Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6346 ( № 45 2011)
Се Пиндар, Цицерон, Вергилий -
слава россов,
Неподражаемый, бессмертный
Ломоносов.
В восторгах он своихгде лишь черкнул
пером,
От пламенных картин поныне слышен
гром.
Державин редко ошибался. Поныне! Мы справедливо чествуем Ломоносова-учёного, но не забудем и о поэте, который превратил словесность из учёной забавы в миссию, которая преображает судьбы. Когда умер Ломоносов, Державину было двадцать два года, он служил солдатом в лейб-гвардии Преображенского полка. Военная карьера не задавалась, поэт стал заядлым картёжником. Проигрался, "ездил, так сказать с отчаянья, день и ночь по трактирам искать игры; познакомился с игроками или, лучше, с прикрытыми благопристойными поступками и одеждой разбойниками; у них научился заговорам, как новичков заводить в игру, подборам карт, подделкам и всяким игрецким мошенничествам", - вспоминал Державин много лет спустя. Выручали только стихи. "Когда случалось, что не на что было не токмо играть, но и жить, то, запершись дома, ел хлеб с водой и марал стихи". "Марать стихи" Державин начал ещё в гимназии; чтение книг стало пробуждать в нём охоту к стихотворству. Поступив в военную службу, он переложил на рифмы ходившие между солдатами "площадные прибаски на счёт каждого гвардейского полка". Русская поэзия в то время состояла из сочинений Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова - и она уже была способна помочь, "в несчастный случай сберечь" заплутавшего человека. Ломоносов, тосковавший по Родине в Германии, влюбившийся в русское слово, ощутил поэзию как сокровенную стихию русского языка. С его раскатистых ямбов началась настоящая русская поэзия, в которой каждое слово, как "бездна, звёзд полна". Поэзия стала необходимостью, в ней концентрировалось нечто главное.
Ломоносов создавал литературу в теории и на практике. Учился у европейцев, главным образом - у немцев, но не менее важны для него были традиции древнерусской словесности. Ещё П.А. Катенин заметил: "Ломоносов первый его (русский язык. - Прим.) очистил[?] Чем же он достиг своей цели? Приближением к языку славянскому и церковному". Этого часто не замечают.
Ежегодно Ломоносов осыпал дифирамбами, а заодно и поучал императриц. Главным светским государственным и придворным праздником Российской империи был день восшествия на престол правящего монарха. Ломоносову повезло: в его времена в России правили женщины, восприимчивые к комплиментам, к велеречивой поэзии. Ломоносов обсыпал панегирическим сахаром программные наставления - и коронованные дамы с наслаждением употребляли эту деликатную пищу, ораторские монологи в стихах. За ежегодные оды "На день восшествия[?]", за пиитическое красноречие награждали Ломоносова щедро: целый год можно было безбедно существовать на царицыны рубли. Но стихи были для Ломоносова не только эффективным пропагандистом, агитатором и организатором Просвещения, не только способом приблизиться к трону и обеспечить материальную независимость. Стихами он разговаривал сам с собой.
Один риторический вопрос из "Вечернего размышления о Божием величестве" - "Скажите, что нас так мятёт?" - открывает бездну, полную не только звёзд, но и поэзии. Читаем эту строку - и хочется отдышаться, выдержать паузу, ощутить, понять[?] Казалось бы, эта фигура речи подобает правоведам и публицистам, а потом мы прочитали у Пушкина: "Дар напрасный, дар случайный, // Жизнь, зачем ты мне дана?", "Не так ли ты над самой бездной, на высоте, уздой железной Россию поднял на дыбы?", "Что тревожишь ты меня? // Что ты значишь, скучный шёпот?". Вопросы, за которыми - тьмы подтекстов, сомнений, которые захватывают читателя, тревожат. И рождалась эта интонация в поэзии Ломоносова[?]
А если вспоминать ещё, вспоминать лучшее из Ломоносова, сразу прояснится громадный образ поэта, который в последнее время заслонили другие фундаментальные ипостаси русского гения - физика, химика, просветителя.
Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина,
Блаженство сёл, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!
Полезна и в то же время красна, прекрасна - ломоносовское золотое сечение. Вот что такое - "он чистый слог стихов и прозы ввёл в Россию". Гимн Родине, Просвещению, мирному труду - и не резонёрский, а страстный. Чтобы произнести такие слова, нужно всё-таки быть в первую очередь поэтом. И, представьте себе, точные науки помогали ему в стихотворчестве. Он отвергает сумбур силлабики, нагромождение красивостей - и рождает прекрасную ясность стиха, в котором открылась душа человека горячего, но рационального. Взрывного, гневливого, но целеустремлённого и упорного. Такие характеры среди выдающихся поэтов во все времена встречаются нечасто, характер и образ Ломоносова в поэзии уникален, и голос его узнаётся с первой ноты:
Восторг внезапный ум пленил[?]
