Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №8 (2004)
В желании автора представить советский партийно-государственный аппарат зараженным “этнической ксенофобией” и создать впечатление, что его значительная часть исповедовала идеологию русского национально-патриотического движения (которая весьма далека от национализма), содержится весьма актуальная политическая подоплека. Таким образом, вина за крушение СССР и за все негативные последствия этой катастрофы перекладывается на “русских националистов”: ведь их сторонники были у власти. А истинные виновники спокойно отступают в тень. И даже более того. Согласно этой схеме, именно “националистическая” политика советского руководства вызвала окраинные национализмы и спровоцировала распад СССР. Последнее “умозаключение” было растиражированно на канале ТВЦ Л. Млечиным в его телепрограмме, посвященной “Русской партии” (самое любопытное, что в этой передаче ни одного имени её представителей не было названо, а сообщалось лишь о “давлении” “могущественной” “Русской партии” на Л. И. Брежнева и Ю. В. Андропова).
Кстати, практически также велась диффамация КПРФ в последнюю парламентскую кампанию, когда коммунистов обвиняли во всех смертных грехах “Новой России” (автор отнюдь не обольщается на счет политики руководства КПРФ, но не об этом речь). Вопрос о том, у кого же была реальная власть, выносился за скобки, видимо, в расчете на короткую историческую и событийную память населения.
Но “человек будущего — это тот, у кого самая длинная память”. Так что постараемся воссоздать картину взаимоотношений русского национально-патриотического движения и власти.
Чтобы не быть голословным в развенчании концепции Митрохина, обратимся к материалу его исследования. Вот в качестве примера проникновения “националистов” на самые высокие посты упоминается назначение С. Г. Лапина в июле 1970 г. Председателем Гостелерадио. Лапин, по свидетельствам певца В. Мулермана, актера В. Тонкова и сотрудника ЦТ А. Лысенко, которые приводит Митрохин в качестве аргумента, был “зоологическим антисемитом” и “провел на телевидении широкомасштабную антиеврейскую чистку”. Выразилась она в снятии с эфира КВН и передачи “Теремок”1. Здравый смысл не позволяет Митрохину открытым текстом написать, что его туда продвинула “Русская партия”, потому что это было не так. Однако такой вывод сделает из контекста любой несведущий читатель. И что же? Центральное телевидение стало оплотом “консервативной революции”? С “голубых экранов” не слезали лидеры национально-патриотического движения? Да ничего подобного! В содержательной (то есть идейной) части вещательная политика не изменилась. Она постоянно вызывала критику со стороны национал-патриотов. В 1981 г. в знаменитом одиннадцатом номере “Нашего современника” В. Крупин в рассказе “Сороковой день” “первым из русских националистов публично выступил против вещательной политики отечественного телевидения”1 и назвал ЦТ “Останкинским шприцем”. Это цитаты из той же книги Митрохина! Правда, здесь содержится фактическая ошибка. Впервые с “публичной критикой” вещательной политики ЦТ выступал С. Котенко на страницах “Молодой гвардии” еще в конце 1960-х начале 1970-х гг.
На самом деле идеология “аппаратчиков” уровня выше среднего звена, в лучшем случае, описывается следующим эпизодом. В 1974 г. Ю. В. Торсуев, которого Митрохин тоже записал в “националисты”, рассматривался в качестве кандидата на должность зав. сектором агитации и пропаганды ЦК КПСС. И вот что пишет по этому поводу реальный деятель национально-патриотического движения С. Н. Семанов в своем дневнике: “Все называют кандидатом на пост зав. сектором Торсуева. Он тех позиций: “я не понимаю, какая разница, кто есть кто, важно дело и пр.” Чисто капитулянтская формула: дело-то и определяется тем, кто есть кто”.
Еще пример. В. Ф. Шауро (зав. отд. культуры ЦК КПСС в 1965 — 1986 гг.) и М. В. Зимянин (зав. отд. агитации и пропаганды ЦК, а с 1976-го по 1987-й секретарь ЦК КПСС), которых Митрохин также числит в “националистах” и которые здорово мешали, правда, за некоторыми исключениями, реальным национал-патриотам, в середине 1990-х гг. через третьих лиц обратились к М. П. Лобанову и С. Ю. Куняеву со словами извинений: мол, в нашем прошлом противостоянии вы были правы.
Обратимся теперь к самим верхам, то есть к Политбюро. Ибо и там Митрохин обнаружил “русских националистов”. Так, Д. С. Полянский — “националист”, потому что однажды поддержал публикацию книги “антисемита” И. Шевцова, а белорус П. М. Машеров — “русский националист”, потому что поддержал публикацию “антисемита” В. Бегуна. В принципе, столь убогая аргументация недостойна серьезной научной работы. Но пусть. Пусть они “националисты”. Однако из этого вовсе не следует, что руководство КПСС вело “националистическую” политику, а “могущественная “Русская партия” диктовала свою волю Брежневу и Андропову.
