Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1929 № 10
Оставшись как-то с Бегичевым наедине, он сказал ему:
— Слушай, боцман, будь осторожен с этим рыжим…
— В чем дело? — удивился тот.
— Ты думаешь, что это все так, случайно, как бывает иногда на охоте, а по-моему у этого человека не чистая совесть.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Натальченко хочет твоей смерти.
— Вот так раз! — рассмеялся Бегичев. — Чем же это я ему помешал? У меня нет с ним никаких счетов.
— Этого я уж не знаю, а только верно говорю: берегись. На охоту вдвоем с ним не ходи…
Случайности, о которых говорил долган, были следующие. В одной из них снова играл роль медведь. Это было уже в начале апреля. Возвращаясь с осмотра песцовых ловушек, охотники заметили на прибрежных льдах трех медведей. Один из них был убит ими наповал, а другой, раненый, попытался было уйти, но несколько выстрелов вдогонку свалили его. Первыми к медведю подошли с одной стороны Бегичев, с другой Натальченко. Думая, что зверь мертв, охотники подошли к нему шагов на двадцать, но в это время медведь поднялся на ноги. Ближе к нему находился Бегичев, а потому зверь и пошел прямо на него. Для боцмана в этом не было ничего страшного, потому что он достаточно на своем веку имел дела с белыми медведями, и он спокойно поднял ружье к плечу. Но когда Бегичев нажал спуск, выстрела не последовало — в замке случилась какая-то порча.
— Стреляй, у меня испортилось ружье! — крикнул он Натальченке, который в это время находился сбоку. Ему ничего не стоило свалить зверя, но выстрела с его стороны почему-то не доследовало. Медведь между тем находился от Бегичева в каких-нибудь пяти шагах. Не понимая причины медлительности товарища, Бегичев уже взялся было за нож, чтобы вступить со зверем в рукопашную, но в этот момент выстрел уже с левой стороны уложил медведя. Это стрелял, подоспев на помощь Бегичеву, долган Николай.
— Почему ты не стрелял? — спросил потом Бегичев Натальченку.
— Не понимаю, что такое, затмение какое-то нашло… Смотрю на медведя, а что надо делать, не знаю. Выходит, что струсил…
Другая случайность, также едва не стоившая жизни Бегичеву, произошла несколько дней спустя. В вечерние часы, если была ясная погода и не было работы, Бегичев любил иногда посидеть на скалистом мысу неподалеку от зимовья. Тут, на одном из выступов, под нависшими камнями имелась небольшая терраса, с которой открывался далекий вид на Полярное море. Погода уже стояла теплая, то-есть морозы не превышали пятнадцати-двадцати градусов. Иногда к Бегичеву присоединялся кто-нибудь из охотников, чаще других Николай, любивший поговорить с боцманом о том, как живут люди в других краях, но в этот вечер он тут сидел один. И вот, когда боцман уже собирался уходить, над его головой раздался грохот. А в следующую минуту рядом с ним шлепнулась скатившаяся сверху каменная глыба. Сначала Бегичев подумал, что камень упал сам собой, подточенный временем, но взглянув вверх, увидел на скале человеческую фигуру. Это был Натальченко.
— Что ты там делаешь? — спросил он, когда тот спустился вниз.
— Сделал нескользко снимков льдов. При закате солнца они очень красивы, — невозмутимо отвечал парень, показывая на висевший через плечо фотографический аппарат. Натальченко не чужд был этому занятию.
— Но твои снимки едва не стоили мне жизни. Сдвинутый тобой камень свалился мне прямо на голову.
— Да что ты говоришь! Это было с моей стороны большой неосторожностью. Впрочем, я же не знал, что ты там сидишь…
Таковы были эти «случайности». Задуманы они были очень тонко, в них трудно было усмотреть злой умысел. В самом деле, разве не может растеряться иногда и храбрый охотник при встрече с таким зверем, как белый медведь? Разве не может камень упасть случайно именно там, где сидит человек? Но все же тут было нечто, что невольно наводило на некоторые размышления. А именно: все это случалось не с кем другим из охотников, а всегда с Бегичевым, и каждый раз тут играл роль не кто другой, как Натальченко.
