Дмитрий Губин - Под чертой (сборник)

Поэтому я взял билеты из Хельсинки.

В 2011 году число пассажиров, вылетающих из Финляндии, увеличилось на 19 %. А из аэропорта городка Лаппеенранта близ русской границы, – на 90,3 %, и каждый второй вылетающий из этого аэропорта пассажир – русский. Нас можно понять: в России при Путине международных аэропортов стало меньше на один, а всего число аэропортов сократилось с 533 в 2000-м до 329 в 2009-м (в 1991-м их было вообще 1450). Собственно, русские и превратили местный финский аэропортик в международный. И, если нынешняя русская власть останется у власти, та же прекрасная судьба ждет, полагаю, и Савонлинну, и Йоэнсуу, и даже Похакулоа.

Для Европы это отличные новости. Да, может снижаться рейтинг, падать евро, бушевать кризис, – когда все это пройдет, там останутся сети скоростных железных дорог, трехрядных автобанов и качественных аэропортов.

В России же, когда кончатся газ или Путин, останутся два с лишним десятка царских дворцов, лужковский новодел, избушки в Сибири, книги Лимонова да воспоминания о поездках за границу.

Хотя это лучше, чем ничего.

2012

22. Хипстеры, революция и Европа в России//

О том, что призыв сделать «как в Европе» таит незнание Европы

Среди тех, кто вышел – и еще выйдет – на митинги протеста, заметна прослойка, называемая не слишком сведущими в прослойках людьми «хипстерами». Типа, хипстеры, – это те, кто носит джинсики-облипайки и странный разноцветный трикотаж марки American Apparel (недешевой, кстати).

На самом деле эти самые хипстеры – слой людей, называемый у англосаксов «самозанятые», self-employed. Специалисты по триммингу собачек, инструкторы йоги, аниматоры корпоративов, декораторы, флористы, вэб-дизайнеры, стилисты, имиджмейкеры, фрилансеры. Они одноклассники офисного народа, составлявшего на митингах основную массу, но не офисный народ: хотя бы потому, что именно они, яркие рыбки городских коралловых рифов, определяют моду. А офисный народ моде, в лучшем случае, следует.

Такие же точно рыбки и на тех же точно кораллах обитают в любом большом свободном городе мира – от Нью-Йорка до Барселоны. Они так же чувствительны к изменениям среды, потому что загрязнение, похолодание, не говоря о приходе цунами – напрямую грозят их жизни. Они не могут без своего рифа. Они не менеджеры крупной компании – сегодня здесь, завтра там, – они не могут уплыть.

Я хорошо понимаю, что двигало их, знатоков инди-музыки и молочных улунов, на Болотную площадь и проспект Сахарова. Это в офисе еще можно перетерпеть хамство и вранье: они микшируются, обезличиваются по мере передачи по вертикали вниз, и не один ты такой. А когда ты один на один с заказчиком, несправедливость воспринимается обостренно.

И несправедливость современного политического устройства России (не говоря уж про эстетическое устройство, когда, короче, есть труба, и есть конкретные правильные пацаны при трубе, и, короче, чо надо, то купим) – воспринимаются ими особенно остро. Устройство, при котором силовые дяди, прогибающиеся перед альфа-самцом и дерущие задницу гамма-самцам, тупо пилят то, что должно принадлежать всем.

Гадство.

А мы хотим Европу здесь и сейчас (как довольно точно сформулировал требование рыбок-хипстеров Сергей Доренко).

Повторяю: обостренное чувство достоинства и справедливости свойственно всем самозанятым профессионалам мира.

Но есть одно отличие, которого наши рыбки предпочитают не замечать.

Дело в том, что наши – если начистоту – выросли на перераспределении тех самых попиленных нефтегазовых бюджетов. И пусть очередной питерский чиновник, зажавший конверт с кэшачком (не знаю, как именно это у них происходит, но, вероятно, так и происходит), никогда не обратится к стилисту, но его жене для ремонта квартиры уже потребуются архитектор, дизайнер и декоратор. А его дочери – учитель пения. А сыну – уроки фотографии. А любовнице – диетолог, косметолог и куафер для любовницыного чихуахуа. Да и самому чиновнику – горнолыжный тренер.

И все перечисленные специалисты будут получать свои гонорары в конвертах, потому что силовики тоже люди, у них возникают мысли о справедливости, и они думают несправедливо платить 1900 рублей за час тренировки в питерском Охта-парке через кассу, потому что из них тренеру обломится хорошо если четверть, – а справедливо 1000 и напрямую.

