Николаос Зурнатзоглу - Старец Паисий Святогорец: Свидетельства паломников
Он говорил нам, чтобы мы приучались произносить Иисусову молитву про себя все то время, когда бодрствуем, что бы мы ни делали. Так дела наши будут совершаться с молитвой. Когда мы не говорим с другими, надо творить молитву.
Один водитель ехал на Святую Гору и творил Иисусову молитву. Он проезжал деревню, и на каком‑то повороте перед ним оказался ребенок. Машина переехала ребенка, а он совсем не пострадал! Она даже его не коснулась. Водитель остановился, вышел из машины и убедился, что ребенок цел и невредим, как если бы ничего не случилось. Христос сохранил его по молитве.
Старец говорил нам, что, поскольку у нас нет духовности и потому что не молимся, придет время, когда будут сталкиваться машины, люди будут получать травмы, сами того не желая и не замечая этого. Они не смогут этого избежать. Современный мир, говорил он, похож на реку, напор которой сдерживает деревянная плотина. Но из‑за нашего отступления и по нашей греховности эту плотину, которая сейчас сдерживает зло, прорвет, ее разрушит поток греха, и мы сами себя погубим.
Он говорил нам: « Когда два человека несут балку и хотят пройти в дверь, один должен уступить, чтобы сперва прошел другой, иначе они не смогут внести балку внутрь. Так же и люди должны уступать, обуздывать свою волю, иначе они будут наталкиваться на стены. Положим, два человека вступают в конфликт; если один из них немножко отступит, каким бы плохим ни был другой, проблема разрешится, пройдет конфликтная буря». Он привел и такой пример: «Если у нас два твердых камня и мы будем бить один о другой, то они дадут искру. Если же один мягкий, а другой твердый, тогда при ударе одного о другой искры не возникнет. Так же и при конфликте: если один смягчится и отступит, ссоры не произойдет. Если же оба ожесточатся, вспыхнет огонь.
Я говорил ему о лжесвидетелях Иеговы, которых преследую и с которыми ругаюсь. «Ах, Афанасиос, — отвечал он мне, — мужества тебе и меняй рубашки. С ними никто не может договориться. Они только будут выводить тебя из себя и заставлять тебя потеть…» Я всегда призываю молитвы старца, прежде чем встретиться с теми из них, кто ходит по улицам и площадям, и так справляюсь… У меня есть некоторые аргументы, которыми я их сражаю. Они терпят поражение прилюдно и уходят один за другим.
С 1962 года по милости Божией и по молитвам Богородицы я бываю на Святой Горе: обычно — на Благовещение и на Крестовоздвижение. Я виделся со старцем, как и многие другие. Он всегда сам угощал приходивших сладостями и водой. Как бы он себя ни чувствовал, пренебрегал собой, чтобы служить другим. Часто он говорил мне: «Уходи скорее. Я не могу. Я должен пойти в церковь, чтобы… позвонить!» Он спешил, чтобы пойти помолиться о том, о чем его просили люди.
Мою супругу он видел иногда в монастыре в Суроти, под Салониками. Он ее знал. Когда я бывал у него в келлии, на Афоне, и он плел четки, то он отдавал их мне, столько, сколько связал, вместе с клубком ниток и деревянной иглой, чтобы их доплела моя супруга. Он повторял нам: «Не теряйте “частоты”, общайтесь на этой “частоте” молитвы, и не утратите связи. И я буду молиться за вас на той же “частоте”.
Он говорил: «Одно “Слава Тебе, Боже” равнозначно тысяче “Господи, помилуй” или “Господи, Иисусе Христе, помилуй мя”. Когда мы крестимся, как будто играем на мандолине, то насмехаемся над Богом. Когда же мы крестимся правильно, тогда радуется наш Ангел Хранитель».
Многие монахи, побывав у старца Паисия, испросили его совета. И многие желающие принять монашество ходили к нему за благословением, перед тем как уйти в монастырь, а также чтобы он подтвердил им, что на самом деле есть воля Божия им стать монахами. Я знаю некоторых, кого он отговорил от монашеской жизни. Теперь у них семья.
Он говорил, чтобы я читал Евергетин[12]. Я признавался: «Геронда, не понимаю того, что там написано». — «Ты читай, — говорил он мне, — понимаешь или нет. Сегодня не понимаешь, а завтра, может быть, поймешь». Так все и вышло впоследствии.
О слезах он говорил: «Есть люди, которые легко плачут. Но один глубокий вздох с великой болью может сравняться с ведром слез».
Он советовал: «Не будем ложиться спать не помолившись хотя бы кратко. Если не можем прочесть вечернее правило, то прочтем Трисвятое. Когда мы просыпаемся, надо перекреститься и сразу же приступить к молитве.
Вначале я хотел его сфотографировать. Естественно, он знал, что я фотограф. Но он не соглашался, и я перестал брать с собой фотоаппарат.
Много лет спустя, зная мое желание, он говорит мне: «Ну давай, вынимай фотоаппарат, чтобы сделать хорошую фотографию, ведь ты же фотограф!» Он меня поддразнивал. «Ах, Геронда, — говорю я ему, — сейчас, когда у меня нет фотоаппарата, ты хочешь, чтобы я тебя сфотографировал? Когда же я тебя просил, ты мне не давал».
