Газета Завтра Газета - Газета Завтра 393 (24 2001)
Возможно, основная вина за это лежит на самом учении. И Маркс, и, разумеется, его последователи изо всех сил настаивали на том, что их доктрина представляет собой сугубый материализм, основана на научном методе, бескомпромиссно противостоит "фидеизму и поповщине". Все, тем мне менее, далеко не так просто. "Материализм" Маркса несет в себе фундаментальную гностическую традицию. Мессианизм этой доктрины давно стал общим местом у всех ее исследователей. Однако немногие современники I Интернационала отдавали себе отчет в том, что эта ориентация на провиденциальный смысл истории позволяет вновь открыть дорогу религиозному измерению в борьбе за социальную справедливость, вернуться на глубоком уровне к пафосу зелотов, пафосу антицерковных революционных войн позднего средневековья. Стержнем марксизма оказывается историософская мистика времени, с его внутренней телеологической заданностью. Именно время есть сфера проявления Провидения. Исторический материализм, в особенности после того как попал на российскую предбольшевистскую почву, стал инструментом освобождения скрытого религиозного зерна, на самом деле всегда заключающегося в революционной энергетике, от контроля со стороны корпоративного клерикализма. Иначе можно сказать, что через опыт действенного прикладного марксизма шла подготовка к тому, чтобы в некий грядущий момент освободить суть монотеистической доктрины от духовного и организационного диктата "фарисеев и книжников". Исторический материализм здесь превращается в некий оперативный гнозис, связанный с провинденциальной мистерией Вечной революции. Говоря это, мы не забываем, что форма, в которой был изложен марксизм, несвободна от очень серьезных просчетов, приведших, в конечном свете, к дискредитации всего проекта.
КУЛЬТ "МАТЕРИ-ЗЕМЛИ" В ФОРМЕ ГЕОПОЛИТИКИ
Чтобы ни излагала в качестве объяснения самое себя та или иная революционная доктрина, на что бы ни ссылалась в качестве резона для своего существования (экономическая целесообразность, счастье простых людей и т. п.), в действительности революция всегда обращается к альтернативе всему существующему. Это значит, что острие революционного отрицания всегда обращено против пассивной стороны бытия во всех ее проявлениях. Революция отрицает косность, инерцию и, самое главное, воспроизведение одного и того же, "вечное возвращение". Дух революции замешан на беспрецедентности. Именно поэтому он всегда интернационален, абстрактен и, на взгляд тех, кто привержен "пьянящим запахам земли", — стерилен. Заметим, кстати, что понятие "консервативная революция", запущенное на Западе новыми правыми и подхваченная у нас некоторыми национал-патриотами, содержит не больше логики, чем квадратный круг. Точнее, если расшифровать его политическое содержание, "консервативная революция" означает просто-напросто "контрреволюция", возвращение статус-кво после полного оборота круга. Контрреволюция любит наряжаться в одежды фольклорного консерватизма, апеллирует к самобытности. Но по-настоящему опасной и эффективной контрреволюция становится, когда добавляет ко всему этому квазиуниверсальный метод.
Именно такой характеристикой квазиуниверсальности обладает изобретенная в Европе геополитика (полвека тому назад бы мы с чувством добавили "буржуазная лженаука" — и были бы правы, но сегодня другая стилистика). Геополитика является точно рассчитанной антитезой марксизму. Если в последнем сокровенный нерв — это мистика времени, суть геополитики — мистика пространства. Пространство с его неизменными характеристиками становится в этом мировоззрении главным фактором исторического процесса, который обречен воспроизводить одну и ту же матрицу. Ведь остров во все обозримые тысячелетия человеческой истории останется островом, горы — горами и т. д. Таким образом, ни одна страна и никакое сообщество людей не могут уйти от географического рока, от проигрывания перед лицом вечности сюжета, запечатленного в геофизических обстоятельствах своего существования. Трудно придумать концепцию более "а-пассионарную", более враждебную мессианскому вдохновению истинных делателей истории. Уже, кстати, по одному этому геополитика является русофобским идейным посылом, поскольку тайна России изначально заключается в глубоком духовном беспокойстве, во внутреннем брожении и неустройстве, чреватыми взрывом. Благодаря этому Россия привносит во всемирный исторический процесс фактор неопределенности, сама становясь уникальной страной, способной выступить с неожиданной альтернативой планетарному статус-кво.
