Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6270 ( № 15 2010)
Тот самый, коим искромсал
Громаду свастики, а сам
Тем часом – всё по форме чтоб –
Пилотку уголком на лоб
Хотел подправить, да забыл:
Пилотку ту осколок сбил
Ещё тогда, тогда, тогда…
Года, как за грядой – гряда.
Уж скоро вечность будет, как
Сюда пришёл он, в Трептов-парк,
Из тех обугленных равнин
В одном лице – отец и сын,
В одном лице – жених и муж,
В одном родстве на весь Союз,
Оплакан всеми и любим,
Пришёл и встал, неколебим,
На самый высший в мире пост
Лицом и подвигом до звёзд.
3
И вдруг… В горах ли что стряслось,
Земная ль отклонилась ось,
Подвижку ль сделал континент?
А может, просто в тот момент
Он сам – что тоже может быть –
Такой телесной жаждой жить
Проникся с головы до ног,
Что хоть и бронзовый, не мог
Он не пойти домой к себе,
Чтоб там размяться на косьбе,
Чтоб там во сне, как наяву,
Обнять жену свою – вдову,
Детей, внучат своих обнять,
А если мать жива, и мать
Обнять… И далее идти,
Чтоб службу памяти нести
Везде – мосты ли не мосты –
Узнать: на месте ль все посты,
И какого стоится им,
Друзьям изваянным своим?
И не забыть зайти притом
В далёкий тот и в ближний дом,
Зайти на боль от старых ран
И – с ветераном ветеран –
Побыть, горюючи, любя,
И взять отчасти на себя,
На свой врачующий магнит
Ту боль, что столько лет болит,
Взять, как берёт громоотвод.
4
Что ж, и такой вот поворот
Возможен здесь, но в этот раз
Он от берлинских новых штрасс,
Стараясь больше по прямой,
Не на восход идёт домой,
А на заход – в ту сторону,
Откуда ох как он в войну,
На том пожаре мировом,
Подмоги ждал в сорок втором,
Ждал: «Да когда ж он, второй фронт?!»
Ждал год и два и третий год,
А если кровью мерить – век!
Зато, когда второй Дюнкерк
Назрел в Арденнах, он не ждал
И миру мир принёс не в дар,
А в память, чтоб его сберечь.
Об этом, собственно, и речь,
И в этом смысл всего того,
Что так встревожило его.
Вот почему к Па-де-Кале
Идёт он не скала к скале,
А к человеку – человек,
Всё тем же курсом – на Дюнкерк,
Всё с тем же чувством, как тогда…
Года, как за грядой гряда,
Шаги, как за волной – волна.
Поводырём ему луна
И просьбы всех отважных, тех,
Кто под траву ушёл, под снег
На первой той и на второй.
5
И вот уж голос их травой
Восходит у его сапог:
«Спасибо, что тогда помог
И что пришёл сюда сейчас,
А потому послушай нас
У наших надмогильных плит.
Не всем же бронза и гранит,
Не всем же память во весь рост,
Лицом на зюйд, на вест, на ост.
Не всем: поскольку знаем, всем
В пределах наших двух систем
Не хватит камня и литья,
Чтоб всех поднять из забытья.
А хватит – тесно будет им
От нас, от каменных, живым.
Так много здесь погибших нас,
Парней, шагнувших за Ла-Манш.
Но трижды больше ваших, там –
По всем дорогам на Потсдам.
Да что там трижды – во сто крат.
Спасибо вам за Сталинград,
За Курск, за Днепр, за встречный тот
Удар с привисленских высот.
Когда б не вы – нам всем каюк!
Вот почему ты вправе, друг,
Стоять, как ты сейчас стоишь,
Чтоб Лондон видел и Париж,
Чтоб Запад знал и знал Восток,
Какой ты памятью высок
И что тебе ещё расти.
Пусть будет так. Но ты учти,
Нам тоже не одни холмы.
Мы – прах не просто, почва – мы.
Ты – у вершин, мы – у корней.
Тебе видней, а нам больней
И тяжелей день ото дня.
Кто там сказал: «В тени огня!»
Кто там сказал: «В тени ракет!»
Да будь он трижды президент,
Безумец он. Иди к нему
И подскажи его уму:
В такой тени, в огне таком,
Чуть что, всё небо – кувырком,
И вся Земля – как головня.
В предчувствии того огня
Болят все кладбища, – скажи, –
Окопы все и рубежи,
Болят на весь двадцатый век,
Как перед бурей у калек
Болят обрубки ног и рук…
Нельзя – скажи – на третий круг,
За крайний край, за Рубикон.
Нельзя! И это, как закон,
Как просьба всех корней и губ.
Квадрат огня, теперь он – куб,
Теперь он больше, чем сама
Земля. И больше, чем с ума
Сойти – сойти за ту черту,
Где бездна ловит пустоту,
Где шар земной – как не земной,
Не шар, а череп под луной
Летит в ничто – безглаз, безнос –
В нём ни червя нет. Наш прогноз
Прими как «SOS», как наш набат,
Опереди крылатый ад
И упреди как наш посол.
А явь ли это или сон? –
Не так уж важно, важен мир,
Как главный твой ориентир,
Держись его по ходу звёзд.
Тебе опорой – лунный мост
С материка на материк.
Ты по нему иди, старик,
И твёрдо знай: не подведёт…»
6
И – представляете – идёт.
Всем исполинам исполин.
В одном лице – отец и сын,
В одном лице – жених и муж,
В одном родстве на весь Союз.
Идёт над бездной, под луной.
Четыре ветра за спиной
В порыве парусных веков, –
И поступь легче облаков,
И ход стремительней луча.
А у высокого плеча
На удаленье небольшом
Звезда Полярная с ковшом
По ходу вечности на вест
Перстом указывает… Есть,
Есть, есть он, двадцать пятый час!
7
Уже давно фонарь погас
На башне Эйфеля, давно
Биг-Бен дозорное окно
Не поднимал из-за спины
И сам давно сошёл с волны…
И вот уж, вот – левей, правей –
Под своды бронзовых бровей
Вплывает мощно берег тот.
Солдат честь флагу отдаёт
По форме всей и лишь потом
Спокойным шагом входит в дом,
На шаг опередив рассвет.
«Прошу прощенья, президент,
Что рано потревожил вас.
Такой уж – извините – час,
Час памяти. А кто я есть?
Как видите, из бронзы весь,
И никаких таких камней
Вот здесь, за пазухой моей.
Я – чрезвычайней всех послов
И с вами говорю со слов
Не только наших – ваших всех,
Кто под траву ушёл, под снег,
Ушёл за всех живущих вас.
Я двадцать миллионов раз
Там, в полосе военных лет,
Убит. И это, президент,
Не просто цифра в семь нулей.
Представьте в памяти своей –
За миллионом миллион –
Всех тех, кто был испепелён,
Кто в землю лёг, ушёл ко дну…
Представьте всех по одному,
Не в общем смысле бытия,
А как своё в момент бритья
Лицо и где-то за лицом
Себя представьте мертвецом
Все двадцать миллионов раз.
Представьте: землю рвёт фугас
Не чью-то там, а вашу, здесь,
