Александр Пушкин - Переписка 1815-1825

Я жду от тебя ответа нетерпеливо. Пиши обо всем, что ты думаешь начать или с новыми, или с прежними изданиями. Если хочешь денег, то распоряжайся скорее. Когда выйдет Онегин, я надеюсь скопить для будущих изданий значительную сумму, не отнимая у твоих прихотей необходимого.

Благодарю тебя за ты и за письмо. Пущин привезет тебе отрывок из моих Цыганов. Желаю, чтоб они тебе понравились. Жду Пол.[ярной] Звез.[ды] с нетерпеньем, знаешь для чего? для Войнаровского. Эта поэма нужна была для нашей словесности. Бест.[ужев] пишет мне много об Онегине — скажи ему, что он не прав: ужели хочет он изгнать всё легкое и веселое из области поэзии? куда же денутся сатиры и комедии? следственно должно будет уничтожить и Orlando furioso [236], и Гудибраса, и Pucelle [237], и Вер-Вера, и Ренике-фукс, и лучшую часть Душеньки, и сказки Лафонтена, и басни Крылова etc. etc. etc. etc. etc… [238] Это немного строго. Картины светской жизни также входят в область поэзии, но довольно об Онегине.

Согласен с Бестужевым во мнении о критической [его] статье Плетнева — но не совсем соглашаюсь [в] с строгим приговором о Жук[овском]. Зачем кусать нам груди кормилицы нашей? потому что зубки прорезались? Что ни говори, Ж[уковский] имел решительное влияние на дух нашей словесности; к тому же переводный слог его останется всегда образцовым. Ох! уж эта мне республика словесности. За что казнит, за что венчает? Что касается до Батюшкова, уважим в нем несчастия и не созревшие надежды. Прощай, поэт.

25 генв.

Что ты замолк? получил ли ты от меня письмо, где говорил я тебе об Ольдекопе, о собрании моих элегий, о Татьяне, etc. В Цветах встретил я тебя и чуть не задохся со смеху, прочитав твою Черту местности. Это маленькая прелесть. Чист.[осердечный] Ответ растянут: рифмы слезы, розы завели тебя. Краткость одно из достоинств сказки эпиграмматической. Сквозь кашель и сквозь слезы очень забавно, но вся мужнина речь до за гробом ревность мучит растянута и натянута. Еще мучительней вдвойне едва ли не плеоназм. Вот тебе критика длиннее твоей пиэсы — да ты один можешь ввести и усовершенствовать этот род стихотворения. Руссо в нем образец, и его похабные эпиграммы стократ выше од и гимнов. — Прочел я в Инвалиде объявление о Телеграфе. Что там моего? Море или Телега? Что мой Кюхля, за которого я стражду, но всё люблю? говорят, его обстоятельства не хороши — чем нехороши? Жду к себе на днях брата и Дельвига — покаместь я один одинешенек; живу недорослем, валяюсь на лежанке и слушаю старые сказки да песни. Стихи не лезут. Я кажется писал тебе, что мои Цыгане ни куда не годятся: не верь — я соврал — ты будешь ими очень доволен. Онегин печатается; брат и Плетнев смотрят за изданием; не ожидал я, чтоб он протерся сквозь цензуру — честь и слава Шишкову! Знаешь ты мое Второе послание цензору? там между проччим

Обдумав наконец намеренья благие,Министра честного наш добрый царь избрал.Шишков уже наук правленье восприял.Сей старец дорог нам: он блещет средь народаСвященной памятью Двенадцатого года,Один в толпе вельмож он русских Муз любил,Их незамеченных созвал, соединил,От хлада наших дней спасал он лавр единыйОсиротевшего венца Екатерины etc.

Так Арзамасец говорит ныне о деде Шишкове, tempora altri! [239] вот почему я не решился по твоему совету к нему прибегнуть в деле своем с Ольдекопом. В подлостях нужно некоторое благородство. Я же подличал благонамеренно — имея в виду пользу [нашу] [240] нашей словесности и усмиренье кичливого Красовского. Прощай, кланяйся княгине — и детей поцалуй. Не правда ли, что письмо мое напоминает le faire [241] [Василья Львовича]? [242] Вот тебе и стишки в его же духе

Приятелям

Враги мои, покаместь, я ни слова,И кажется, мой быстрый гнев угас;Но из виду не выпускаю васИ выберу, когда-нибудь, любого;Не избежит пронзительных когтей,Как налечу нежданый, беспощадный:Так в облаках кружится ястреб жадныйИ сторожит [243] индеек и гусей.

