Сергей Переслегин - Статьи
Паровоз взорвался: умер диктатор Сталин в один день с композитором Прокофьевым, – вагоны, набрав прежде невиданную скорость, по инерции ехали в грядущую "революцию сознания" шестидесятых, время физиков и лириков, космической гонки и расцвета полу запрещенной литературы, "где колеблется розовый, немигающий утренний свет".
Роман И. Ефремова "Час быка" вышел, но был изъят. Его, как водится, доставали и читали. Там было написано про то, что у нас в России случилось. Кому-то было выгодно закрыть простую цивилизационную истину: "лучше быть беднее, но подготовить общество с большей заботой о будущем". Кто, интересно, за ее прикрытие был даже готов рассекретить западные паттерны потребления? В восьмидесятые поезд коммунизма встал на прикол и далее был втихую сдан в металлолом.
В 2002-м на молодежном семинаре по геополитической стратегии России, юная леди с музыкальным образованием сказала, что, если эпоха не создала своей музыки, значит, никакой эпохи и не было.
Сколько времени нам будут еще светить ремейки? Хотя? Что музыке – взорвавшийся когда-то политический тягач?
Битлз ознаменовали "революцию сознания" в Америке, Американский Университет Мастеров (АУМ) в 60-е годы создал теорию постличиночной, свободной, стадии развития человечества. Российские барды 60-х лирично оплакали недостаток проектности у русской интеллигенции. Вновь объединенная Германия породила в конце 90-х имперские гимны "Rammstein". Осколки российского Рока разбились об ожидания перемен. Масс-культура, заполнившая сегодняшние стадионы, с трудом причисляется к музыке. По крайней мере – к божественной.
У нас в России во время концерта в филармонии не закусывают, а в Австралии- приносят одеяла, расстилают на свежем воздухе в парке, кушают и слушают классическую музыку. Потребление… Чья это мать? Не знаете?
2004 г
Будущее, которое мы потеряли
Альтернативность истории
Любить классическую советскую фантастику начала 60-х годов сейчас не модно. "Коммунистическая пропаганда!" – новый ярлычок надежно сменил прежние идеологические клейма. "Английский шпион" И. Ефремов в глазах нынешних либералов едва ли теоретик тоталитаризма. Недалеко ушли от него и братья Стругацкие, для творчества которых, как вдруг оказалось, характерно "пренебрежение к человеку, если он не боец передовых рубежей"[1].
Вряд ли есть надобность ломиться в открытую дверь, доказывая роль "Часа быка", "Понедельника…", "Обитаемого острова", "Улитки…" в разрушении тоталитарной идеологии. Негативное, критическое начало сейчас не столь интересно, как начало созидающее: "стандартная модель будущего" по Ефремову-Стругацким.
Коммунистическая Утопия
Идея о переустройстве мира существует столько же, сколько и сам мир. Попыткам спроектировать идеальное общество несть числа. Время от времени дело доходило и до крупномасштабных экспериментов, которые все без исключения дали резко отрицательные результаты.
На этом основании, кстати, сейчас отвергается сама идея "светлого будущего". Безнравственными – с точки зрения приоритета общечеловеческих ценностей – считаются не только практические действия, но даже размышления на подобные темы.
Между тем, с позиций нормальной (то есть, не общечеловеческой, а просто человеческой) логики, провал большевистского эксперимента ровным счетом ничего не доказывает. (Ну, кроме того, что "ежели человека не кормить, не поить и не лечить, то он, эта, будет, значить, несчастлив и даже, может, помрет. Как вот этот помер.") Если некто, нацепив восковые крылья, сиганул с колокольни, не надо писать в некрологе, что покойник доказал принципиальную невозможность создания летательных аппаратов "тяжелее воздуха"…
Желание построить идеальное общество, несомненно, имеет источником эгоистическое недовольство человека своим положением. Как и любой прогресс вообще. Но есть и объективные факторы, способствующие жизнеспособности таких устремлений. Если оценивать социальную энтропию через меру нереализованной социальной работы, окажется, что "КПД" любого современного государства пренебрежимо мал. Иными словами, подавляющая доля человеческой активности – времени, сил, материальных средств – расходуется на попытки достичь заведомо невозможных целей и на сколько-нибудь полезную (хотя бы субъективно) деятельность ресурсов почти не остается.
