Борис Сопельняк - Секретные архивы ВЧК-ОГПУ
— Да вы гражданин Швейцарии! — воскликнул он.
— Да. И что из этого следует?
— А то, что я получил указание пропустить только русских подданных.
— Но я их сопровождаю.
— Сопроводили? Задание выполнили? — заметно жестче уточнил офицер. — Вот и возвращайтесь домой, в свою нейтральную Швейцарию.
Платген мгновенно понял, что английский офицер в курсе всей их акции, и решил с ним не спорить.
— Ну что ж, придется возвращаться, — вздохнул он. — Я свое дело сделал, и сделал, как мне кажется, неплохо.
Не просто неплохо, а отлично! Именно такую оценку поставил работе Платтена начальник германской контрразведки Штейнвакс, который в тот же день отправил из Стокгольма в главную штаб-квартиру восторженную телеграмму: «Поезд Ленина в Россию прошел удачно. Он действует так, как хотели бы мы. Платген, который сопровождал русских революционеров из Швейцарии через Германию и хотел проехать в Петроград, задержан англичанами на границе и отправлен обратно, что привлекло здесь большое внимание».
А генерал Людендорф, ознакомившись с этой телеграммой, записал в своем дневнике: «Помогая Ленину проехать в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно и прошло блестяще. Россию было нужно повалить».
Что было дальше, хорошо известно. 5 апреля Ленин прибыл на Финляндский вокзал, где его встречали восторженные толпы рабочих, солдат и матросов. Потом было его выступление на броневике, торжественный проезд до дворца Кшесинской, последовательное выполнение взятых на себя обязательств по выходу России из войны и подготовка той исторической акции, которую одни назовут Великой Октябрьской социалистической революцией, а другие — Октябрьским переворотом. Как бы то ни было, но Ленин въехал в Смольный и стал главой правительства.
МИШЕНЬ — ЗАТЫЛОК ИЛЬИЧА
Заговор с целью убийства Ленина созрел сразу после Октябрьского переворота. Когда по призыву большевиков солдаты начали брататься с немцами, а пытавшихся их остановить офицеров поднимали на штыки, нашлись люди, которые сразу поняли, откуда дует ветер и кто виноват в этом неслыханном позоре. Да и петроградские газеты, которые все чаще доходили до окопов, не оставляли никаких сомнений. Ленин — вот кто во всем виноват! Ясно, что он германский шпион, что революция сделана на немецкие деньги, что великую Россию он хочет сделать германской провинцией, что большевистские вожди — это русские евреи немецкого происхождения, находящиеся на содержании у Германии.
Начитавшись всего этого и насмотревшись на творившиеся на фронте безобразия, многие офицеры оставили позиции и двинулись на Петроград. То, что они там увидели, укрепило их решимость убить Ленина. Они были убеждены, что, лишившись своего главаря, большевики долго не продержатся и выкурить их из Смольного будет проще простого.
Шестеро фронтовиков нашли друг друга без особого труда, тем более что воевали на одном участке и хорошо знали друг друга. Выяснив, что их цели совпадают; они решили создать террористическую организацию, назвав ее «Охотничья бригада». Для начала нашли конспиративную квартиру, куда свезли оружие, боеприпасы, бомбы и снаряды. Потом, вспомнив прочитанные в гимназические годы детективы, придумали себе клички. Так появились: Старый Эсер, Капитан, Технолог, Моряк, Макс и Сема. На самом деле это были подпоручик Ушаков, капитан Зинкевич, военный врач Некрасов, вольноопределяющийся Мартьянов, еще один Некрасов и женщина по фамилии Салова. Несколько позже они привлекли в свои ряды сбежавшего из окопов солдата Спиридонова, что было очень большой, можно сказать, роковой ошибкой.
(Так случилось, что чудом уцелевший после всей этой катавасии подпоручик Ушаков написал нечто вроде воспоминаний, правда, под псевдонимом Г. Решетов. Мне удалось ознакомиться с этой рукописью, поэтому, рассказывая о событиях той январской ночи, я буду не только ссылаться на документы, но и время от времени цитировать Григория Решетова.)
Теперь дело было за малым: выследить Ленина и либо бросить в него бомбу, либо расстрелять. Но выследить Ильича было не так-то просто, он то не выходил из Смольного, то совершенно неожиданно выступал на каком-нибудь митинге. В Смольный не проникнуть — это ясно, а вот подкараулить на митинге вполне возможное дело. Теперь вся надежда была на Технолога, который работал в канцелярии Смольного.
Шли дни, а от Технолога ни единой весточки... У «партизан», как они себя называли, все чаще сдавали нервы, они все чаще ссорились и без всякой меры глушили коньяк. Бог знает, чем бы все это кончилось, если бы однажды вечером в квартиру не ворвался Технолог.
