Газета День Литературы - Газета День Литературы # 150 (2009 2)
Не знал Пётр, что все мысли его черные зайчишке, трущемуся у ног Февроньи, видны наперёд. Чудно, конечно, что девица зайца ручного держит. Да ещё и целительством занимается, не иначе, как ведьмачеством попахивает. Но, поперву не перечит больной Пётр Февронье. Да и силы последние уходят, от жизни лишь тонкая ниточка осталась, как бы не оборвалась.
– Исцелишь от болячек и язв моих гнойных, так и быть, возьму тебя в жены…
А заяц лунный Февронье уже и все планы тайные Петра порассказал. Но сказал и то, какими мазями можно вылечить его язвы, полученные от дьявола.
– Только ты, Февронья, одну язвочку маленькую оставь несмазанной, если сдержит своё слово князь, залечишь быстро, если же обманет он тебя, пойдут по всему телу язвы и струпья ещё более страшные и болезненные.
Так все и случилось. Намазали Петра мазью целебной от лунного зайца, лишь на ноге маленькую неприметную язвочку открытой оставили. Быстро излечился Пётр, за ночь все струпья и язвы с тела исчезли, боли затихли. Вновь молодой и бодрый стал младший князь Муромский.
Через день-другой послал он девице Февронье в деревню Ласково целый воз с подарками, один краше и лучше другого. Живи, не горюй.
Только девица Февронья по совету зайца воз этот не приняла, велела отвезти обратно, а Петру велела передать, низко же он себя ценит, лишь за воз подарков, вот и вся княжеская цена и честь.
Рассвирепел Пётр из-за этих гордых слов крестьянской девицы, хотел было примерно наказать её, но вспомнил про былые боли и успокоился. Пусть живёт со своим ручным зайцем всем на диво…
Только вот незамеченная язвочка на ноге вдруг распухать, краснеть стала, а затем такой гной из неё пошёл, какого никогда раньше у Петра и не было. От того гноя и по всей ноге волдыри пошли, лопаются, а из них новый гной, уже и лица не видно у младшего князя, одна сплошная язва. Что делать? Наказывать девицу, а самому помирать?
Приказал князь едва живым голосом готовить новые сани и с отрядом всадников вновь отправился в рязанские земли в деревню Ласково, к девице Февронье, прощенья просить за обман. И дал во имя всего святого, всех близких своих, всего рода княжеского древнерусского святое обещание взять в жёны девицу Февронью, ежели она до конца вылечит его.
А девица уж и ждала его, даже нисколько не гневалась.
– Ну, так и быть, ежели всерьёз решил меня в жёны взять, вылечу тебя, будешь лучше любого здорового.
И вернулись в Муром уже вместе: князь Пётр и княгиня Февронья. И никогда в жизни Февронья не напоминала мужу о первом обмане. Взяла с собой Февронья и лунного зайца. Тот уже собирался обратно по лучику на луну возвращаться, но решил какое-то время погостить у молодых, давать вовремя умные советы. Князь не противился. Понял он давно уже, что его жизнь в руках Февроньи, и всё это по воле Божьей. И жить им надо в мире и согласии.
Спустя скорое время отошёл от жизни его старший брат, князь Муромский Павел. И всё княжество древнерусское Муромское стало подчиняться Петру и Февронье. Народу это любо было, да и жизнь они праведную вели, и законы справедливые чинили. Но бояре и чиновники вознегодовали: как это они будут ходить под командованием какой-то деревенской девицы, да ещё терпеть её ручного зайца. Иные из бояр, по европам понаездившиеся, слышали, что с зайцами водятся лишь колдуньи и чародеи. А тут княгиня без стеснения в конце каждого обеда все крошки вокруг собирает, зайца угощать. Вроде бы ничего особенного, став княгиней, Февронья не забыла народный обычай собирать крошки со стола после трапезы. Крестьяне потом крошки эти ссыпали домашним животным, а Февронья своему чудному зайцу.
