Журнал Русская жизнь - Русский бог (декабрь 2007)
«Ниагара» быстро стала популярной, и вскоре папа открыл второй кинотеатр. В «Ниагаре» у него была конторка, куда приходили знакомые, друзья. Даже Блок к нему приходил. Я сама-то его не видела, но читала потом в его дневнике запись о моем отце. Эта конторка была чем-то вроде светского салона, папа там всех знакомых коньячком угощал, общались они. И вот мама сказала: «Ты так пустишь все по ветру, а мне нечем будет детей кормить. Давай откроем второй кинотеатр, мой». И открыли они кинотеатр «Вулкан», неподалеку, на Большом проспекте. Мама в нем была директором. Теперь там скверик, этот дом развалился.
Вообще у нас и в доме всегда было много гостей. Помню, на Пасху накрывался огромный стол, чего там только не было: пасхи, куличи, окорока, целые поросята… Приглашали всех родственников и друзей. Жили мы в шикарном доме Колобова на Матвеевской улице, он стоит до сих пор.
Один раз мы видели царскую семью. Они иногда на острова ездили кататься по нашей улице и как-то мы во время прогулки их встретили. Никакой охраны, просто в коляске. Мне нравилась Анастасия. Ольга и Татьяна некрасивые были, Мария ничего. Но мне больше всех нравились Анастасия и наследник. Вот эти двое. Их я запомнила навсегда.
Папа не только кино хотел заниматься, у него было много планов. Он скупил почти всю Новую Деревню. Там была очень болотистая земля, а папа хотел все осушить и превратить эти места в образцовое хозяйство. Изобрел специально для этого большой электрический плуг. Он как раз Блока просил порекомендовать ему хорошего чертежника, чтобы этот плуг сделать. Но Блок никого не прислал, а тут уже началась революция, и папу арестовали. Выручили его сотрудники нашего оркестра, которые в «Ниагаре» играли. Поручились, что он не эксплуататор. Так что его выпустили все-таки.
В революцию вообще было страшно. Мама все время боялась за нас. На крышах домов тогда стояли пулеметы, в том числе и на нашей. Стреляли. Мама боялась, что снаряд попадет в окно и убьет кого-нибудь. Поэтому из комнат она нас выселила. Я спала в корыте в коридоре, а сестра моя Муся спала в ванной на грязном белье. Сколько это продолжалось, я не помню, но какое-то время мы так жили. Один раз к нам в разгар боев пришел знакомый околоточный, не помню, как его звали. За ним гнались. Он говорит: «Спрячьте меня!» Но мама испугалась, ведь дети в доме: «Я не могу вас спрятать, но могу провести вас через квартиру на черный ход». А те, кто за ним гнался, через несколько минут врываются: «Мы видели, что он к вам зашел, выдавайте его!». И начали квартиру обыскивать. Тут нет, там нет. А в маминой комнате, в эркере, стояла большая банка варенья, прикрытая шторой. Они обрадовались: «Вот он!» Мама спокойно отвечает: «Это варенье, посмотрите сами». Так они и ушли ни с чем. А околоточный спасся, мама его выручила.
Потом в Петрограде начались перебои с продовольствием. Белые булочки выдавали только детям в праздничные дни, на Дворцовой пощади. Мой брат, Миша, ездил за этими булочками. Сахар мы стали колоть щипчиками на маленькие кусочки, чтобы пить вприкуску.
Наконец, мама сказали: «Все! Надоело мне так жить, поедем на Украину. Там посытнее будет». Билеты было очень трудно достать, но как-то брат Миша их достал, он на флоте служил, по военной линии можно было. Поезд штурмовали - меня просто через окно засунули в вагон, на столик. И я так и ехала на этом столике. Пересесть уже некуда было, вагон был забит битком. И вот станция Бахмач. Ночь. Команда: «Кто с детьми, выгружайтесь на вокзал, будет нападение». Какие-то бандиты собрались поезд захватить. Я уже не помню, кто именно, тогда этих банд много было. Потом поехали дальше. В итоге остановились на станции Нежин Черниговской губернии. Выгружаемся. Было нас пятеро: мама, Тезочка, брат Николай, Мария и я. Что делать дальше, непонятно. Кто-то посоветовал маме идти на базар и найти там крестьянина с подводой, чтобы он нас довез до какой-нибудь деревни. Мама так и сделала. Нашла там женщину, очень милую и добрую, из деревни Филевка, которая в восьми километрах от станции Нежин. Мы погрузились к ней в подводу и поехали в Филевку. Она говорит: «Вы видите, что у нас одна хата. Я вас могу только на время взять, пока вы найдете что-то еще». Нас, детей, оставили у нее, а мама с Тезочкой пошли по соседним деревням, искать, где нам жить. Нашли в нескольких километрах село Талалаевка. Огромное, с церковью, с имением. Там мы и остановились.