Моя последняя встреча со старцем была в сентябре 1993 года. Я пошел к его келлии, хотя мои знакомые говорили мне: «Не ходи, ему тяжело принимать. Всех, кто ходил, он не принял». У меня, однако, было желание его увидеть, и я пошел. Я сильно вспотел по пути к его келлии. В прошлом я часто ходил туда, однако никогда со мной такого не было, никогда со мной не случалось, чтобы я так взмок от пота. Там, постучав несколько раз в калитку, я стал петь тропари, ожидая, чтобы он мне открыл. Когда старец открыл дверь, он был в очень плохом состоянии. Подойдя к калитке, он не стал открывать мне. Он держал в руках свои постиранные брюки. Я говорю ему: «Геронда, позволь мне зайти, чтобы помочь тебе. Тебе же тяжело. Я выжму брюки и повешу их». — «Нет, мойхороший, иди, иди». Он занимался брюками, а я им восхищался. Потом я взял у него благословение, он похлопал меня по голове и сказал: «Всего тебе доброго. Иди теперь, я плохо себя чувствую». Он на самом деле плохо себя чувствовал. Чрез два месяца я узнал, что он попал в больницу в Салоники. Я собрался и поехал к нему. Однако монахиня, которая дежурила около его палаты, ни под каким предлогом не позволяла мне войти. В конце концов мы увидели его в монастыре в Суроти, когда его туда перевезли. У него было хорошее настроение. Он сказал нам, чтобы мы не теряли “частоту”, духовную жизнь. Я обнял его с великой радостью. Через два месяца он преставился.
Иоаннидис Харалампос, служащий общественного транспорта, Салоники
В старце Паисии меня радовало и ободряло то, что, хотя у него во дворе всегда было много народа, он принимал всех с любовью и терпением. Приходя к нему на беседу, я рассказал ему некоторые вещи, связанные с одной моей семейной проблемой. Он мне ответил, и я ушел тогда окрыленный. Однако у меня было желание, чтобы мы встретились с ним вместе с моей женой, потому что у нас все еще оставалась неразрешенная проблема. Так и случилось. Господь так устроил, что мы встретились со старцем в монастыре в Суроти. Наше разногласие заключалось в следующем. Моя жена была из сестричества. Там она жила по правилам сестричества, куда входила общая импровизированная молитва. И это меня смущало. Мы задали вопрос об импровизированных молитвах, и старец сказал, что не согласен с такого рода молитвами. Он сказал, что у супружеской пары должен быть один духовник, ибо в противном случае муж будет тянуть налево, а жена направо. Он посоветовал нам молиться используя молитвы, которые составили святые, а не своими словами[13].
Харавопулос Спиридон, Орэокастро под Салониками
Мне тоже посчастливилось знать старца Паисия. В то время я переживал из‑за македонского вопроса. С двумя своими знакомыми из Афин (мы встретились впервые на Святой Горе) мы решили убрать флаг с македонской границы. Но перед этим я хотел поговорить со старцем и взять у него благословение. Я пришел к нему в келлию, поздоровался, и, прежде чем я успел ему что‑то сказать, он говорит мне: «Доблестный человек, знаешь, что я от тебя хочу? Поскольку у меня проблемы со здоровьем, вот ту часть горы, что ты видишь, от этой точки до той, отсеки, чтобы раньше вставало солнце!» Так он дал ответ на мой вопрос: я не должен браться за вещи, которые меня не касаются и которые превышают мои силы, а должен предоставить их Богу. Сразу же свалился камень с моей души.
Мериванис Ангелос, Каламаръя, Салоники
Я познакомился с отцом Паисием в июле 1981 года Я удостоился великой милости, что Пресвятая Богородица направила мои стопы в Свой удел, что Она привела меня к отцу Паисию. В разное время я слышал множество удивительных вещей от отца Паисия и от других братьев, когда мы встречались у него в архондарике под отрытым небом.
Помню, был сентябрь, за три–четыре года до смерти старца. Мы собрались у ограды его келлии — нас было примерно двенадцать человек. Мы ждали около полутора часов. Первый раз старец нам так долго не открывал. Когда в конце концов он открыл и мы зашли внутрь, один брат попросил, чтобы он поговорил с нами наедине, пять минут с каждым, чтобы рассказать ему о личных проблемах. Но старец не согласился. Он пригласил всех нас сесть у него в архондарике под открытым небом и начал с нами говорить. Иногда говорил что‑то, и я не понимал, почему он это говорит. Говоря на какую‑то тему, он вдруг прерывался и уводил разговор в сторону: «У некого благочестивого юриста в Салониках проблема с женой. У его жены слабость к чистоте. Однако их ребенок еще очень мал и этого не понимает; естественно, он сорит, перемещает предметы, и дома беспорядок. Этот юрист должен уговорить свою жену потерпеть до тех пор, пока ребенок начнет понимать, и тогда все уладится». Когда он закончил говорить, вопросы всех присутствующих были разрешены. Он ответил на мысли и проблемы каждого из нас, ибо благодаря своему дару прозорливости прочел все наши мысли. Немного погодя он говорит нам: «Ну что еще сказать, что еще сказать?» — «Все, что мы хотели услышать, Геронда, вы сказали», — ответили мы. Несмотря на то что он обращался ко всем, одновременно он говорил с каждым в отдельности. Следовательно, необходимости говорить с нами наедине не было. Мы поклонились старцу и ушли. Поднимаясь к монастырю Кутлумуш, я шел вместе с господином, который попросил его вначале, чтобы он поговорил с нами наедине с каждым по пять минут. Мы разговорились, и он меня спрашивает: «Ты заметил что‑то необычное в беседе старца?» — «Ачто надо было заметить? Особенным было то, что он упомянул случай с благочестивым юристом». — «Ну вот, этот юрист — я», — открылся мне он. — Я мысленно задал ему вопрос, и он тут же прервал беседу и ответил мне». Этот человек был юристом и продолжил свою учебу, чтобы изучить правовые вопросы в области здравоохранения.
