А. Чернавский - Заря над бухтой
Ныне партийная организация верфи — одна из крупнейших на Камчатке. В ней состоит более 400 членов и кандидатов партии. Они объединены в 22 партийных организации цехов и отделов. На тех участках, которые по своей производственной структуре выделяются из парторганизации, создано 8 партгрупп. Главную свою задачу коммунисты верфи прежде всего видят в том, чтобы на должном уровне поддерживать политическое и моральное состояние коллектива судоремонтников, воспитывать людей, создавать на заводе хороший психологический климат. Это им, несомненно, удается, о чем свидетельствуют результаты производственной и общественной деятельности. Большую помощь оказывает парткому многочисленный отряд агитаторов, лекторов, политинформаторов, пропагандистов. Страстным партийным словом и личным примером они дают хороший заряд всем остальным работникам. Сейчас на заводе 74 пропагандиста политической и экономической учебы, 47 политинформаторов, 170 агитаторов и докладчиков, 70 лекторов-общественников. Формы их деятельности современны и разнообразны. Беседа на участке, лекция в цехе, тематический вечер, дежурство на избирательном участке, работа по месту жительства. В аудиториях, где держат слово эти активисты, всегда многолюдно и интересно. На высоком уровне проводят занятия и беседы пропагандисты В. М. Потапов, В. В. Бирюков, Ю. Ф. Кучерявенко, Г. Т. Кюрджиев, В. С. Свекатун, А. С. Петров; содержательны беседы политинформаторов Е. Н. Васильева, Ю. В. Ермилова, А. Н. Селезневой, Ю. И. Колмакова и многих других.
Словом, история заводской партийной организации неотделима от истории судоверфи.
- Увлеченность -Компрессорная производит приятное впечатление. В зале чисто, опрятно. Цветы. Красиво оформлены стенды. На одном из них коротенькое, в несколько слов, объявление: «Сегодня политинформация. Проводит Самойлов». Дай и я, думаю, поприсутствую, о чем и как тут пойдет речь.
Комнатка небольшая. Расселись по стульям, кое-кто стоит: Оживленно, шумно. Но вот из-за стола приподнялся невысокий мужчина. Начал негромко, неторопливо: «Тема сегодняшней беседы, товарищи, — визит Леонида Ильича Брежнева во Францию».
Голос его стал громче, как бы окреп. Слова образные, яркие. Сначала сделал небольшой экскурс в историю Франции. Сжато, лаконично.
Смотрю, у соседей моих явно неподдельный интерес. Захватил их рассказ. Посыпались вопросы. Одни заинтересовались, как на этот визит реагирует ФРГ, другие — торговлей, третьи справлялись, что по этому говорят в Вашингтоне. Словом, как мне показалось, аудитория оказалась неплохо осведомленной в международных делах. А в такой ситуации не просто ведь строить ответы, чтобы слушатель произнес приятные для политинформатора слова: «Хорошо, ясно». Но Самойлов с успехом выполнил эту задачу. Сумел не только подыскать яркие факты, но и убедительно подать их.
…Двадцать минут беседы пролетели незаметно. Люди расходились довольные, и лица их как бы свидетельствовали: «Разговор был полезный, нужный. Молодец, политинформатор». Ну, а как сам Владимир Григорьевич? Он не торопясь собрал свои наглядные пособия, аккуратно сложил их. Лицо у него тоже было довольное, глаза поблескивали.
Тут мы и познакомились. Разговорились.
— Знаете, по-моему, политинформация — это искусство. И добиться в ней совершенства далеко не просто. Вот тот же, скажем, лектор-международник. Не смог заинтересовать в начале, наверстает в середине. Ему час, а то и полтора отведут. Наш же брат стиснут временем. Пятнадцать-двадцать минут — и весь запас. А требование, собственно, одно. Слушателей надо привлечь, пополнить их политический багаж.
Слушал и думал, каким же образом Самойлову удается в совершенстве владеть этим искусством. Из его слов понял — два фактора определяют успех его бесед: во-первых, актуальность темы и тщательная подготовка, во-вторых, уменье пользоваться словом. Сейчас основная тема выступлений Самойлова — внешняя политика ЦК КПСС и претворение в жизнь Программы мира. Это, конечно, объемный и обширный материал. Тут важно не распылиться, а отобрать действительно актуальное, злободневное.
