Итоги Итоги - Итоги № 33 (2013)
А. А.: Уже не везде. В воздухе что-то появилось очень серьезное. В театре какие-то вещи, не нравящиеся, но разворачивающиеся в полной серьезности, происходят. И в литературе будет. Никуда не денемся. В кино уже вовсю идет…
А. К.: Вы поддерживаете любой разговор, и тут же он оказывается повернут от вас в сторону внешнего мира.
А. А.: Это может быть связано отчасти с тем, что я не хочу внутрь никого впускать.
А. К.: Но рубрика, для которой я записываю нашу беседу, называется «О душе». И я должен лезть к вам в душу. Мало ли что вы не хотите…
А. А.: Значит, пока не нащупали дырочку.
А. К.: Дырочку нащупать трудно. В вас дырочку нащупать трудно, потому что она забита всяким общественно-политическим мусором.
А. А.: Знаете, я бываю в одном южном городе, где есть водоем, в который попадает часть городских стоков. И там живет кефаль. Она там живет. Она любит грязную воду. Это ее среда обитания. Я не говорю, что ей комфортно, но она живет там, на стыке соленой и пресной воды.
А. К.: Привыкла.
А. А.: Или Господь Бог ей на роду написал жить в такой среде обитания. То, что вокруг, — для меня естественно, хотя часто мне некомфортно, совершенно некомфортно… Меня в эту новую, нынешнюю цивилизацию просто бросило пинком под зад, такая у меня биография. Я не осваивал новую цивилизацию. Я улетел из прежней жизни счастливый, как никто, — с гиканьем, свистом и радостью.
А. К.: Получается так, что вы независимо от вашего самоощущения очень счастливый человек...
А. А.: Я просыпаюсь почти каждое утро часа в четыре и примерно до пяти — это час мучений совести, которые в меня входят и не отпускают, пока со мной не разберутся. Это не комплексы, когда что-то не то сказал, не так сделал… В социальной жизни я не люблю, когда меня не любят, и не люблю, когда надо мной смеются. Но сейчас о другом, о том, что я собой представляю. Это мои отношения с Богом… Ради этих переживаний я не то что с четырех до пяти, я готов с трех до семи каждую ночь мучиться. Но на большее не согласен…
А. К.: Вам легче мучиться, потому что у вас есть область жизни, где вы не мучаетесь. Это сфера внешняя, где вам хорошо.
А. А.: А когда мне здесь становится невмоготу, я перемещаюсь на некоторое время во Францию. Мне там хорошо.
А. К.: В вас совмещаются удовлетворенность наружной жизнью и муки с четырех до пяти утра?
А. А.: Я не знаю. Я сам себе не психоаналитик. У меня другой способ. Я проживаю. Я сейчас проживаю разговор с вами. До этого проживал лекцию со студентами. Полечу в свою любимую Ниццу, буду проживать солнце. Совмещается это или нет, я не знаю.
А. К.: То есть вы живете мгновениями, за которые вы благодарите Господа.
А. А.: Да. И при этом я все время чувствую его присутствие. И когда я делаю что-то ужасное, я знаю, что он на меня смотрит, но все равно делаю.
А. К.: Ну это, как мне кажется, редкий случай, когда человек внешней жизнью подпитывает свою внутреннюю, а не наоборот.
А. А.: Может быть, мне просто внутренних сил маловато для того, чтобы ими что-то там подпитывать.
А. К.: Внутренних сил у вас не может быть маловато, если вы чувствуете присутствие Господа.
А. А.: Так это в нем силы, а во мне-то что? Я живу так, как будто Бога нет. Я пытаюсь жить так, как будто Бога нет.
А. К.: Его постоянное присутствие для вас тяжело?
А. А.: Диакон Кураев однажды рассказывал, как он разговаривал с одним мальчиком молодым, вдвое его моложе. Тот ему говорит: слушай, Андрей, ты живешь очень легко, наверное. Смотри, я молодой, а у меня вся голова седая, а ты намного старше, а у тебя седины нет. Кураев говорит: а ты сам виноват, потому что ты все вопросы пытаешься сам решать, а я, когда меня жизнь доводит до тупика, поднимаю глаза к небу и говорю: Господи, ты меня привел в эту Церковь, ты с этой своей патриархией сам и разбирайся.
А. К.: Очень многие люди берут все на себя, мол, это мы сами все сделали… Гордыня?
А. А.: Ну, с гордыней и у меня полный порядок. Но могу сказать точно: у меня нет ощущения, что все, хорошее или дурное, я делаю сам, но нет и самоуничижения — мол, я тут совершенно ни при чем...
А. К.: Тяжело быть верующим?