Кажется, что данных примеров вполне достаточно, чтобы убедиться в “неконструктивности” концепции Н. А. Митрохина. На наш взгляд, при попытке оценить главную проблему советской истории в период между смертью И. В. Сталина и “перестройкой” необходимо исходить из иных принципов. После победы в войне, восстановительного периода и завоевания статуса сверхдержавы перед Советским Союзом и его руководством встала глобальная задача. Все прежние достижения опирались на ресурс традиционного общества — целостное восприятие мира, жертвенность, высокий уровень чувства долга, отсутствие “потребительских” запросов. Однако в результате тех самых достижений — индустриализации, урбанизации — общественные механизмы (специфические архетипы русского сознания), которые позволили “за десять лет пройти путь, который прошли западные государства за сто лет”, переставали работать. Сознание изменилось. Возникли элементы общества потребления, потребности, доселе неведомые, и неведомая доселе социальная напряженность. Хотя реальное благосостояние населения росло (эта проблема хорошо отражена в работах С. Г. Кара-Мурзы). Поэтому необходимо было вслед за модернизацией материальной составляющей СССР провести своеобразную модернизацию государственной идеологии. На новом уровне ввести в эту область русскую национальную составляющую, произвести своеобразную рецепцию русской традиции, чтобы связать общество уже на сознательном уровне (напомним, инструменты традиционного общества — архетипы — действуют на уровне коллективного бессознательного — это в некотором роде “скрытая теплота патриотизма”) национально ориентированной идеологией и культурой, а в конечном счете — политическим самосознанием. И тем самым придать жизни людей столь необходимый трансцендентный смысл.
Так вот, как нам представляется, по уровню осознания задачи “национальной модернизации”, назовем это так, только и можно судить об уровне “национализма” у представителей советского партийно-государственного аппарата. Его верхушка в этом смысле была безнадежна. Здесь будет уместно процитировать Р. Медведева: “...этот шовинизм (так автор называет близость к осознанию национальных задач. — К. Т. ) никогда не становился, вопреки некоторым утверждениям на Западе, ведущим идеологическим течением советского и партийного руководства. Большинство членов Политбюро руководствовалось главным образом очень догматически толкуемым “интернационализмом”. Для М. А. Суслова как “главного идеолога” партии русский национализм и шовинизм были неприемлемы в первую очередь по идеологическим причинам. Их противоречие марксизму-ленинизму было слишком очевидным, чтобы русский национализм был совместим с партийной идеологией. При всем своем догматизме, а вероятнее даже вследствие него, Суслов пусть и не всегда решительно (ну да, мало сажали. — К. Т. ), но выступал против националистической идеологии. Эта идеология была также явно неприемлема для Брежнева, который родился и вырос в восточной части Украины в чрезвычайно многонациональной среде. Национальные проблемы очень мало волновали Брежнева, он легко сходился с представителями разных наций, его женой была еврейка, и в круг его ближайших друзей входили украинцы, молдаване, казахи, татары. Такое же интернациональное мировоззрение имел и Косыгин. Не мог похвастать “чистым” русским происхождением и Андропов...”1.
В нашей статье касаться личности Ю. В. Андропова мы не будем, благо о его роли в интересующих нас процессах уже много и подробно написано. Отошлем читателей к книге С. Н. Семанова “Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки”.
Конечно, в реальной жизни советское политическое руководство использовало в политической борьбе столь мощный фактор, как “русский национализм” (чтобы не перегружать текст, будем пользоваться этим термином). А этим в свою очередь, как могло, пользовалось национально-патриотическое движение. Так, например, Н. С. Хрущев вскоре после прихода к власти создал Бюро по РСФСР при ЦК КПСС и газету “Советская Россия” (то eсть органы, призванные обслуживать специфически российские интересы), что, по мнению американского исследователя проблемы Дж. Данлопа, “активизировало сторонников “русского национализма”2. Таким образом он стремился привлечь национально ориентированную часть общества и укрепить свои позиции, создать образ “русского мужика” в противовес “кавказцу” Сталину. Но, с другой стороны, он же устроил погром Православия в 1958 — 1964 гг., грозился показать последнего попа по телевизору, при нем беспощадно уничтожались исторические и культурные памятники. После резких хрущевских метаний, в брежневское время в отношениях с интеллигенцией утвердилась так называемая “политика качелей”, то есть попеременное поощрение или же, наоборот, порицание прозападной или же патриотической части интеллигенции. Благодаря ей национал-патриотам удалось многое сделать. Однако в долгосрочной перспективе советское руководство неумолимо склонялось к конвергенции с западным миром. И вот почему.
