Газета Завтра Газета - Газета Завтра 435 (13 2002)
Но, если честно, Джон Рональд Руэл Толкин недолюбливал всяческие аллюзии, аллегории и аналогии и воссоздавал для своих земляков как бы их реальную праисторию. Толкинский консерватизм с неизбежностью отражается и в фильме "Властелин колец". До конца жизни он боролся с падением нравов, оставаясь патриархальным англичанином из срединных земель. Поразительно, но он был евразийцем среди атлантистов. И правильно замечено в "Дне литературы", что его " Срединная земля, окруженная океаном — это не что иное, как Евразия". У англичанина во всей его эпопеи нет моря. А, скорее, есть страх перед морем, есть чужесть моря. Новозеландец Питер Джексон, житель еще одного большого острова, тоже удержался от атлантического соблазна. В фильме есть горы, леса, небольшие реки, поля, есть подземный мир, где из всякой грязи продавшийся нечисти белый волшебник Саруман лепит зловещего урук-хая. Но нет островной или заморской психологии. Может, повлияло все-таки то, что родился сам Толкин в Южной Африке и первые годы жизни провел там, вдали от морей и океанов? Может, повлияла кельтская героическая мифология? Не случайно, в отличие от большинства англичан, очень ценил германский героический дух, и даже в годы войны с Гитлером сожалел, что "…люди в этой стране (Англии. — В.Б.) похоже, до сих пор не осознали, что в лице немцев нам противостоят враги, которые в массе своей наделены добродетелями повиновения и патриотизма (а это именно добродетели!) куда больше нашего. Нынешняя война заставляет меня испытывать глубокую личную неприязнь к этому треклятому невеждишке Адольфу Гитлеру за то, что он погубил, извратил, обратил в неверное русло и навсегда обрек проклятию тот благородный северный дух, величайший дар Европе, который я всегда любил и старался показать в истинном свете…". Вот, что должно было восторжествовать в фильме Питера Джексона "Властелин колец" — благородный северный дух, хранителями которого оказываются неприметные, невысокие приземистые труженики— хоббиты. И очень уж сильна магия книги, магия слова, поэтому мне показалось, что дух этот — северный героический дух — прорывается и в фильме,даже несмотря на отнюдь не северный облик главного героя первого Фродо. Виктор Астафьев называл персонажей, похожих на актеров, подобранных режиссеру на роли хоббитов, "еврейчатами". Вот уж о ком не писал и даже не думал, творя свой шедевр великий английский писатель. Кто-то может принять этого чернявого кудрявого актера за неаполитанца, и тоже мимо…
И все-таки фильм увлекает. И все-таки вылезает из киношного варева героика самого толкинского эпоса. Хорош волшебник Гэндальф, удачен образ старого Бильбо. Начинаешь верить, что эти мелковатые ребятки -хоббиты — должны победить, ибо иначе погибнет их родная земля. Исчезнут их уютные норушки… Да, есть зловещая "прелесть" кольца. Прелесть владения незаработанными тобой богатствами, прелесть владения душами людей. Но все-таки, сильнее этой прелести для Фродо, для Бильбо, для Сэма, Пина и Мерри остаются понятия дружбы, верности, долга. По сути, это военная эпопея. Недаром прообразами хоббитов для писателя послужили те неприметные английские солдаты, гибнущие в окопах первой мировой войны, которых молодой офицер Джон Толкин запомнил на всю жизнь.
Наименее удачна в фильме женская линия, потому что она насквозь фальшивая и надуманная. Увы, но здесь Джексон, сам толкинист, знаток и поклонник писателя, как бы предает своего кумира. Вся эта амазонистая красивость Арвэн взята напрокат из штампованных голливудских фильмов. В консервативном мире толкинского эпоса женщины занимают отведенное им место, не более. Отсутствие любовных страстей во "Властелине колец" иные нынешние властители дум расценивают чуть ли не как гомосексуальный намек. Для них любая мужская дружба, любое героическое братство — нечто сомнительное и двусмысленное. Но в том и красота толкинского консерватизма, древних героических традиций его эпопеи, что семья, и жены, и дети, защищаются воинами, оберегаются воинами, а на войне, когда спасаешь и родных, и друзей, спасаешь свой Хоббитон, не до любовных развлечений.
Обидно, что все эти сакральные ценности приходится извлекать из фильма, продираясь сквозь тривиальные представления о волшебных сказках. Прекрасно, что они есть. Джон Толкин считал, что его истинные мифы необходимы прежде всего его родине. Мне кажется, сегодня нашей России, нашей отечественной культуре требуется извлечь из его чудесных творений их истинный смысл. Нам пора восстанавливать свой консерватизм, свой героизм, свою мифологию.
