Андрей Сахаров - Письма, заявления, интервью. 70-е годы
Еще в детстве я с содроганием читал замечательный сборник «Против смертной казни», изданный в России в 1906-1907 годах, в годы послереволюционных казней. (Изд. Сытина, с участием моего деда И.Н. Сахарова.) Я знаю страстные высказывания писателей — Л. Толстого, Достоевского, Гюго, Короленко, Розанова, Андреева и многих других. Из упомянутого сборника я знаю аргументацию ряда ученых — Баженова (психология казнимых), Соловьева, Гернета, Гольдов-ского, Давыдова и др. Я разделяю их убежденность в том, что смертная казнь по своему психологическому ужасу несоизмерима с большинством преступлений и что поэтому она никогда не является справедливым возмездием, наказанием. Да и о каком наказании может идти речь по отношению к человеку, который перестает существовать. Так же, как они, я убежден, что смертная казнь не имеет моральных и практических оправданий и представляет собой пережиток варварских обычаев мести. Мести, осуществляемой хладнокровно и обдуманно, без личной опасности для палачей и без аффекта у судей, и поэтому особенно позорной и отвратительной.
Кратко остановлюсь на часто обсуждаемом сейчас вопросе о терроризме. Я считаю совершенно неэффективной смертную казнь для борьбы с терроризмом и другими политическими преступлениями, совершаемыми из фанатических убеждений, — в этом случае смертная казнь является только катализатором более массового психоза беззакония, мести и жестокости. Сказанное не значит, что я в какой-то мере оправдываю современный политический терроризм, сопровождающийся часто гибелью непричастных, случайных людей, взятием заложников, в том числе детей, и другими ужасными преступлениями. Но я убежден, что тюремное заключение, быть может, с принятием закона, запрещающего в установленных судом случаях досрочное освобождение, является более разумным для физической и психологической изоляции террористов, для предупреждения дальнейших актов террора.
Особенно важна отмена смертной казни в такой стране, как наша, с неограниченным господством государственной власти и бесконтрольной бюрократии, с широко распространенным пренебрежением к закону и моральным ценностям. Вы знаете о десятилетиях массовых казней неверных, которые осуществлялись без какого-либо подобия правосудия (а еще большее число людей погибло вообще без судебного приговора). Мы все еще живем в созданной этой эпохой нравственной атмосфере.
Я особо хочу обратить ваше внимание на то, что в СССР смертная казнь назначается за многие преступления, никак не связанные с покушением на человеческую жизнь. Многим памятно, например, дело Рокотова и Файбишенко, обвиненных в 1961 году в подпольной торговле драгоценностями и незаконных валютных операциях. Президиум Верховного Совета принял тогда закон, предусматривающий смертную казнь за крупные имущественные преступления, когда они уже были присуждены к тюремному заключению. Состоялся новый суд, и задним числом — что нарушает важнейший юридический принцип — их приговорили к смерти. А затем по этому и аналогичным законам были осуждены многие, в частности за частнопредпринимательскую деятельность, за организацию артелей и т.п. В 1962 году был расстрелян старик, изготовивший несколько фальшивых монет и зарывший их во дворе.
Общее число смертных казней в СССР неизвестно — эти данные засекречены, но есть основания предполагать, что оно составляет сейчас несколько сот человек в год, то есть больше, чем в большинстве других стран, где еще существует этот варварский институт. Есть и другие особенности нашей современной действительности, которые имеют отношение к обсуждаемой проблеме. Это удручающе низкий культурный и нравственный уровень нашего теперешнего уголовного правосудия, его зависимость от государства, а часто -коррупция, взятничество и зависимость от местного «начальства». Я получаю огромное количество писем от осужденных по уголовным делам. Хотя я не могу проверить эти дела в каждом конкретном случае, но в своей совокупности они создают неоспоримую и ужасную картину беззакония и бесправия, поверхностного и предвзятого разбирательства, невозможности добиться пересмотра явно ошибочных или сомнительных приговоров, избиений на допросах. Среди этих дел есть и связанные со смертными приговорами. Вот одно из них. Передо мной копия приговора Рафкату Шайму-хамедову, документы, составленные адвокатом, письма матери. Рабочий, татарин по национальности, Шаймухамедов приговорен к расстрелу 31 мая 1974 г. в Иссык Куле по обвинению в убийстве с целью грабежа продавщицы магазина в соучастии с двумя другими молодыми людьми (приговоренными тогда же к нескольким годам заключения). Шаймухамедов, отрицая свою виновность, отказался просить о помиловании и объявил голодовку. 20 месяцев он провел в камере смертников, ожидая или казни, или пересмотра дела. За это время мать и адвокаты направили десятки жалоб, но все вышестоящие инстанции безо всякого рассмотрения возвращали их обратно. В январе 1976 года приговор был приведен в исполнение с санкции зам. прокурора СССР Малярова. Приговор Шаймухамедову поразителен своей безграмотностью в прямом и юридическом смыслах, бездоказательностью и противоречивостью. Из жалоб адвокатов и из письма матери выявляется еще более впечатляющая картина. Не доказано присутствие осужденного на месте преступления. Игнорируются все противоречащие версии обвинения показания свидетелей, а также данные экспертизы (согласно которой группа крови потерпевшей не совпадает с группой крови в пятне на одежде Шаймухамедова). В письме матери утверждается, что причина такой пристрастности — корыстная заинтересованность двух прокуроров (Бекбоева и Кле-шина); она рассказывает о сценах вымогательства, о взятке, полученной от другого обвиняемого, о фабрикации — уже после расстрела Рафката — уголовного дела против второго сына с той же целью вымогательства. Я не могу проверить этих сообщений, но мне ясно главное — с какой легкостью и отсутствием аргументации вынесен смертный приговор, как легко такое страшное дело становится рутиной.
