Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира - Ирина Анатольевна Никитина
Ирина: И он тоже певец?
Криста: Он музыкант. Сочинил два мюзикла, а теперь преподаёт в школе, где даёт уроки пения, но не классического, а скорее этот поп-арт, бэлтинг. Мне эта музыка не слишком близка, но мне и моя классическая как-то не очень уже нравится.
Ирина: В интервью газете «Нью-Йорк таймс» 1972 года журналист пытался представить вас примадонной, на что вы шутя возразили, я не прима-донна, я Секондодонна, потому что я меццо-сопрано.
Криста: Да, секондодонна. Но я всегда очень хотела быть примадонной и пела много партий для сопрано, ведь сопрано всегда получает лучшую гримёрку, где и фортепьяно и диванчик… Не правда ли?
Ирина: Но с точки зрения вашей славы вы же настоящая примадонна?
Криста: Ну, это да, конечно! Всегда примадонна!
Ирина: Кстати, а Кармен – это же главная героиня, но она меццо-сопрано?
Криста: Знаете, по типажу я анти-Кармен. Отто Шенк, австрийский режиссер, сказал, что в его постановке нужна не типичная испанская Кармен с цветком, а обычная женщина, живущая по соседству, которая любит свободу, выбирает мужчину, какого захочет. Такую Кармен я могла сыграть. Но Кармен не была по-настоящему моя роль. Конечно, я её исполняла долго, но для меня она всегда была побочной.
Ирина: А Далила в опере Сен-Санса «Самсон и Далила»?
Криста: Я её никогда не пела на сцене, только для грамзаписи. Мне эта опера не очень нравится. Музыка какая-то смешная, не правда ли? Для меня вообще французская музыка стоит не на первом месте. Я ведь пела и в «Вертере»… подскажите, «Вертера» кто написал?
Ирина: Жюль Массне.
Криста: Да, Массне. Он мне кажется немного парфюмированным. Мне больше нравятся немцы. Рихард Штраус, Рихард Вагнер – это моя музыка, мои роли, которые я люблю.
Ирина: У Рихарда Штрауса какую партию вы любите больше всего?
Криста: Маршальша из «Кавалера розы». Тоже сопрано.
Ирина: Вы всегда пытались выходить за границы своего диапазона?
Криста: Да, конечно. Знаете, у Маршальши ещё и такой прекрасный текст! Меня всегда огорчает, когда зритель не понимает слова. А в первом акте у Маршальши такой философский монолог о времени! А партию Октавиана, меццо-сопрано, в той же опере, я не любила, но пела часто. Мне приходилось не есть, не пить, постоянно держать себя в форме, потому что это партия глупого семнадцатилетнего мальчишки. Я закончила исполнять эту роль в возрасте сорока одного года, кстати, в Москве. Было это не в театре, а в огромном партийном дворце.
Ирина: Значит, вы пели в Кремлёвском дворце съездов.
Криста: Да-да, что-то такое. Это еще было при Фурцевой, мы даже с ней познакомились. Я тогда подумала, бедные русские зрители, они же не понимают, о чём мы поём. Тогда ведь не было ещё таких технологий, чтобы перевод писался бегущей строкой. И музыка у Рихарда Штрауса такая беспорядочная, не то, что у Верди или Пуччини.
Ирина: А почему вы так и не рискнули спеть в опере Вагнера на оперной сцене?
Криста: Я хотела петь сопрано, но я не сопрано. Изольду, Брунхильду и все эти роли я обязательно хотела исполнить. И Караян тоже хотел. И Бернстайн хотел, и Карл Бём, и я учила эти партии.
Ирина: Получается, что три великих дирижёра представляли вас в роли Изольды?
Криста: Да, это так. Им всем нравился мой тембр в партии Изольды.
Это было как раз здесь, в Вене. Мы договорились с Ленни (Бернстайн), что я спою ему свою партию на пробу в концертном зале, условились о встрече. И уже по дороге, на улице, я увидела телефонную будку, зашла в нее, позвонила Бернстайну и сказала, что не приду.
Ирина: Почему же отказались в последний момент?
Криста: Потому что испугалась. Когда я пропела дома всю партию, на следующий день я не могла нормально говорить. У меня опухли связки. И я подумала, вот будет последняя неделя перед премьерой – каждый день репетиции с оркестром, главная репетиция в костюмах, генеральная репетиция с оркестром, прогон с публикой, и только потом премьера. Я бы всего этого не выдержала. Я отказала Караяну. К тому же у меня была концертная деятельность, я продолжала исполнять песни, оратории Баха. А после такой нагрузки у меня ничего бы не получилось. Я очень боялась, что получу травму, что причиню вред связкам.
Конечно, все были очень расстроены. Единственный, кто меня понимал, это Карл Бём. Как-то я рассказала ему, что и Караян хотел, чтобы я спела Изольду, он сказал: вот ведь злодей какой! И тут же добавил: вот со мной ты смогла бы это спеть!