Смысл "Властелина колец" еще и в их природном народном антидемократизме. О чем писал и сам Толкин: "Я не "демократ", хотя бы потому, что "смирение" и равенство — это духовные принципы, которые при попытке механизировать и формализовать их безнадежно искажаются, и в результате мы имеем не всеобщее умаление и смирение, а всеобщее возвеличивание и гордыню, пока какой-нибудь орк не завладеет кольцом власти, а тогда мы получим — и получаем — рабство". Вот о чем тоже надо думать, когда смотришь первый фильм из цикла "Властелин колец".
Мы все идем вместе с хоббитами в далекий путь до Мордора, до вместилища зла. И сумеем ли мы сами сбросить во всепожирающий огонь кольцо власти над нами, кольцо, прельщающее наших нынешних властителей, также, как оно совращало древних людей из толкинского героического эпоса, от этого зависит уже наше собственное спасение.
Далек еще путь до Мордора…
ВОЙНА, БРАТ!
Владислав Шурыгин
25 марта 2002 5 0
13(436)
Date: 26-03-2002
Author: Владислав Шурыгин
ВОЙНА, БРАТ! (Неполиткорректные мысли о новом фильме Алексея Балабанова)
Редкий случай — почти за месяц до выхода нового фильма Балабанова "Война" его начали ругать. Ругали с чувством, с толком, с расстановкой. Он и не "политкорректный", и "потакающий низменным инстинктам", и "фашистский" и проч. Злобным рецензиям и отзывам несть числа.
Поэтому, собираясь на него, я готовился увидеть нечто среднее между "Триумфом воли" Риффеншталь и "Механическим апельсином" Кубрика. И не хотел этого увидеть.
…Я выходил из кинотеатра с знакомой горькой болью за грудиной.
Нет, фильм не потряс меня! Как не может потрясти правда того, кто ее давно уже знает.
Нет, он не стал для меня откровением. Как не может стать откровением твоя собственная жизнь.
Он просто безжалостно и жестко рассказал мне обо всем том, что я и так уже давно знал.
Как старый фронтовой друг, который, махнув рукой на дела, на расшалившуюся к весне старую рану, вдруг приехал к тебе, и ты уже, в который раз, с трогательной наивностью, вспоминаешь общих друзей, веселые и трагические ситуации, в который раз слушаешь и пересказываешь фронтовые байки. И в этом общении на пару вечеров забываешь об окружающей гнуси и мерзости. До сладкой сердечной боли погружаешься в такое близкое и уже такое далекое фронтовое прошлое.
…После "Брата-2" зритель с нетерпением и робостью ждал следующую работу Балабанова. Будет ли "Брат 3"? И куда дальше уведет режиссера его талант? К каким выводам, к каким истинам?
Уже в "Брате" он безжалостно и честно вычертил облик умирающего города. И грязный, убогий в своей роскошной нищете, Питер стал символом нашего русского безвременья. Он был зрителем узнан и принят с его нищими немцами, спившимися ветеранами, бессмысленными бандюками и отставным солдатом, который живет по своим непонятным, но справедливым законам.
Данила Багров стал символом.
В "Брате-2" Балабанов впервые в современном кинематографе сорвал табу с темы того, кто же виноват в том, что происходит сегодня с Россией. Его интеллектуальная мразь Белкин, проданный с потрохами американцу, готовый в угоду тому убивать и душить кого угодно — он был до портретности похож на тех, кого мы каждый день видели на экранах — министров, банкиров, чиновников.
И Балабанов отправил своего героя за океан — бороться за справедливость. И возникла сказка, лубок. Ласкающая сердце и душу история про солдата, победившего чудище.
Но Балабанов был бы не Балабановым, если бы он так на лубке и остановился. Он должен был пойти дальше. И он пошел.
О чем фильм "Война"?
Он о нас. О России.
Точнее, о том, что ее у нас больше нет. И это самый страшный шок этого фильма. Балабанов страшно и беспощадно отбирает последние иллюзии.
У нас больше нет страны! Нет России!
Разве можно назвать "страной" образование, где в генеральских кабинетах торгуют заложниками, где фээсбэшники успешно совмещают службу с рэкетом.
Где в провинциальных бандитских разборках в год гибнет молодых парней больше, чем за все годы чеченской войны. И эта никчемная, убогая смерть становится чуть ли не верхом геройства, за которую пьют стоя, как за смерть на поле боя.