Логично, что после дискредитации марксизма и ликвидации политических последствий Октября 1917 года геополитика должна была попытаться утвердить себя в качестве основы для новой "национальной идеи" России. Эпоха реформ знаменует окончательное торжество бюрократии чингизидского образца, впервые поднявшей голову в середине 30-х, и ельцинизм оказывается логическим следствием сталинизма (как бы это ни казалось парадоксальным на взгляд идеологически дезориентированных нынешних "левых"). Геополитика, принятая в качестве мировоззренческого метода, открывает дорогу клерикальному реваншу, который всегда осуществляется через институт госбюрократии. В конечном счете, если отбросить рационалистическую шелуху, типичную для камуфлирующихся под современное сознание лженаук, у нас остается в сухом остатке культ почвы, базис для конструирования неоязыческого менталитета для средних и низших классов, которые тем самым получают надежный иммунитет к любым социально-дестабилизирующим влияниям.
НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ ДЛЯ XXI ВЕКА
Как мы говорили выше, геополитика играет роль квазиуниверсального метода, который должен обязательно сочетаться с локальной конкретикой. В случае русской "национальной идеи", заказанной Кремлем, геополитика входит составным элементом в некое новое постсоветское издание русского космизма. Вообще типично, что оживляемые в эпоху реформ явления минувшей российской истории носят либо пародийный характер, либо же представляют собой по сути прямую противоположность своим историческим прототипам. Именно последний вариант характерен для современного русского космизма. В XIX веке он был унаследован русскими нонконформистами от левых интеллектуалов-утопистов XVIII столетия — Лессинга, Фурье, Сен-Симона, на которых, к тому же, еще наложились в какой-то мере Гегель и Шеллинг. Космистское мировоззрение являло фантастические вызывающе иррациональные черты, которые, однако, были подчинены своеобразной логике, основанной на весьма глубокой предпосылке. Мистика утопизма вся зиждется на идее преодоления второго начала термодинамики и в масштабах Вселенной. Иными словами, это учение о торжестве человеческого состояния над принципом энтропии. Именно эта идея лежит в основе авраамического провиденциализма и в той или иной форме присутствует в эсхатологии как ветхозаветной традиции, так и христианства и ислама. Глобальная победа над энтропией есть стержень представления о божественной, то есть истинной справедливости. Собственно говоря, тезис "последние будут первыми", который в практически одинаковой формулировке присутствует и в Евангелии, и в Коране, прямо указывает на эту концептуальную подоплеку.
Русский космизм сегодня полностью свободен от этого мистического измерения. Мифологизированный образ советской бюрократической империи трансформируется в представление о некоем "русском космосе", в котором центральной фигурой оказывается Юрий Гагарин, а основополагающей темой — ракетно-космическая эпопея. Поверхностно заимствованные мотивы Федорова и Циолковского увязываются в современном космизме с "государственичеством", философией силы и прагматизма, которая местами прямо восходит к небезызвестному британскому министру иностранных дел XIX века (кстати, русофобу) Бенджамину Дизраэли (1804-1881 гг.). На нем следует остановиться особо. Этот выходец из итальянских сефардов исповедовал просионистские взгляды задолго до официального основоположника сионизма Теодора Герцля. Будучи членом правящей элиты (он получил титул графа Биконсфилда), Дизраэли считал британскую империю инструментом для реализации сионистского проекта, подготовив базу для сотрудничества между Великобританией и политически ангажированным еврейством в ХХ столетии. Именно Дизраэли, исповедующий зоологическую ненависть к исламскому миру, стал ключевым теоретиком британской колониальной политики.
Сегодняшние евразийцы, идущие на смычку с наиболее оголтелыми сионистами-исламофобами, на самом деле просто следуют традиции Дизраэли, одного из отцов-основателей геополитического "метода".