Напечатай где-нибудь.

25 генв.

Как ты находишь статью, что написал наш Плетнев? экая ералаш! Ты спишь, Брут! Да скажи мне, кто у вас из Москвы так горячо вступился за немцев против Бестужева (которого я не читал). Хочешь еще эпиграмму?

Наш друг Фита, Кутейкин в эполетах,Бормочит нам растянутый псалом:Поэт Фита, не становись Фертом!Дьячок Фита, ты Ижица в поэтах!

Не выдавай меня, милый; не показывай этого никому: Фита бо друг сердца моего, муж благ, незлобив, удаляйся от всякия скверны.

Пущин привезет тебе 600 рублей. Отдай их кн.[ягине] В.[ере] Ф.[едоровне] и с моей благодарностию. Савелов большой подлец. Посылаю при сем к нему дружеское письмо. Перешли его (в конверте) в Одессу по оказии, а то по почте он скажет: не получил. Охотно извиняю и понимаю его

Но умный человек не может быть не плутом!

A propos. Читал я Чацкого — много ума и смешного в стихах, но во всей комедии ни плана, ни мысли главной, ни истины. Чацкий совсем не умный человек — но Грибоедов очень умен. Пришлите же мне Ваш Телеграф. Напечатан ли там Хвостов? что за прелесть его послание! достойно лучших его времен. А то он было сделался посредственным, как В.[асилий] Л.[ьвович], Ив.[анчин]-Пис[арев] — и проч. Каков Филимонов в своем Инвалидном объявлении. Милый, теперь одни глупости могут еще развлечь и рассмешить меня. Слава же Филимонову!

Пишу тебе в гостях [за] с разбитой рукой — упал на льду не с лошади, а с лошадью: большая разница для моего наезднического честолюбия.

28 генв.

Рылеев доставит тебе моих Цыганов. Пожури моего брата за то, что он не сдержал своего слова — я не хотел, чтоб эта поэма известна была прежде времени — теперь нечего делать принужден ее напечатать, [прежде] пока не растаскают ее по клочкам.

Слушал Чацкого, но только один раз, и не с тем вниманием, коего он достоин. [244] Вот что мельком успел я заметить:

Драмматического писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным. Следст. не осуждаю ни плана, ни завязки, ни приличий комедии Грибоедова. Цель его — характеры и резкая картина нравов. В этом отношении Фамусов и Скалозуб превосходны. Софья начертана не ясно: не то [--], не то московская кузина. Молчалин не довольно резко подл; не нужно ли было сделать из него и труса? старая пружина, но штатской трус в большом свете между Чацким и Скалозубом мог быть очень забавен. Les propos de bal, [245] сплетни, рассказ Репетилова о клобе, Загорецкий, всеми отъявленный и везде принятый — вот черты истинно комического гения. — Теперь вопрос. В комедии Горе от ума кто умное действ.[ующее] лицо? ответ: Грибоедов. А знаешь ли, что такое Чацкий? Пылкий [и] благородный (молодой человек] и добрый [246] малой, проведший несколько времени с очень умным человеком (имянно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Всё, что говорит он — очень умно. Но кому говорит он всё это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека — с первого взгляду знать с кем имеешь дело и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подоб. {4} К стати что такое Репетилов? в нем 2, 3, 10 характеров. Зачем делать его гадким? довольно, что он ветрен и глуп с таким простодушием; довольно, чтоб он признавался поминутно в своей глупости, а не в мерзостях. Это смирение черезвычайно ново на театре, хоть кому из нас не случалось конфузиться, слушая ему подобных кающихся? — Между мастерскими чертами этой прелестной комедии — недоверчивость Чацкого в любви Софии к Молч.[алину] — прелестна! — и как натурально! Вот на чем должна была вертеться вся комедия, но Грибоедов видно не захотел — его Воля. О стихах я не говорю, половина — должны войти в пословицу.

Покажи это Грибоедову. Может быть я в ином ошибся. Слушая его комедию, я не критиковал, а наслаждался. Эти замечания пришли мне в голову после, когда уже не мог я справиться. По крайней мере говорю прямо, без обиняков, как истинному таланту.

Тебе кажется Олег не нравится; напрасно. Товарищеская любовь старого князя к своему коню и заботливость о его судьбе [247] — есть черта трогательного простодушия, да и происшедствие само по себе в своей простоте имеет много поэтического. Лист кругом; на сей раз полно.