Итоги Итоги - Итоги № 48 (2012)
У Игната (Олег Васильков) страшные мигрени, доводящие до обмороков. Галлюцинации накатывают на него, и тогда он начинает кричать «Таня!», разыскивая нелепо погибшую дочку, в чьей смерти он себя винит. После участия Игната в дикой драке с приставшими к нему гопниками начальство захолустного гарнизона хочет его сбагрить куда-нибудь и дает задание разыскать и вернуть в часть двух дезертиров, укравших из кассы 19 тысяч рублей и убивших милиционера. Один из них кончает с собой, а другого, Артема (Азамат Нигманов), Игнат с напарником (Дмитрий Куличков) конвоируют, чтобы отдать под трибунал. Выясняется, что Артем не виновен — он просто прикрывал товарища. Он просит убить его, потому что на зоне ему не выжить. Почему-то троица обязательно должна проехать сквозь Москву. И тут начинается настоящая фантасмагория, потому что Игнат решает найти где-нибудь половину от тех казенных денег, чтобы Артем мог их вернуть и смягчить этим свою участь. Они попадают на дно Москвы, где действуют свои законы: там живут гастарбайтеры, проститутки, люмпены всех сортов, паханы-бригадиры и прочий криминалитет, а царствуют коррумпированные менты, обложившие всех данью.
С одной стороны, сначала мы вроде бы видим публицистически точную картину тотального социального кризиса: люди-звери, бедность быта и скудость духа. Но эта точная картина довольно быстро искажается — и мы видим изувеченный болезнью главного героя мир, в котором нет ничего обыденного, только отчаяние со всех сторон. Причем самое сильное средство воздействия не изображение — оно жестоко и брутально, но исполнено особой красоты. Главное — речь персонажей. Мизгирев, до режиссерского факультета ВГИКа успевший окончить философский факультет, пишет свои сценарии сам и обладает редкой способностью создавать точные, афористичные диалоги. Из «Кремня» в народ ушло много словечек и главная фраза героя: «Твердость не тупость». Капитан Игнат и другие персонажи «Конвоя» говорят целиком на некой фантастической «поэтической фене». После премьеры на Берлинском фестивале зарубежная пресса была полна сетований на то, что в фильме слишком много инвективной лексики и что субтитры не передают ее адекватно. На фестивальном просмотре иностранцы приняли фильм за грубую комедию нравов. Да, конечно, на субтитрах сэкономили — «Конвой» снят на грант Минкультуры и стоил меньше миллиона долларов, видимо, все деньги ушли на производство. Но все-таки эти диалоги крайне трудно перевести, сохраняя их ритм и вывернутую лексику, которая заставляет вспомнить стилизованную речь персонажей в книгах Андрея Платонова. Это фильм-крик — как картина Мунка.
Музыка с биодобавками / Искусство и культура / Художественный дневник / Опера
Музыка с биодобавками
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Опера
Премьера оперы «Лживый свет моих очей» Нового музыкального театра
Спровоцировал эту историю блистательный аристократ Карло Джезуальдо ди Веноза, любимец ценящей искусства Феррары конца XVI века. В 24 года наследник нескольких богатых семейств убил свою жену и ее любовника, заточил себя в родовом замке и до конца жизни слушал в домашней капелле свои мадригалы, уходя в душевную болезнь и одиночество. В ХХ веке вдруг обнаружилось, что князь был гениален и предугадал многие находки последующих столетий: в век тотального господства гармоний он писал мадригалы хроматического стиля, предвосхищая далеких потомков с их любовью к атональному. Потомки услышали и воздали должное. Ему посвятили произведения Игорь Стравинский и Альфред Шнитке, Анатоль Франс и Хулио Кортасар, Вернер Херцог и Бернардо Бертолуччи. В 1998 году итальянский композитор Сальваторе Шаррино откопал пьесу Чиконьини 1664 года «Предательство ради чести», основанную на реальных событиях из жизни Карло Джезуальдо ди Венозы. И написал о соотечественнике оперу «Лживый свет моих очей» (Luci mie traditrici), поставленную театрами европейских музыкальных столиц и несколько лет назад ставшую заметным событием Зальцбургского фестиваля.