Один аккорд, и ясно: Ломоносов. А ведь это начало начал - первая строка первого известного стихотворения Ломоносова, первого классического четырёхстопного ямба - "Оды на взятие Хотина 1739 года". С батальной героики начиналась русская классика, с высокого штиля, с патетической поэзии. Мы и сами не заметили, как слово "пафос" стало в литературной среде ругательным. Как будто пафос бывает только ложным, и "восторг внезапный" уже не пленяет сердца поэтов. Избыток патетики, перебор и впрямь вызывают оскомину, но без патетики поэзия опресняется. А у нас даже в школьной программе героика ушла на третий план - гораздо важнее, оказывается, изучение прав человека, мифической толерантности и прочей новейшей мишуры. Недавно впервые за несколько десятилетий о героике заговорил наш председатель правительства. Возможно, контекст этого заявления небезупречен: предвыборное полугодие, шумный слёт байкеров. И всё же[?] "Очень здорово, что вы не забываете героику прошлых лет и героев прошлых лет" - вроде бы обыкновенные слова, но мы давно таких не слыхали от первых лиц государства. И пресса, и чиновники у нас быстро реагируют на любое междометие, вылетевшее из уст крупных руководителей. И остаётся надеяться, что классическая героика вернётся в школы, станет ядром государственной идеологии. Ломоносов воспевал героев, которые били турок и пруссаков, воспевал Петра - отца гвардии и военного флота. От этих сюжетов - прямоезжая дорога к Победе 1945 года. Неслучайно Московский университет получил имя Ломоносова в 1940-м - в канун великой войны. Перед главными испытаниями народ обращается к святыням. Пример Ломоносова способен вдохнуть в нас силу богатырскую. Он ведь и в себе более всего ценил "благородную упрямку" героя.
Ломоносов "высоким штилем" писал о России, о её героике, о её высокой миссии. Быть патриотом всегда и везде - непросто. Это уязвимая позиция: открытой грудью - да на клинки глумливой иронии[?] Только поверхностному взгляду любовь к Родине кажется банальностью. Это вечный бой, и патриоты в России всегда будут аукаться именем Ломоносова. Первым из наших историков он встал как ополченец против русофобской идеологии с её липкими мифами. "Всяк, кто увидит в российских преданиях равные дела и героев, греческим и римским подобных, унижать нас пред оными причины не будет", - провозглашал Ломоносов, искореняя комплекс неполноценности среди русских людей.
Русский язык прекрасен, а народ - талантлив! - эти тезисы Ломоносов отстаивал неотступно, переходя от риторических споров к кулачным. Сегодня, по различным исследованиям, то ли шесть, то ли десять процентов наших старшеклассников мечтают жить в России. А у большинства не вырастают крылья при мысли о Родине, о Ломоносове. Да и не ведают они про Ломоносова, отмахиваются от его образа[?] А ведь Ломоносов - это не заёмная, не американская, а нашенская мечта: "мужик[?] стал разумен и велик". К сожалению, у нас нередко считают образцом национального характера эдакого бесшабашного игрока в рулетку, который грызёт стаканы и живёт по наитию. Это противники (а заодно - и сентиментальные ротозеи) хотели бы видеть Россию в пьяных слезах, а наш герой, создавший величайшее северное государство, пунктуален и расчётлив, хотя и способен на взрывной порыв.
О России Михайло Васильевич писал во всепобеждающем мажоре, как никто ни до него, ни после не умел:
Изобрази Россию мне,
Изобрази ей возраст зрелой
И вид в довольствии весёлой,
Отрады ясность по челу
И вознесённую главу[?]
Это из "Разговора с Анакреоном". Ломоносов создал диспут в стихах. Он с любовью, искусно и непринуждённо перевёл анакреонтику - и сочинил собственные поэтические монологи, в которых сформулировал резонное кредо: "Хоть нежности сердечной в любви я не лишён, героев славы вечной я больше восхищён". Нужно служить людям, как Прометей, всё отдавать во имя великой цели, но и не очерстветь душой - по такому закону жил Ломоносов. Не отшельник, не скопец, но государственник с железной иерархией ценностей. Да, Ломоносов был противником индивидуализма и анархии, он подчинял личное государственному, общей пользе, которую не считал презренной. И это не помешало, а помогло ему реализоваться и в литературе, и в науке.