1) Когда Бегичев приблизился к избушке, навстречу ему прогремел выстрел… 2) Над головою Бегичева раздался грохот… 3) Медведь находился в пяти шагах от Бегичева… 4) Натальченко жестоко избивал вожака бегичевской уиряжки… 5) Груда камней, а над ней простой крест…Поэтому после разговора с Николаем Бегичев решил присмотреться к Натальченке. Но что нужно было от него этому человеку? Этого боцман никак не мог понять. Может быть он завидовал популярности, которой пользовался Бегичев среди населения? Нотки зависти действительно приходилось иногда подмечать в некоторых словах Натальченки. Но не мог же он, добиваясь его смерти, переложить этим на себя его популярность!
V. Могила на скале.
Дни шли за днями. В тундре ничто как будто не говорило о скором наступлении теплых дней, но весна уже чувствовалась в воздухе. Первыми сигнализировали о ней песцы: разделывая как-то их пушистые шубки, охотники обнаружили на своих руках белые шерстинки. Это были первые признаки начинающейся линьки.
— Пора шабашить, ребята.
— Пора. Время по домам…
Добыча была богатая: три сотни песцов да несколько медвежьих шкур. Это значило, что за покрытием всех расходов по промыслу на долю каждого охотника придется не меньше двух тысяч. О такой удаче никто и не мечтал. Ради этого стоило провести полгода в смежной пустыне.
— Это мы должны благодарить тебя, Никифор, — сказал Натальченко, обращаясь к Бегичеву. — Без тебя мы не прожили бы тут и месяца.
С этим все согласились.
Отъезд был назначен через неделю, а пока занялись усиленной кормежкой ездовых собак и сортировкой шкур. Бегичев мало принимал участия в сборах — он за последнее время чувствовал себя не совсем здоровым. Тяжелые условия жизни, усиленная работа — иногда за других, — однообразное питание, наконец поведение Натальченки — все это не могло не сказаться на нем при его возрасте. Было вообще удивительно, как он вынес все трудности, сохраняя неизменную бодрость духа.
В этот день Николаю и Горинову было поручено доставить в зимовье два оставшихся в тундре капкана. На это они должны были потратить около суток. Когда они вышли из зимовья, погода была ясная, — снежная равнина искрилась под лучами солнца. Но около полудня картина переменилась: по небу поползли темноватые облачка, с моря подул ветер, тундра сразу насупилась. В отдалении нарастал глухой шум — это сердилось море, передвигая и кроша льды. В воздухе замелькали снежинки, и не прошло и часа, как земля и небо слились в один крутящийся вихрь, — над тундрой распушила свой хвост северная пурга.
Это была одна из тех бурь, когда даже звери не решаются покидать своих логовищ. Снег слепил глаза, ветер сбивал с ног, захватывал дыхание. О возвращении в зимовье нечего было и думать, и охотникам ничего не оставалось, как вырыть в снегу яму и в ней дожидаться окончания пурги. Долган был достаточно опытен, а потому еще задолго до того, как разойтись пурге, присмотрел в прибрежной расщелине укромное местечко, натаскал плавника, и убежище было готово. Возможность развести из плавника костер оказалась очень кстати — метель продержала охотников в снежной пещере три дня. Разыскав после этого свои ловушки, они отправились в обратный путь.
Уже вечерело, когда увидели впереди очертания знакомой скалы. У ее подножья было расположено их зимовье. Его полузанесенный снегом сруб был уже виден, когда Николай вдруг остановился и, показывая на один из выступов скалы, сказал:
— Смотри, что это делали наши ребята? Этих камней там не было.
— Это вероятно боцман устроил какой-нибудь знак, — ответил Горинов, — он всегда так: где побудет, там обязательно сделает какую-нибудь oтметку.
— Может быть и так… А только зачем же крест?
— Какой крест? Не крест, а просто веха. Это тебе кажется.
— А по-моему там стоит крест.
— А я тебе говорю — веха.
Чтобы разрешить этот спор, охотники оставили лыжи и стали подниматься на скалу. Добравшись до вершины, они сразу увидели предмет их разногласий.
Это была совсем свежая могила, сделанная очевидно лишь несколько часов тому назад. Комья мерзлой земли, груда камней, а над ними простой деревянный крест из плавникового леса. На кресте затес и на нем надпись химическим карандашом. Горинов подошел вплотную и прочитал:
Под сим крестом покоится прах известного путешественника и организатора промысловой артели Никифора Алексеевича Бегичева.— Ты, парень, не шутишь? — вытаращил глаза Николай.
— Хотел бы шутить, да такими вещами не шутят.
— Что же тогда это значит?
— Значит-то оно одно: пока мы отсиживались от пурги, боцман умер, и вот тут его похоронили… А как же все это произошло? Вот что скажи…