В Москве такого рода затеи обычно не возникают. Сенсацию произвели ансамбль «Студия новой музыки» Владимира Тарнопольского и МАМТ, пустивший на свою сцену готовый спектакль с помощью Московской консерватории, Итальянского института культуры в Москве и Министерства культуры РФ. Впрочем, тех, кто следит за «Студией новой музыки», событие не удивляет: студийцы делали «Желтый звук» по Шнитке и Кандинскому, оперу Наймана «Человек, который принял свою жену за шляпу» и другие «немосковские» проекты.
На беглый взгляд музыкальный язык оперы — шорохи и всхлипы, когда в возникшей паузе можно задуматься: а вот этот трехкратный скрип — часть партитуры или расшатавшийся стул?.. Но постепенно выясняется, что фокусов и пустых эффектов нет, напротив, партитура Шаррино под внимательным взглядом дирижера Игоря Дронова располагает к вслушиванию в тончайший шепот струнных и почти неразличимых ударных, редкие звуки духовых и совершенно особый вокал. Я бы определила услышанное как академическую психоделику, хотя автор считает ее «скорее биологической» и «естественной». Режиссер Катерина Панти Либеровичи тоже ориентирует на двойное восприятие: сначала опера выглядит как эталонная малобюджетная постановка с black box и замирающими перед пюпитрами певцами в партикулярных костюмах, но после пятой минуты обнаруживается усвоенная театральная эстетика домоцартовской эры, неожиданно, но логично приходящая к античной драме с ее неодолимой силой рока. В отличие от внешне подобных модных постановок эта содержит многие культурные слои. Авангардный символизм и даже постмодерн выглядят почти патриархальными, а ренессансная куртуазность легко уживается с минимализмом. Браво певцам, особенно сопрано Екатерине Кичигиной и баритону Андрею Капланову. Браво ансамблю солистов «Студии новой музыки», чья техника иногда выше понимания.
Сейчас «Студия…» обозначила свою работу как проект «Новый музыкальный театр» и рассчитывает показать еще ряд непривычных в наших широтах опер. Если они будут хоть частично соответствовать уровню «Лживого света…», отечественного меломана можно поздравить.
Без скидок / Искусство и культура / Художественный дневник / Театр
Без скидок
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Театр
Леонид Хейфец поставил «Цену» Артура Миллера в Театре Маяковского
C упорством, достойным лучшего применения, наша возбужденная (то ли отсутствием, то ли попытками реформ) театральная общественность неутомимо пересчитывает возраст руководителей московских коллективов. Примеры можно приводить минимум раз в месяц, но бывают и обострения. Опустим откровенное хамство (публичные пожелания уйти со сцены в прямом, а не в переносном смысле слова), просто бестактности, бросающиеся походя в эфире или со страниц газет. О социальных сетях и говорить нечего, там и вовсе в выражениях не стесняются. Старейшины свалены в одну кучу (вернее, похоронены в одной братской могиле), где мирно покоятся вместе мэтры и недомерки, художники с прошлым славным и сомнительным, те, кто и сейчас в прекрасной творческой форме, и те, кто умело ведет ими созданное дело. В полемике наши старейшины не участвуют, тихо глотают нитроглицерин, а вступаются за них, как это сделала совестливая Чулпан Хаматова, редко.
Новый сезон как-то вдруг отчетливо прояснил, что вступаться и не надо. Стоит присмотреться, сменить угол зрения и поискать не под фонарем (в нашем случае не там, где шумят пиарщики). В этом смысле весьма поучительны прошедшие в полной тишине предпремьерные показы «Цены» Артура Миллера в Театре Маяковского. Поставил спектакль Леонид Хейфец, чье имя не полощут в вышеозначенных дебатах (хотя он, несомненно, один из патриархов), так как ничего давно не возглавляет и никому никакое здание (недвижимость) уступить не может. Вполне возможно, что этот спектакль так же не заметят, как упустили из виду его очаровательного Островского — «Не все коту масленица», где кружева психологического театра открывают человеческое измерение и персонажей, и артистов. О «Цене» можно было бы написать традиционную рецензию, напомнив сюжет: в родительском доме, предназначенном на снос, встречаются с оценщиком мебели наследники оставшегося имущества. Виктор и его жена Эстер не видели Уолтера 16 лет. Стоило бы неспешно посмаковать, с какой упоительной тонкостью Ефим Байковский, Татьяна Аугшкап, Александр Андриенко и Виктор Запорожский бесстрашно познают на наших глазах на крупных планах малой сцены душевные бездны своих героев. Но уж больно символично, напрямую в соответствии с названием, отвечает спектакль на больные вопросы современного театра.