Сначала мы поселились в богатом доме, с огромным садом. Хозяин, правда, сразу сказал: «В сад ни ногой. Когда я захочу, я сам вас угощу. Это вы нам революцию сделали, босота петроградская». Мы у него долго не прожили, конечно. Очень тяжелый человек был. Мама потом нашла на краю села помещение, у кузнеца. А этот богач иногда в праздник все-таки приносил нам фрукты в подарок.
Жилось нелегко. Деревенские на керенки ничего не продавали. Пришлось искать подспорье. В «Ниагаре» помимо фильмов показывали спектакли-миниатюры. Аренда костюмов стоила дорого, и папа, чтобы сэкономить, открыл свою костюмерную мастерскую. Я туда очень любила ходить, чего там только не было. Польские костюмы с меховой опушкой, боярские костюмы, атлас, бархат… Изумительные ткани! А теперь папа набивал этими костюмами мешки и посылал нам на Украину. Мы с сестрой их распарывали, а мама шила из них очипки - шапочки, которые носят замужние женщины. Этими очипками мы и кормились, меняли их на продукты. Кто топленого молока крынку принесет, кто сала кусок, кто овощей каких-то. А керенки у них не шли. Один раз только удалось нам что-то купить на керенки, когда мама заболела сыпным тифом. Есть было нечего, я надела валенки и пошла по деревне: «Пожалуйста, продайте кусочек сала, у меня мама тяжело больна, нечем заправить борщ!» - «Керенки? Нет-нет-нет!». Один дом - нет, другой - нет… Только один старичок в конце концов вынес немножечко сала, пожалел ребенка. Но керенку взял. А потом мама поправилась, стали мы опять костюмами жить.
Потихоньку стала жизнь налаживаться. Коля устроился работать в волости писарем - он учился в Петрограде в коммерческом училище, и у него был изумительно красивый почерк. Тезочка тоже там была каким-то делопроизводителем. Ну и мама шила. А потом еще и папа приехал. На последнюю золотую десятку купил нам поросенка, я его пасла все лето.
Мы с Марией пошли в школу. Программа школьная менялась в зависимости от того, кому принадлежала деревня. Пришел Деникин - у нас Закон Божий. Проходит сколько-то времени, Деникина сменяют националисты. Закона Божьего больше нет, зато все преподают на украинском языке. И так далее. Потом пришли красные. К нам на постой определили трех питерцев - мы были так рады говорить на русском языке, с земляками.
А на следующий день я иду из школы, смотрю: телеги едут. Что-то на них нагружено, до земли. Следующая, еще одна… И тут я вижу - руки, ноги висят. Трупы везут. Махновцы всех красноармейцев побили. Представляете? Еще вчера мы с ними пили чай, вспоминали Питер, а теперь они мертвые, на телеге…
Махновцы тоже долго не продержались, и их из деревни выгнали.
А потом приехал Михаил Адрианович. Как я кинулась к нему на шею: «Мишенька, Мишенька!» - а сама рыдаю. Миша был мой любимый брат, мы были очень похожи. Я так по нему соскучилась, да и надоела уже эта жизнь, конечно. А он говорит: «Хватит плакать, я приехал за вами». Он же был военный, их откуда-то перевозили в теплушках. И вот Миша договорился со своей «братвой», как они говорили, что они нас в теплушку возьмут. Мы быстренько собрались, пока состав стоял на станции, и поехали. Тезочка только осталась на Украине, она к тому времени вышла замуж за какого-то красного командира, у нее уже дочка родилась.
В Чернигове наш состав досматривали, проверяли, чтобы не было мешочников. Правило было такое: позволяли провезти с собой столько добра, сколько сам можешь унести. И вот даже на меня повесили мешок с пшеном - до самого пола. Я иду, он меня бьет по ногам, тяжело ужасно. Но что делать? Надо суметь. Мама говорит: «Тамарочка, ради бога, пройди контроль!» И я снесла. Справилась. Вот так мы ехали в Питер.
Проблем было много. Из нашей квартиры нас выселили. Пришлось хлопотать насчет жилья, это было сложно - ведь нас буржуями считали. В школе мне пришлось заново учить русский.
Потом начался НЭП, и папа решил снова заняться делом. Продавали царских лошадей, и папа там по случаю купил пару. Одну из них, я помню, звали Пелендрик. Во дворе нашей школы была конюшня, папа ее арендовал. Нанял двух кучеров. Сначала вроде дело пошло, но потом мальчишки все испортили, братья мои. Они стали катать своих знакомых девочек, и дело лопнуло.
Единственное, что у нас оставалось от прежнего богатства - это папин золотой портсигар. Мама его все время носила при себе, в лифчике, как самую большую ценность. А папа решил завести еще одно дело - открыть ресторан. В конце концов, он умолил ее продать этот портсигар. Но ничего хорошего не вышло, папе попался недобросовестный компаньон, он его обманул. Ресторан прогорел, очень быстро.
