Евсей Гречена - Война 1812 года в рублях, предательствах, скандалах
В результате в ходе же самого боя командование окончательно превратилось в хаос.
Войска русского левого фланга, руководимые князем Багратионом, были довольно быстро уничтожены мощным ударом артиллерии и основных сил Наполеона. Чтобы хоть как-то исправить положение, было предпринято запоздалое перемещение находящихся в бездействии войск с правого фланга, но и это, по большому счету, не помогло. Левый фланг русской армии начал отступать, все больше и больше загибая линию русских позиций.
Положение не смог спасти даже предложенный Кутузову штабными офицерами рейд казаков и гусар в тыл французов. При этом атака гусар не была поддержана казаками, так как атаман М. И. Платов в день генерального сражения был мертвецки пьян. Участник сражения Н. Н. Муравьев пишет:
«От дурных распоряжений и нетрезвого состояния графа Платова войска сии, которые могли бы принести большую пользу, ничего не сделали».
О действиях казаков генерал А. П. Ермолов впоследствии вспоминал:
«Атаман Платов перестал служить, войска его предались распутствам и грабежам, рассеялись сонмищами, шайками разбойников и опустошили землю от Смоленска до Москвы. Казаки приносили менее пользы, нежели вреда».
Вывод историка В. М. Безотосного об атамане Платове однозначен:
«Предводитель казачьих полков оказался одним из немногих высших генералов, не награжденных за Бородино, затем был отрешен от командования арьергардом, а в Тарутинском лагере находился уже без всякой должности».
Естественно, потом Кутузов во всем стал обвинять атамана Платова. А заодно и генерала Уварова. А заодно и многих других… Впрочем, у Михаила Илларионовича всегда было так. «У Кутузова все время виноват кто-то иной, но не он сам. Словно он был в отъезде в это время» [37] .
...Военный историк Карл фон Клаузевиц:
«Роль Кутузова в отдельных моментах этого великого сражения равняется почти нулю. Казалось, что он лишен внутреннего оживления, ясного взгляда на обстановку, способности энергично вмешаться в дело и оказывать самостоятельное воздействие. Он предоставлял полную свободу частным начальникам и отдельным боевым действиям. Кутузов, по-видимому, представлял лишь абстрактный авторитет. Автор признает, что в данном случае он может ошибаться и что его суждение не является результатом непосредственного внимательного наблюдения, однако в последующие годы он никогда не находил повода изменить мнение, составленное им о генерале Кутузове <…> Таким образом, если говорить о непосредственно персональной деятельности, Кутузов представлял меньшую величину, чем Барклай, что, главным образом, приходится приписать преклонному возрасту».
* * *Нет смысла подробно описывать Бородинское сражение. Это уже было сделано тысячи раз. Скажем лишь, что после занятия наполеоновскими войсками ключевых пунктов русских позиций (Багратионовых флешей и батареи Раевского) битва стала постепенно затихать.
Сражение это недаром получило название «битва генералов»: с французской стороны было убито 12 и ранено 38 генералов, с русской – убито 4 и ранено 23 генерала.
Для русских главной потерей стало ранение князя Багратиона, от которого он вскоре скончался «ко всеобщему сожалению войска и всей России».
И. П. Липранди сделал весьма интересную попытку разобраться в том, что случилось с Багратионом. Анализируя слова генерала М. И. Богдановича, он пишет, что князь был поражен «в ногу картечной пулей, раздробившей ему берцовую кость». С другой стороны, в рапорте Кутузова императору Александру сказано просто: «Багратион ранен пулею в левую ногу», а генерал А. И. Михайловский-Данилевский утверждает, что «черепок чиненого ядра ранил князя Багратиона в правую ногу и пробил переднюю часть берцовой кости». Впрочем, у него же через несколько страниц сказано, что князь был ранен уже не в правую, а в левую ногу, и не черепком чиненого ядра, а пулей. Между тем князь Н. Б. Голицын, находившийся в ординарцах при князе Багратионе, в своих «Записках» четко указывает на то, что «в 11 часов утра обломок гранаты ударил нашего возлюбленного генерала в ногу и сбросил его с коня».
С наступлением темноты войска принялись готовиться к продолжению смертоубийства, однако в полночь поступил приказ Кутузова, отменявший приготовления к новому бою. Главнокомандующий перед лицом неоспоримых фактов о страшных потерях решил отвести армию за Можайск.
Итак, русские войска оставили все свои позиции и отступили. Более того, русские отступили, понеся колоссальные потери.