Теперь, внимание, товарищи тренеры, рыбки, хипстеры и прочие, – вопрос: а что вы будете делать, если несправедливое нынешнее российское устройство заменится справедливым европейским? Ведь оно может замениться двумя путями. Первый – в результате социального переустройства «снизу», то бишь революции (я надеюсь на «бархатную»). Второй – в результате падения цен не нефть, что потребует переустройства «сверху». В любом случае, хотели Европу? – Получите Европу. Исключительно с легальным доходом. С подоходным налогом не ниже трети дохода. С перераспределением через социальные фонды. С преимущественно общественным транспортом в городах. Когда, в общем, считать нужно каждую копейку, и копить всю жизнь, и не факт, что к старости можно расслабиться. Кстати, на пенсию придется выходить в 70 лет и мужчинам, и женщинам. Европа – это, по сравнению с нынешней Россией, равенство. Во всем, включая потребление. Поэтому дизайнерские шмотки в Европе – для звезд, а для среднего класса – H amp;M и GAP.

Готовы к Европе?

Я пишу это вовсе не для того, чтобы хитро подвести к довольно популярной (в определенных кругах) и довольно подлой (с моей точки зрения) мысли: давайте оставим все как есть, не будет раскачивать лодку и прочее, потому что нынешняя путинская Россия все равно лучше всего, что было, и всего, что могло быть.

Потому что эта Россия мне дико не нравится враньем, несправедливостью, «мигалками», презрением к тем, у кого мало денег и зажравшимся самодовольством тех, кто деньги напилил. Я тоже хочу Европу.

Но я спрашиваю: вы готовы? Вы готовы к другому – социальному – типу перераспределения, к затягиванию поясов, к падению дохода, к отказу от поездок по городу на собственном авто, к смене работы? К тому, что вместо тримминга собачек придется печь хлеб? И открывать придется не клуб, а завод по переработке овощей, потому что клубов много, а вот с заводами и овощами беда? Что деньги от продажи углеводородов кончатся, и придется думать, что делать со своей землей и мозгами?

Я уже пережил одну революцию, когда всем тоже очень хотелось Европу: в 1991-м. Ее движущей силой был главный городской класс той поры: технический интеллигент, мэнээс, сотрудник НИИ и КБ, поклонник Пастернака, читатель «Нового мира» (во главе революционеров стояли журналисты и либеральная профессура). Но те же самые люди обратили революцию в контрреволюцию, когда выяснилось, что «Европа» не означает по-советски гонять чаи в НИИ, обсуждая Бродского, но получая доллары. Когда выяснилось, что на европейские весы из своего мозгового капитала нечего положить. Когда обнаружилось, что у них нет ни потребных миру умений, ни знаний, ни даже знания языков. И вот тогда те, кто вчера шел на баррикады, так же искренне возопили про «либерастов» и «дерьмократию» и благословили идущего по их же свободам, а иногда и по головам, – сильного и прекрасного автократа Путина.

Очень не хочется, чтобы все повторилось.

2012

23. Раскачивание водки//

О том, что нельзя бороться с культом водки, не создавая культуры вина

В январе, чуть пройдет новогодняя интоксикация, ежегодно идут разговоры на тему, как обуздать, хм… русскую болезнь. Вон уже главный нарколог Минздрава высказался. Мне тоже есть что сказать!

Главного нарколога зовут Евгений Брюн. Он сказал: цена на спиртное в России должна быть пропорциональна градусу. «Если пиво трехградусное, например, стоит рубль, то водка должна стоить в 13 раз дороже. У нас же пока получается, что градус алкоголя в водке очень дешевый». Дешевая водка, по мнению Брюна, способствует алкоголизации.

Я об этом заявлении уважаемого специалиста узнал во Франции – в тот день, когда, выпив на аперитив в бретонском ресторанчике кир-бретань (сидр, черносмородиновый ликер и яблочная водка, дабы поднять градус сидра до применяемых в кирах шампанского или вина) и запив морских гребешков бокалом шардоне, сел за руль и поехал по редкой красоты побережью.

Во Франции – как и в большинстве европейских стран, алкоголь в крови не запрещает водить автомобиль. Но во всех странах нельзя водить автомобиль пьяным. Граница не столько формальна (во Франции – пара бокалов вина, в Финляндии – бокал), сколько тонка (разные организмы по-разному реагируют на алкоголь). Вон и француз-приятель, одолживший нам автомобиль, последние годы возит с собой алкометр, в который исправно дует на выходе из ресторана.