Журнал Русская жизнь - Попса (май 2008)
II.
Женский детектив - самый женский роман, ударение на «роман»; собственно женские «мелодрамы» - практически нечитаемы. Не потому, что мы какие-то снобы поганые (мы, напротив, добросовестные потребители), но потому что уже на десятой, максимум двадцатой странице книга беспощадно распахивается во всей своей, так сказать, полноте пустоты. Два притопа, три прихлопа, сиськи, шуточки, объятья, фата.
Нужны какие-то сверхчеловеческие силы, чтобы дочитать, например, Екатерину Вильмонт или Анну Данилову. Качественные (т. е. как минимум не косноязычные) любовные романы пишет только Анна Берсенева (Татьяна Сотникова) и писала - Анастасия Крылова (псевдоним покойной Ирины Полянской), обе - профессиональные литераторы. Александра Маринина, автор очень хороших, на мой взгляд, детективов, переквалифицировалась и стала писать очень плохие семейные саги, мутные и тяжелые, с тоскливыми вымученными финалами, - однако, к ее чести, не изменила своей социальной группе, по-прежнему отдавая симпатии «не вписавшимся в рынок» интеллигентам.
Наиболее интересным автором остается Татьяна Устинова - одна из главных поп-звезд нашего времени. Романы Устиновой дрейфовали от золушкинского канона «Полюбил богатый бедную, золотой - полушку медную» к сюжету «Средь шумного бала, случайно» - встречи двух почти равноценных одиночеств. Раньше-то было как сказочно: совсем простецкие женщины, на удивление бесцветные, умудрившиеся доползти до 30 с лишним лет без женской биографии и не нажить хотя бы индивидуальности, вызывали иррациональное возбуждение у министров и олигархов («Что-то с ним случилось. Он понятия не имел, как это назвать, но знал только одно - если он сейчас же, сию же минуту не получит ее, всю целиком, с ее зажмуренными глазами, шелковой кожей, крепкой грудью и даже синяком на скуле, вместе со всеми ее мыслями, и страхами, и попытками убежать, от него ничего не останется, кроме кучки холодного перегоревшего пепла»). Симптоматично было, что сиятельные мужчины думали о пастушках в категориях не только «целиком», но и «навсегда», то есть возгорались матримониальным пламенем. Вдруг, почему-то, что-то, нечто, как током ударило. В эпилоге героиня расцветала профессионально или просто рожала.
Но далее пошла героиня совсем другой породы: политтехнолог, журналистка, ослепительные телеведущие (2 шт.), главредши общественно-политического журнала и большой деловой газеты (2 шт.), начальник информационного управления большого сибирского края, рекламистка, профессорша математики. Не каждой выпало по олигарху, но каждая, добросовестно вожжаясь с подброшенными трупаками, пошла на женское повышение - кончила честным пирком да за свадебку. Этих женщин любили уже не иррационально, а заслуженно, мотивированно; все они, если не очень богатые, то социально успешные, оказывались, в отличие от секретарш, урожденными красавицами и сильными волевыми личностями. Обаятельная простушка уступила место современной, в меру гламуризованной, деятельной труженице.
То есть с кастингом героинь произошел какой-то серьезный сословный сбой. Почему же, думала я, писательница, так старательно выстраивающая свой усредненный уютный образ, гибрид пригородной интеллигентки (важно: научно-технического, то есть народного, происхождения) и одновременно душевной тетки, изменила мещанке и ушла к мажорке? Это какой-то социально безответственный поступок, прискорбное проявление гражданского легкомыслия. Мажорка, конечно, поярче будет, позанимательней, а ее миры (редакции, курилки Останкино, казенные дачи и пр.) описывать проще, чем быт матери-одиночки, хотя бы потому, что они незнакомы большинству читательниц, здесь реализмов не требуется, гони что хочешь. Но кто же тогда устроит судьбу бедных и неказистых, кто случит их с роскошными самцами-миллионщиками? Кто продолжит благодатную традицию присоединения народа к капиталу?
III.