Стали они попрекать князя за эти крошки заячьи, за колдовство княгинюшки. Не стерпел князь, велел как-то раз княгине после обеда разжать ладони, разжимает она, а там по заячьему волшебному дару и божьему благословению не хлебные крошки, а ладан и благовония, фимиам по всему залу разошёлся. Вроде бы должны были успокоиться бояре, ведь нечистая сила, ожидающая у храма, когда её кто-нибудь накормит остатками просфоры, бежит от ладана и фимиама. Значит, заяц должен был оказаться вне подозрений. Осрамились вновь бояре, но не успокоились. Подглядели они, как княгиня с лунным зайцем чудно разговаривает, будто совета спрашивает. Именно из-за этого чудного, а по мнению многих бояр и церковников, и прямо колдовского, ведьмаческого союза Февроньи и неизвестно откуда взявшегося зайца, из-за её шептаний и чудных мудрых приговоров, из-за её таинственного дара врачевания и ополчились на неё фарисеи. Стали обвинять Февронию в сговоре с нечистой силой. Собственно, вся борьба, приведшая к отъезду князя и княгини и к отказу Петра от княжения, заключалась в доказательствах того, кем же был заяц. Агнецом Божьим или посланцем колдовской силы? Кто-то же дал крестьянской девице волшебную силу излечения от тяжких болезней, дал рецепты чудодейственного снадобья и мази. Откуда боярам и иным церковникам было знать, что лунный заяц и спустился в Муром ради князя Петра и его чудесного исцеления, предвидя их дальнейшую счастливую жизнь.
И пришли все бояре в бесстыдстве и великом честолюбии своём к князю с жалобой.
– Князь благоверный, самодержствуй над нами, но отправь свою жену обратно в деревню с её постыдным зайцем. Пусть берёт себе богатства, сколько хочет, а в сани свои зайца впрягает, если без него жить не может…
Свалили на бедного зайца и все беды, все напасти, все болезни, которые случались в граде Муроме.
Княгиня же возражать боярам не стала, но поставила условием, что уедет не только с зайцем вместе, но и с князем, мужем своим. А князь и рад был. Не представлял он уже дальнейшей жизни без Февроньи, и нисколько не мешал ему ласковый белый пушистый заяц, время от времени воркующий о чём-то с княгиней.
Да и бояре этому рады были, каждый из них мнил себя князем, каждый хотел жить по своей воле, без общего управления, не думая о других.
Так и отправились князь с княгиней и с лунным зайцем в обратный путь в деревню Ласково. Поплыли в ладьях по реке Оке. Собирались жить в ладу и согласии по Божьим заветам.
Долго ли, коротко ли, но приплывают к ним из Мурома вельможи разные. Перед князем на колени. Как уплыли от них Пётр и Февронья, начали бояре муромские лютую борьбу между собой за право управлять городом и княжеством уйму народу перебили. И затосковал народ муромский, и возмечтал о былом князе Петре и его жене Февронье. Перестал смущать их и ручной заяц. К тому же мор навалился на Муром, а о чудесных качествах врачевания Февронии, о её снадобьях и мазях все были наслышаны.
Стали молить приплывшие к князю уцелевшие бояре вернуться в город и взять княжество в свои руки, а княгинюшка помогла бы исцелиться народу от напавшего мора.
Не стали держать обиду Пётр и Февронья на муромчан, вернулись в город и стали добрыми пастырями и исцелителями своему народу. И зажило муромское княжество в справедливости и дружбе. Странников привечали, бедных кормили. А лунный заяц, сполна обучив Февронию искусству врачевания, попрощался с ней и с князем Петром, который тоже давно уже всю правду о лунном зайце знал, и ценил его за доброту и сострадание к людям, и отправился прямиком на свою луну.
Уже сидя на луне под своим коричным деревом жизни, он своими лучистыми глазами продолжал следить за Петром и Февроньей всю их оставшуюся жизнь. Про себя как бы примеряя их добрую и ладную счастливую семейную жизнь на своё возможное, но несостоявшееся семейное счастье. Был же у лунного зайца, воплощавшего и символизирующего женское начало Инь, момент, когда он пожелал сбежать навсегда на землю уже в облике прекрасной царевны, и близок был момент их свадьбы с желанным принцем, но воспротивились небесные силы, определившие лунному зайцу вечное служение в изготовлении снадобья бессмертия и других целебных эликсиров. Вернули на луну, не дали состояться земному чуду любви и семейного счастья… Вот и решил лунный заяц подарить Петру и Февронье то семейное счастье, которого сам по воле Неба был лишён.
И когда после долгого и ладного правления ушли князь Пётр и Февронья в мир горний в один день и один час 25 июля, пожелали они и в общей могиле лежать. Но завистные люди, завидовавшие и их долгому правлению, и счастливой их жизни, воспротивились. Мол, не положено мужу и жене, если они приняли перед смертью монашеский чин, в одном гробу лежать, в общей могиле. Стали они фарисействовать, будто бы от имени Бога, упрекать даже посмертно князя и княгиню в мнимой ереси любви. Разнесли их тела по разным монастырям, расположенным далеко друг от друга, уложили в разные гробы. Тут уж не стерпел лунный заяц, своим чудодейственным яшмовым пестиком легко перенёс их обоих в ночное время в общую могилу, вытесанную в камне.