Например, военный историк Анри Лашук оценивает потери обеих сторон в Бородинском сражении так: общие потери русских превышали 46 000 человек, у Наполеона общий урон составил 35 000 человек. При этом, «как и в большинстве сражений этой кампании, обороняющаяся сторона потеряла больше атакующей».
Аналогичные цифры русских потерь называет Р. М. Зотов: до 15 000 убитых, 30 000 раненых и 2000 пленных.
Историк Дэвид Чандлер приводит несколько иные цифры: согласно его данным, русские потеряли по меньшей мере 44 000 человек, а Великая армия – не менее 30 000 человек.
Как видим, потери русских были значительно больше, и в этих «огромных потерях российской армии сыграли роль не только небезупречные стратегия и тактика Кутузова, но и отсталое вооружение» [38] .
В связи с этим «пафос российских и позже советских историков по поводу Бородино лишен всякого смысла, ибо с точки зрения логики никакого перелома в войне после этой битвы не произошло. Битва была, по мнению Барклая, бессмысленной потерей большого количества людей, пагубно сказавшейся на всей русской армии. Никакого изменения в ходе войны после Бородино не наступило – французы продолжили двигаться вперед, а русские отступили, причем начали вновь собирать армию, ибо те 70 000, что ушли из Москвы, были явно не в лучшей боевой форме. Кутузов наконец-то был честен, сказав, что без подкрепления Чичагова и Витгенштейна ему продолжать войну нельзя. Слишком много потерь» [39] .
Генерал Жан-Жак Пеле, бывший в 1812 году полковником, в своих «Записках» пишет:
«Потере сражения способствовали дурные распоряжения Кутузова».
Он же не может скрыть своего удивления:
«Он осмелился объявить себя победителем: он объявил о мнимой победе не только жителям Москвы и царю <…> но и главнокомандующим других русских армий, введенных его депешами в заблуждение. Александр приказал служить молебен: он назначил своей армии большие награды, а побежденного генерала произвел в фельдмаршалы, которых в России бывает очень немного».
Глава девятая Военный совет в Филях
В сражении при Бородино русские понесли «столь ужасные уроны, что никак не могли возобновить вторичного боя».
В самом деле, боевой задор прошел, уступив место трезвому расчету, и Кутузову стало ясно, что атаковать поутру «некем и нечем».
Тем не менее Михаил Илларионович получил за этот «подвиг» фельдмаршальский жезл и 100 тысяч рублей . При этом всем нижним чинам, участвовавшим в сражении, даровано было по пять рублей на человека.
...31 августа 1812 года
РЕСКРИПТ АЛЕКСАНДРА I М. И. КУТУЗОВУ
О ПРОИЗВОДСТВЕ ЕГО В ЧИН ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА ЗА СРАЖЕНИЕ ПРИ БОРОДИНЕ
Князь Михайло Ларионович!
Знаменитый ваш подвиг в отражении главных сил неприятельских, дерзнувших приблизиться к древней нашей столице, обратил на сии новые заслуги ваши мое и всего Отечества внимание.
Совершите начатое столь благоуспешно вами дело, пользуясь приобретенным преимуществом и не давая неприятелю оправляться. Рука господня да будет над вами и над храбрым нашим воинством, от которого Россия ожидает славы своей, а вся Европа своего спокойствия.
В вознаграждение достоинств и трудов ваших возлагаем мы на вас сан генерал-фельдмаршала, жалуем вам единовременно сто тысяч рублей и повелеваем супруге вашей, княгине, быть двора нашего статс-дамою.
Всем бывшим в сем сражении нижним чинам жалуем по пяти рублей на человека.
Мы ожидаем от вас особенного донесения о сподвизавшихся с вами главных начальниках, а вслед за оным и обо всех прочих чинах, дабы по представлению вашему сделать им достойную награду.
Пребываем вам благосклонны,
Александр
Как такое могло произойти? По мнению историка А. Ю. Бондаренко, Кутузову, «поспешившему доложить о победе при Бородине», просто «очень повезло».
После этого Кутузов приказал собрать Военный совет, который вошел в историю под названием Военного совета в Филях.
За несколько часов до начала Совета в подмосковную деревню Фили приехал московский генерал-губернатор граф Ростопчин. Они уединились с Барклаем де Толли в избе, которую тот занимал недалеко от Поклонной горы. Но на сам Совет Ростопчина не позвали, и он был страшно возмущен этим фактом.