(Два зама претендуют на место начальника. По крайней мере одному из них это место точно не достанется. Усилия, направленные на достижение этой цели, ушли в "социальное тепло" – эмоции типа "обида, зависть, ненависть" и, в конечном счете, порождают "синдром длительного унижения", комплексы, мании".[2]" – И часто так бывает? – Всегда.")
Почти всегда, впрочем. Потому что время от времени спонтанно возникают структуры, практически не производящие социальную энтропию. Люди там работают. И этим счастливы. Естественно желание сконструировать мир, в котором негэнтропийная социальная среда была бы нормой. Хотя бы для того, чтобы иногда отдыхать там!
Фантастика "ранних шестидесятых" этот мир создала.
Для меня, как для любого ролевика, он столь же реален, как те, в которых живут Д`Артаньян, Корвин, Фреззи Грант и Белоснежка. Намного реальнее данной России – с пьяницей Брутом и нетрезвым президентом[3].
Последняя фраза не является метафорой. Вероятность существования Реальности "Россия 1995" действительно довольно мала.
Представление об однозначности (объективности) прошлого (и настоящего) основано на неявном предположении, что событие всегда может быть восстановлено по своему информационному следу, иначе говоря, что информационное усиление не искажает исходный "сигнал".
Такое предположение заведомо неверно.
Мы должны, следовательно, приписывать событиям прошлого вероятность реализации, быть может, близкую к единице (если событие оставило четкие информационные следы, либо если оно причинно связано с некоторой совокупностью высокодостоверных событий, либо, наконец, если существует значительное число информационных связей между ним и другими высокодостоверными событиями), но никогда не равную ей.
Но в таком случае вместо одной-единственной истории мы должны научиться работать со многими альтернативными историями, в идеале – с вероятностным континуумом, для которого наблюдаемая "реальность" – в лучшем случае "первая среди равных".
(В конце восьмидесятых В. Рыбаков написал прекрасную "альтернативную" миниатюру "Давние потери". Социализм, тридцатые годы. Те же все люди. Только в этой реальности они – добрые. Вместо индукции власти, насилия, смерти "прошла" индукция терпимости, любви, свободы. В спектре возможностей антитезой концлагеря оказалась утопия. Казалось бы, разумно предположить, что наша "реальность", соответствующая в "вероятностном континууме" классической траектории в квантовой механике, окажется где-то посередине. Не тюрьма, но и не рай на земле. Бросили кости, и выпала тюрьма. Вот и доказываем теперь ее неизбежность.)
Если между "подлинными" и "придуманными" событиями нет существенной разницы, то ученый-историк имеет право на художественный вымысел, а мир, созданный писателем, не менее важен и доступен для изучения, нежели мир установленных фактов, сведенных в огромные архивы.
Однако же, сколько ни бьются западные писатели, предупреждая, и советские, погружая в утопии/антиутопии, историк вкупе с политиком с достоинством отметает целую область исследований, а послушное своим богобоязненным пастухам общество прилежно наступает на неоднократно предсказанные грабли.
Совокупность альтернативных историй представляет собой "Тень", зазеркалье, существование "классической единственной истории", и взаимодействие "выдуманных" миров с Реальностью похоже на взаимодействие между сознанием и подсознанием человека.
Сказанное буквально означает, что Реальность, лишенная своей Тени, не имеет источника к дальнейшему своему развитию. Потому как развитие это строится на постоянном соперничестве между сотнями "если бы" и единственным "так есть". И самому "так есть" на протяжении всего существования приходится доказывать загнанным в иллюзорное/альтернативное бытие теням свое право на звание Реальности.
Некоторые из альтернативных миров так близки к "России 95", что мы переходим в них и возвращаемся обратно по десять раз на дню, даже не отдавая себе в этом отчета. Достичь других очень трудно, даже имея Проводника. А еще есть миры, которые мы решились забыть.
Упрощая, человек разрушает.
Наше прошлое видится сейчас сплошным кошмаром. И если оно – единственное, таким же кошмаром неизбежно окажется и будущее: равные позиции преобразуются в равные. "На Юпитере нет ремонтных станций. Это следует из всех теорий Юпитера."
Точки ветвления. Лунная программа
Теневые миры стремятся стать Реальностями.
Иногда им это удается.
"В течение последующих двенадцати дней обе стороны помышляли о втором Седане. Это были двенадцать дней, когда история колебалась между двумя путями, и немцы были так близки к победе, что даже прикоснулись к ней между Эной и Марной."[4]