А. А.: Я был неверующим. Неверующим тяжелее. Атеист живет один. И ему жить — как сказать? — не то что страшно, а уж очень ответственно.
А. К.: Ну да. И, может быть, поэтому люди приходят к Богу чаще к старости — нет больше сил жить одному.
А. А.: Еще в классе, наверное, восьмом или девятом меня стала преследовать одна простая мысль, что человек ничего придумать не может. Все, что есть вокруг, подсмотрено в природе.
А. К.: Почему? А колесо?
А. А.: Колесо, да. Как способ передвижения. Хотя идея движения все равно в природе. Формы — да, наши, а сама идея, что надо передвигаться, вовсе даже не наша. Все в природе. Но есть одна идея, которая совершенно в природе не просматривается: это идея Бога.
А. К.: Да, и нет в природе добра и зла. А в человеке есть.
А. А.: В человеке есть. Размышление на эту тему привело меня, как сейчас бы сказали, в когнитивный диссонанс между тем, чему меня учили, и тем, что я сам понял. В то время я ходил в литературный кружок во Дворец пионеров, и наша преподавательница Зинаида Николаевна, очень хорошая, ни слова не говоря о Боге, все время выводила на те вещи, которые превосходят человека. Мы всегда к этой грани подходили через творчество, маленькое, но творчество, и там останавливались. А потом, уже дойдя до каких-то серьезных вещей, уже на первых курсах, я пришел к ней поговорить, и она мне прямо сказала, что верующая. Дальше свела с моим будущим крестным, который меня стал водить в храм Илии Пророка в Обыденском…
А. К.: Вы каким-то образом связываете свою религиозность с отношением к Церкви?
А. А.: Я бы знак равенства не поставил, но знак приблизительного равенства — да.
А. К.: Страдаете от того, что происходит вокруг Церкви и в ней?
А. А.: Да, конечно, очень сильно. Но есть и утешительное. Вот, например, в России появилась такая невероятная прежде фигура, как бедный епископ. У нас же не было бедных епископов. Что такое епископ — святой мученик, знаем, а что такое бедный епископ? Не знаем… Появились очень хорошие молодые епископы, которых я знаю…
А. К.: А в то же время наши старые друзья, свободомыслящие интеллигенты, говорят: Церковь свою распустите, отреформируйте и создайте заново… Нечто в этом роде говорят и даже пишут...
А. А.: Самое главное, это абсолютно даже не антицерковно, это антирелигиозно. Что значит «распустим Церковь, исправим Церковь»? Значит, понимания, что такое Церковь как тело Христово, нет. Даже не приходит в голову.
А. К.: А попробуйте в интеллигентной среде сказать что-нибудь хорошее о патриархе!
А. А.: Я пробовал. Ничего хорошего не получается. А попробуй что-нибудь хорошее сказать о либералах в церковной среде… Там ведь есть такие, при которых нельзя сказать, например, что какой-нибудь иноверец — приличный человек. Гореть ему в аду, и весь разговор.
А. К.: Слава богу, решать насчет ада будут не они.
А. А.: К счастью, и не мы.
А. К.: А вы как-то весело относитесь к Богу. Думаете, это правильно?
А. А.: Я по-другому не умею. Он меня таким сделал.
Мастера вызывали? / Искусство и культура / Культура
Мастера вызывали?
/ Искусство и культура / Культура
Мода на мастер-классы: научиться чему-нибудь и как-нибудь
Публичные практикумы, посвященные разным областям искусства, в последнее время стали в России суперпопулярными. В Европе такую форму досуга называют летний семестр, у нас — мастер-класс. Чем они интересны посетителям и тем, кто их устраивает?
Тайны мастерства
Мастер-классы можно условно разделить на профориентационные и досуговые. Суть тех и других вроде бы состоит в безвозмездной передаче профессиональных знаний и навыков всем желающим. Кинематографисты и театральные режиссеры, журналисты и писатели, дизайнеры и современные художники раскрывают тайны своего ремесла и творчества исключительно из любви к человечеству, жаждущему искусства из первых рук. Бывают среди них и известные персоны: так, например, в рамках Московского кинофестиваля иранский режиссер Мохсен Махмальбаф рассказывал интересующимся российским приверженцам свободы самовыражения о том, как кинематографисту спасаться от цензуры. И происходило это прямо в Парке Горького, в раю современного культурного отдыха — вольнослушатели располагались, как теперь принято, на ярких пуфиках под открытым небом. Выглядят такие мероприятия скорее как приятный пикник в компании интеллигентного человека, чем как профессиональная подготовка будущих работников культуры. Впрочем, такие мастер-классы, очевидно, и не ставят перед собой глобальной образовательной цели.
