду от бессилья во ржи.
Дышит мне в душу и светом, и мглой
Чрево земное с бессмертною осью.
Кто-то без ветра качает колосья.
Это не ты ли паришь надо мной?
***
На гибнущей планете — пир горою!
Чернеют тучи. Свищет молонья.
Я ощущаю с ужасом порою:
Поэзия уходит от меня.
Туда, туда, в глубины небосвода,
Где гроздья звезд пока не отцвели,
Поэзия уходит от народа,
Поэзия уходит от земли.
Поэзия уходит от усталых,
От глупых, что не верят в Божий страх.
Поэзия уходит от лукавых —
И остается лишь в святых сердцах.
Как грозно грязь к подошвам века липнет!
Но воду носит, носит решето.
Сто лет стояла липа! Пилят липу.
Но аист вьет на ней свое гнездо!..
***
Она одна спасет весь мир навеки!
Она одна сияет там и тут.
И тянутся в поэзию калеки —
Духовные, телесные, — идут.
Безумные, безвольные, безвнукие,
Как будто бы сквозь тьму на зов огней,
Безглазые, безногие, безрукие, —
Идут — и просят помощи у ней.
Ночных просторов сторожа бессменные,
Скитальцы, что себя надеждой жгут,
Юродивые рядом и блаженные
К ней тянут руки — и спасенья ждут.
И внемля свету, и внимая звуку,
Спускаясь вниз с немыслимых высот,
Вселенскую божественную руку
На чью-то голову она кладет.
Ей не прикажешь. Африка, Европа,
Америка, — пришедших легион.
Она ласкает кудри эфиопа
Или погладит русый русский лен.
Она вершит, как некое знаменье,
Свой самый высший в мире приговор.
Безглазому она подарит зренье,
Безногому великий даст простор.
И ей несчастный низко бьет поклоны,
И звездные молитвы говорит,
Как будто на безрукого с иконы
Мать Божья — троеручица глядит...
СМОЛЕНСК
1
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 44 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
45
[email protected] 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Шафи Нерина ТАНЦЕМ СОТВОРЁННЫЙ МИР (К 75-летию Юрия Григоровича)
ЭТО БЫЛО В ДНИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ. Два ученика Ленинградского хореографического училища, добыв где-то лодку, пытались бежать на фронт. Но беглецы были пойманы и возвращены к балетным станкам. Одним из тех смельчаков был Юрий Григорович. С таких мальчишеских подвигов он начинал, прежде чем перейти к творческому подвижничеству, принесшему ему славу великого хореографа ХХ века.
"С Григоровичем интересно работать, потому что он — настоящий художник, и его поиск будит мысль, зажигает исполнителей", — так писала Галина Уланова, репетитор всех балетов Юрий Николаевича, шедших на сцене Большого театра.
"Григоровича-хореографа может превзойти только сам Григорович", — так пишет англичанка Мэри Кларк, главный редактор самого авторитетного в мире балетного журнала "Дансинг таймс".
При имени Юрия Григоровича невольно возникают перед мысленным взором "кадры" из его спектаклей. В бесстрашном светоносном полете, устремленном в бессмертие, — Спартак; Иван Грозный, в последнем яростном усилии собирающий воедино колокольные канаты — символические сирены русского государства... Или же: три фигуры, высвеченные на темной сцене узкими лучами света, — Ферхад, Ширин, Мехменэ Бану, их неслышные, но пронзающие сердце пластические "размышления" о личном счастье и высшем служении долгу перед людьми... Балеты Григоровича. Эпоха Григоровича. Она охватывает всю вторую половину ХХ века и продолжается сейчас, в веке XXI.
А начиналось все в 1957 году. С "Каменного цветка" — первого балета Григоровича на большой сцене — Ленинградского театра имени Кирова. Тогда сразу из начинающих он вышел в лидеры хореографического искусства. Постановка стала поворотным моментом не только в его собственной судьбе, но и в целой судьбе русского балета. Вот что написал тогда Дмитрий Шостакович: "Все лучшее из области традиций и современных средств — предстает в этой постановке в форме яркой и убедительной. Здесь торжествует танец. Все выражено, все рассказано его богатейшим языком... Вот это удача знаменательная". Этими словами "все выражено танцем" — определена новизна. Новизна принципиальная. Именно с премьеры "Каменного цветка" ведется отсчет нового этапа хореографического театра, когда в прошлое отступают спектакли с преобладанием пантомимы бытового правдоподобия, схематичных однозначных героев.