— Сегодня! — с порога крикнул он. — В восемь вечера. Михайловский манеж.
— Что там, митинг? — уточнил Капитан.
— Митинг. Провожают на фронт отряд Красной Армии.
— Он выступает? Это точно?
— Точно. Сам слышал. Отряд сформирован из рабочих Выборгского района: на радостях, что их будет провожать Ленин, они кричали об этом в коридорах Смольного.
А вот как было на самом деле. Николай Подвойский, который в то время был народным комиссаром по военным делам, рассказывает о событиях того рокового вечера несколько иначе:
«1 января 1918 года, под вечер, я вхожу в маленькую рабочую комнату Владимира Ильича. Он прерывает беседу с незнакомым мне, по-европейски одетым высоким тридцатилетним человеком. Указывая на меня, Владимир Ильич говорит своему собеседнику:
— Это товарищ Подвойский, наш военный специалист.
Потом, обернувшись ко мне, добавляет:
— Это Фриц Платтен, товарищ, который вывез нас из Швейцарии.
Завязалась беседа. Я сказал, что сегодня мы отправляем первый сформированный батальон Красной Армии для обороны наших границ от возможного нападения Германии и обратился к Владимиру Ильичу с просьбой, чтобы Ильич непременно сам проводил на фронт первый батальон Красной Армии. Владимир Ильич согласился и пригласил с собой также тов. Платтена».
Кто это нашептал Ленину, ангел-хранитель или сам Господь Бог, но если бы он не пригласил Платтена в Михайловский манеж, этот день был бы последним в жизни вождя революции.
А теперь обратимся к записям Ушакова:
«Поздним вечером мы подъехали к зданию манежа. Народу — тьма-тьмущая! Толпа гудит, шумит, скандалит и чего-то ждет.
— Все ясно, они ждут Ленина, — удовлетворенно просипел неожиданно простудившийся Капитал. — Нам надо смешаться с толпой и тоже ждать. Убьем, когда он будет уезжать с митинга. Стараться из револьвера, чтобы не побить народ. Не выйдет — можно и бомбу. Если что не так, живым в руки не даваться! — жестко закончил он.
А вот и автомобиль. Он свернул с какой-то улицы, нырнул в ухабе и двумя огненными пальцами указал на вход.
— Едет!
Толпа шарахнулась, сомкнулась и сдавила. Тем временем трое вышли из автомобиля. Я рванулся за ними и кое-как пробился внутрь. На трибуне, среди каких-то незнакомых людей, стоит человек.
— Он!
Разве мог я не узнать его сразу?! Плотный. Городское пальто. Руки в карманах. Шапка. Он стоит величественно и просто. Он улыбается и терпеливо ждет. А люди в шеренгах кричат и кричат, и не хотят остановиться, и тянут “ура”, и дух величайшего одушевления стоит и над толпой, и над человеком, которого я должен убить.
Когда он кончил выступать и спустился с трибуны, толпа рванула к выходу. Вместе с ней на улице оказался и я.
“Стрелять! Пора стрелять! — думал я. — Но из револьвера можно промахнуться, а кидать бомбу неудобно — напрасно побьем много людей. Мы сделаем иначе: остановим его на мосту и прямо там убьем. Я это сделаю сам. Но надо посоветоваться с Капитаном: за операцию отвечает он”».
Решающие минуты Ушаков описал поразительно эмоционально и, главное, не пытаясь оправдаться:
«Туман. Ночь. Минуты — вечность. Но что легло там огненное через площадь? Это тот автомобиль. Он свернул к мосту. Сюда! Кто-то бежит за ним. Автомобиль у моста. На мосту! Сейчас. Бомбой, только бомбой! Почти касаясь крыла, кидаюсь вперед. Я его вижу, он в автомобиле! Он смотрит, в темноте я вижу его глаза. Бомбу!
Но почему автомобиль уходит, а бомба в руках? Что случилось? Я боюсь? Я струсил? Нет, я ничего не боюсь, но бомбу бросить не могу. Словно кто-то связал по рукам и ногам. Я не могу разжать руки, не могу выйти из оцепенения.
Все кончено! Я сорвал операцию, я подвел товарищей, мне нет прощения. Но что это, что за выстрелы звучат у моста? Ура, это Капитан!
Капитан бьет наверняка. Капитан не отпустит. Я слышу, как пуля ударила в кузов. Одна. Еще одна. Я тоже выхватываю наган и, стреляя, бегу за автомобилем. Я не верю своим глазам — автомобиль остановился. Теперь ничего не стоит догнать и бросить бомбу! Но нет, шофер не остановился. Это просто сообразительный шофер свернул машину в переулок».