В романе «Седьмое небо» молодая журналистка принимает от совершенно неизвестного человека компромат на главного юриста большой финансовой империи (бумаги кладут в водосточную трубу) - и ничтоже сумняшеся публикует его. Это был мой шанс, невинно объясняет она - и все относятся с пониманием: что ж, нормально. Оболганного юриста его босс, всемогущий олигарх Кольцов (сквозной персонаж многих романов и теперь уже - сериалов) с позором, с унижениями вышвыривает на улицу и дает неделю на сбор опровержений. «Иначе - смерть», написано в аннотации романа. Тут уж позвольте, думает читатель. Почему смерть, по какому праву смерть, даже если юрист воровал и работал на конкурентов, - почему же, извините, смерть? Но добродетельность олигарха Кольцова - строго-справедливого царя (вся страна мечтает на него работать; он много платит, щедр в соцпакете) ни на минуту не ставится под сомнение. Да и обижен ли юрист на босса, которому много лет, верой и правдой и прочая? Нет, ему и в голову не приходит обидеться, он горит желанием вернуться. Дальше понятно - вместе с журналисткой они бьются за правду, находят, монарх доволен, что не нужно лить кровь, а девушку берут на работу аж в сам «Коммерсантъ».
Эти этические установки - по определению необсуждаемы. Устиновский капиталист - не латынинский жлоб-производственник. Он же не просто кормит, обогревает и вожделеет, - он сначала спасает, распутывает узлы, мчится среди ночи на помойку с пистолетом, и длинное кашемировое пальто за сколько-то тысяч у. е. развевается на нем, как бэтменовский плащ. Женщина, конечно, тоже может что-то дать - например, капиталист и в 40 лет мучается, что его недолюбила мама, и ему пригодится душевная теплота, сочувствие; или она способна интеллектуально, благородно повлиять, подружить с книжкой. Но это все по мелочи. Главное - теплый плащ богатства, которым капиталист накрывает женскую душу. Богатство спасительно, его происхождение прозрачно и легитимно («много работал»), его носители благородны, хороши собой и эротически совершенны. Народ - эта добрая, неприкаянная дебелая баба - должен положить прохладную ладонь на усталый лоб олигарха и сказать, по-буберовски так: «Я с тобой». И запоют райские птицы, откроются волшебные пещеры, в холдингах и корпорациях перестанут воровать дорогой канцтовар.
Судя по перемене кадрового состава в творчестве социально чуткой романистки, эти ожидания изжили себя. Народная героиня уволена за невостребованностью. Ну, не вышло. Не получилось внедрить в массовое сознание образ чувствительного и народолюбивого хозяина жизни. Не получилось умиротворяющее соитие на месте извечного конфликта. Миф не работает - а значит, отменяется и попытка иллюзии.
Нынешний капитал обслуживают начальницы, а не секретарши. Что ж - так, по крайней мере, честнее. Номенклатура кладет влажную и нежную ладонь на горячий лоб олигархии, Эраст женится на девушке благородных кровей, и Лиза с изменившимся лицом бежит к пруду.
Дмитрий Воденников
Следи, как я исчезаю
Третий пол в массовой культуре
Неловко даже признаться, но лет до 24 я не знал, кто такие Битлз. Нет, то есть, конечно, я слышал о них и, разумеется, понимал, что все вокруг их любят, и даже, думаю, «Yesterday» слышал не раз и не два (ну, не настолько же я был не в себе, чтоб и «Yesterday» не знать), но факт остается фактом - как они выглядят и как поют, я даже не представлял. Умудрился.
Поэтому (принимая во внимание факт священного к ним отношения) я был совершенно уверен, что это трагическая четверка, что поют они жесткие песни и что их концерты в далекой Англии или США - это прежде всего мистическое действие. Настолько пронзительное, что кажется, будто все четверо сейчас погибнут на сцене.
Другого варианта я не допускал. Как можно кого-то любить, если он не готов погибнуть? А иначе - зачем?
В 24 года - по перестроечному телевизору - я их все-таки увидел.
И был потрясен. Примерно так же, как был потрясен лет в 35, когда выяснил, что краеугольным камнем (и, насколько я понял, самым утешительным манком) христианства является обещание воскрешения. Причем в твоем же собственном теле. Я же всегда полагал, что это метафора. Опять-таки умудрился. Но однажды воскресный телевизионный батюшка (все-таки я углядываю тут какую-то закономерность и прихожу к выводу, что телевизор - зло) рассказал, что так именно все и будет. «Так что не бойтесь, - сказал он. - Это не переносный смысл. И вы действительно воскреснете. В том виде, как вы сейчас. И увидите всех своих родственников. И любимых».
И вот тут-то я испугался.
Потому что воскресать в этом виде я не хотел.
Я вообще все это представлял несколько иначе. Как сгусток света и растворение. Освобождение навсегда.
И за тело свое совершенно не держался. Уже тогда подозревая, что оно лишь - для чего-то. И родственников видеть не желал. (В конце концов у каждого свои недостатки - я вот еще, например, люблю разговаривать с телевизором. Бывает.)