Я так подробно остановился на этом деле потому, что в нем, как мне кажется, наглядно отразился весь ужас смертной казни и ее разрушающее влияние на общество.
Я надеюсь, что симпозиум внесет вклад в благородные усилия многих поколений, направленные на полную отмену смертной казни во всем мире.
19 сентября 1977 г.
© Хроника-пресс. — Нью-Йорк, 1977.
ВЫСТУПЛЕНИЕ НА СЪЕЗДЕ АФТ–КПП[10]
Возможность выступить здесь — большая честь для меня. Я выражаю свою благодарность Вам и Вашему председателю господину Мини.
Мы в СССР знаем о том влиянии на внутренние и международные дела, которое АФТ–КПП имеет в Вашей стране, с глубоким уважением относимся к их позиции в важнейших, определяющих вопросах — в оценке задач внешней политики, задач экономических, научно-технологических и культурных связей, задач содействия развивающимся странам, в ответственном понимании задач экономического процветания и национальной безопасности США, от которых зависит будущее не только одного американского народа, в вопросах защиты прав человека. Такая роль организации, представляющей интересы самых широких слоев трудящихся, — одно из удивительных для нас проявлений плюралистического характера американского общества, удивительных потому, что они находятся в разительном контрасте с тем, что мы видим у себя. В этом плюрализме, или демократии — огромная реальная сила Вашего общества, глубинный источник его успехов. Да, конечно, наше монопартийное и моноидеологическое закрытое кастовое общество во многом отличается от общества Вашей страны. И все же не настолько, чтобы мы не могли понять Ваших проблем, а Вы — наших, и не пытаться выработать какую-то общую линию поведения.
Говорят, характер американского народа, его деятельная и практичная доброжелательность и чувство собственного достоинства воплощены в вопросе, ставшем национально-традиционным: «Чем я могу вам помочь?» Мне кажется, что, пригласив меня на это собрание, Вы тоже задаете мне этот вопрос. Я попытаюсь ответить. Но речь идет не просто о помощи нам, но и в первую очередь о защите общечеловеческих ценностей, общечеловеческого будущего, общечеловеческой безопасности, то есть речь идет не о вмешательстве в наши внутренние дела.
Прежде всего я хочу сказать о решающем для всей борьбы за права человека в СССР и для моей общественной деятельности вопросе о связи. Единственным оружием в нашей борьбе является гласность, открытое и свободное слово. Внутри нашей страны все каналы массовой информации в руках партийно-государственного аппарата. Сейчас, в эпоху разрядки и расширения борьбы за права человека, огромную роль приобрели связи с Западом, поступление на Запад информации о нарушениях прав человека и наиболее эффективное, точное использование ее. Власти в СССР предпринимают самые беззастенчивые меры для пресечения каналов связи с Западом, и мне кажется, что, только активно противоборствуя этому, мы можем рассчитывать на успешное сотрудничество в борьбе за права человека. Знаете ли Вы, что сотни желающих эмигрировать не получают вызовов из-за рубежа, которые власти произвольно, в нарушение права на свободный выбор страны проживания всегда требуют? И поэтому эти люди даже не числятся официально в числе желающих уехать. Многие имеющие родственников за границей лишены возможности разговаривать с ними. Письма, телеграммы, книги, посылки и другие международные почтовые отправления не достигают адресатов. Власти надолго или навсегда отключают телефоны у людей, якобы ведущих нежелательные международные телефонные разговоры, выявляя тем самым, что разговоры прослушиваются КГБ. Даже приглашение на сегодняшнюю встречу ознаменовалось такими нарушениями. Надежда Мандельштам, Александр Подрабинек, Анатолий Марченко и я не получили писем с приглашениями, при этом я получил конверт с вложенным в него издевательским рисунком вымершего чудовища бронтозавра. КГБ имел в виду, видимо, тех, кого он называет реакционерами, быть может, Вас, господин Мини, и, конечно, меня. Но на самом деле бронтозавром является репрессивная система, творящая такие беззакония. Сегодня утром, уже после обсуждения с женой вслух этого письма, в нашей насквозь прослушиваемой КГБ квартире я наконец получил Ваше приглашение.