Владимир Григорьевич показывал мне общую тетрадь, страницы которой испещрены его размашистым почерком. В ней немало любопытных записей, пометок, интересных выдержек, цитат. Есть у него и несколько папок с вырезками из газет, где собраны материалы по интересующим его проблемам. Самойлов, можно сказать, — разносторонний пропагандист. Он и агитатор, и политинформатор, и лектор. Он любит беседовать с людьми, делится своими мыслями, идеями, соображениями. И тут в поле зрения его не только вопросы международные, но и сугубо производственные, насущные дела коллектива. История завода, традиции судоремонтников, социалистическое соревнование — обо всем этом можно получить ясное представление, побывав на беседах Самойлова. Факты по данным темам он черпает из жизни, осмысливает их, обобщает, а уже потом преподносит слушателям. Агитация его конкретна, доходчива.
— Ну, иначе и быть не может, — увлеченно рассудил Самойлов. — Человек ведь идет на занятия или на политинформацию не ради праздного любопытства, верно? А чтобы узнать что-то новое, сверить, что ли, свои мысли, свои предположения. И вот представьте, являюсь я на беседу поверхностно подготовленным. Об одном расскажу плохо, о другом неполно, на третьем запнусь. А итог? Слушателя отпугну. Ведь как неприятно слышать: «А, ничего интересного он не рассказал. Пустая беседа». Потому и готовлюсь так.
О Самойлове, как о пропагандисте, политинформаторе и агитаторе, слышал я немало добрых слов. И от сослуживцев, и от коллег по общественной работе. Но лишь теперь, когда встреча с ним осталась позади, стало ясно, почему так сосредоточены были на той беседе его слушатели, почему каждое слово воспринималось ими с должным вниманием. Ведь привлечь аудиторию, заставить людей поверить в то, о чем говоришь, — это действительно искусство. А овладеть им, значит, пройти через творческие поиски, раздумья, сомнения, пройти через годы.
Признаюсь, вести разговор с Самойловым было приятно. И не только потому, что перед тобой сидел эрудированный, знающий человек. Подкупало в нем другое: неподдельная, я бы сказал, беззаветная увлеченность той общественной работой, которую кое-кто именует просто «нагрузкой». А Самойлов, если образное сравнение употребить, эту самую «нагрузку» сумел превратить в творчество. Оно приносит ему, как и труд по его основной профессии, большое удовлетворение, радость в жизни.
- Секретарь партбюро -— Нет, нет. В цехе у нас разговора не получится. Дел, во сколько!
Туркин сделал символический жест и, продолжая подписывать рабочие наряды, заключил:
— Сами понимаете, месяц на исходе. Производственная горячка. Впрочем, может, после работы? Да нет, не пойдет. В 16 сегодня партбюро, в 17 совещание. А завтра, Бунтин вот звонил, — партком. Так что, кроме субботы окна не вижу…
В субботу, однако, увиделись мы только под вечер. День у Туркина тоже оказался загруженным. С утра были проводы в армию, секретарю тут пришлось задержаться. Да и других дел, видимо, немало накопилось.
— В понедельник отчетно-выборное собрание, готовлюсь вот. — Этими словами встретил меня хозяин, вставая из-за стола. И добавил не без гордости:
— Уже в пятый раз.
В своем синем спортивном костюме он выглядел сейчас настоящим атлетом: широкоплечий, с налитыми мускулами рук. Поинтересовался:
— Штангой, наверное, увлекаетесь?
— Увлекался. Это еще в армии. И самбо тоже немного. А сейчас в основном утренняя гимнастика да гантельки.
— Значит, в понедельник отчет предстоит? День-то по приметам тяжелый.
— Пожалуй, да. Это уже пятое собрание будет. К первому я не готовился: пришел — выбрали в партбюро. Против, кажется, не было. На последнем три «шарика» дали. Из сорока голосов, конечно, три не так много. Но не скрою, подумывал после: кому же ты, Туркин, насолил? Чем не угодил? Мысленно анализировал отношения: не ошибался ли? Может, несправедлив с кем-то был? Да нет, вроде все правильно делал.
Туркин раздумывает. Потом снова повторяет:
— Вот, скажем, проходил у нас обмен партийных документов. Как секретарю, с каждым коммунистом приходилось беседовать, и не один раз. Вызываю, а сам-то знаю: пассивен товарищ, на собрании молчком, в цехе тише воды, в общем, примерно так получалось: «На тебе, Туркин, взносы, а меня не трогай». А я трогал. И на собраниях, и так — в разговорах. Понятно, кое-кому это не нравилось.
В корпусном Туркин секретарствует уже шестой год. К каждому отчетному собранию готовится он, конечно, скрупулезно и с волнением. Но когда дело доходит до обсуждения его кандидатуры, все в один голос: «Знаем!». Биографию рассказывать не требуется и программной речи произносить тоже. А знают они о Туркине, собственно, все, ибо жизнь его давно связана с цехом.
