Итоги Итоги - Итоги № 8 (2013)
— Из ваших анекдотов Ельцину какие нравились?
— Я ему подыгрывал, конечно. В кабинетах Кремля было не до анекдотов, а вот в президентском клубе — да. Ельцин создал этот клуб. Тарпищев хотел уехать в Америку, а Борис Николаевич его на полпути остановил: «Шамиль, ну зачем ты туда поедешь, что, у нас в России спорт развивать не надо?» Тарпищев отвечает: «Какой спорт, когда тут все разрушено, развалено». Ельцин говорит: «Начнем с меня...» Меня позвал: готовьте, говорит, устав, Юмашев вам поможет это облечь в форму, а вы напишите суть, но чтобы было смешно, юморно и прочее. Написали. Он прочитал и говорит: «Здесь надо добавить, что нельзя употреблять непечатные выражения внутри клуба. За нарушение — штраф». По-моему, где-то 10 тысяч рублей. Ельцин в этом плане был удивительный человек: за все время нашего общения я от него не слышал не то что матерных, вообще нелитературных слов. Он никогда не орал, страшно не любил опозданий.
Как-то спросил, рассказывает ли народ про него анекдоты. Бурбулис чуть не бьет себя в грудь: «Да что вы, Борис Николаевич, вас народ любит. Разве могут про вас анекдоты рассказывать? Вы же столп демократии». Я говорю: «Врет, Борис Николаевич, рассказывают. И чем больше рассказывают, тем больше популярность в народе». «А какие?» — спрашивает. Я говорю: «Пока еще хорошие». Рассказал ему один. Едет поезд. Помощник машинисту кричит: «Тормози, тормози, там человек на рельсах». Машинист в ответ: «Да ничего, это Ельцин отрабатывает обещание, что на рельсы ляжет. Он всегда успевает вовремя вскочить...» Борис Николаевич долго смеялся.
— В застолье ваши вкусы сходились?
— У него были пристрастия к простой кухне. Как и у Черномырдина. Пример приведу. Была у Коржакова круглая дата. Борис Николаевич говорит: «Надо бы собраться, по-мужски отметить». Собрались у Александра в квартире. Жена у него очень хорошо все приготовила, накрыла стол. Борис Николаевич критически осмотрел и говорит: «Мы же хотели по-мужски». На столе осталась капуста квашеная, огурцы, вареная картошка, селедка, сало изумительное, черный хлеб и чеснок. Это был прекрасный день рождения. Все эти изыски французские и прочие фуа-гра — это не наша еда.
Я беру черный хлеб, нарезаю его вот такими квадратиками — и в духовку, в сильный жар, чтобы корка запеклась. Середина может остаться мягкой. Надо быстренько вынуть оттуда и, когда он остынет, натереть чесноком. Потом сверху кладешь кусочек сала, а огурец бочковой соленый режешь на тоненькие кружочки — и сверху. Это исчезало сразу, потому что нет ничего вкуснее. На втором месте шкварки стоят присоленные. Ценят меня и как мастера настоек. Первую я делаю на смородиновых почках, весной, когда кусты обрезают. Изумительная вещь! А рябиновка настоящая тоже хороша, только рябину надо испечь в духовке сначала, чтобы она потекла, а потом уже заливать и настаивать.
Закончу кулинарную тему такой историей. Однажды звонок раздается, снимаю трубку. Ельцин говорит: «Владимир Филиппович, вы можете ко мне приехать? Мне надо идти на совещание в Синод, я не хочу один». Я засомневался: на мне костюм серый, а не черный. Но приезжаю. После встречи идем втроем трапезничать — патриарх Алексий II, Борис Николаевич и я. И Алексий говорит торжественно: «Сейчас попробуете настоящую патриаршую уху». Поинтересовались, как она готовится. Процесс такой. Варится бульон на каплуне, потом вынимается этот петух и в прозрачный бульон потихонечку закладываются осетрина, стерлядь и т. д. Изумительная вещь! Поели. Борис Николаевич говорит: «Да, хорошая уха, но у нас на Урале делают лучше». Мы сразу встрепенулись. А тот спрашивает: «Вы же пельмени ели наши уральские?» — «Да». — «Так вот, когда их сварят, то на этом отваре уже делают настоящую уху!»
— А вы говорите, политика вещь неаппетитная…
— Стол он везде стол, будь то для переговоров, документов или застолья.
Творец / Искусство и культура / Искусство
Творец
/ Искусство и культура / Искусство
Алексей Герман: «Я счастлив, что меня не будет, но будет нечто, чему я был свидетелем…»
То, что делают великие кинорежиссеры, вероятно, более всего заслуживает названия «творчество». Потому что они творят мир не менее полный и достоверный, чем действительность, созданная Творцом. Алексей Герман как никто другой умел создавать свой мир. Этот мир был полон мелких примет жизни, от которых щемило сердце, потому что ничто так не задевает нас, как возникшая внезапно подробность, существовавшая до этого только в нашей памяти или воображении. Герман вмещал в себя даже не один, а несколько миров, он был создателем с невероятным запасом сил и отдачи таких же, почти нечеловеческих сил ждал от всех, с кем делал кино. Кино Алексея Германа — не искусство в обыкновенном смысле этого слова, это искусство переселения душ, переселения наших душ в иную Вселенную, выстроенную им. Такого кино больше не будет, Герман неподражаем в буквальном смысле этого слова.
Александр Кабаков
В 1998 году Алексей Герман закончил фильм «Хрусталев, машину!» по сценарию, написанному совместно с женой, кинодраматургом Светланой Кармалитой. Лента была представлена в конкурсе Канна и на Международном кинофестивале в Нью-Йорке. Во Франции вся ложа прессы покинула просмотровый зал через двадцать минут после начала показа. Из Линкольн-центра профессиональные зрители вышли через час. Алексей Герман, как всякий гений, нарушил слишком много границ привычного. Перед отъездом из Америки режиссер побеседовал с Александрой Свиридовой, но этим интервью тогда не заинтересовалось ни одно издание. Теперь «Итоги» публикуют то, что он говорил 15 лет назад: его мысли не утратили актуальности.
О Сталине
Фильм так называется просто потому, что это — исторический факт: когда Сталин умер, Берия крикнул: «Хрусталев, машину!» Это все слышали. Так что никакого тайного значения название не имеет. Всего лишь одна секунда — и пошла в другую сторону вся история! Потому что, проживи Сталин еще лет десять, и мы бы тут не сидели: вместо Манхэттена здесь была бы, например, ядерная воронка или радио бы вело репортаж о неплохом урожае на Вашингтонщине... Мы вообще не очень снимали про пятьдесят третий — так уж получилось. Мы хотели разобраться в себе. Например, почему мы такие добрые, что всё прощаем друг другу. Вот Анну Ахматову волновало, как встретятся Россия, которая сидела, с Россией, которая сажала. А потом выпустили людей, все встретились. Ну что было бы в другой стране? Наверное, резня, а у нас — все сказали «спасибо большое», и все. Вот такие мы…
Сталин же себе сам смерть устроил. Цвет медицины сидел, и он самостоятельно лечился, по медицинскому справочнику. Он же плохо себя почувствовал и пошел в баню! Вот и инсульт. А были бы врачи — он был бы жив: врачи бы поняли, что у него высокое давление, и они бы его понижали. Так что, как сказала тетя моего приятеля, когда началась история с врачами-вредителями: «Плохо его дело: он связался с евреями». Совершенно неожиданный поворот, правда?..
О цене художественной правды
Это, может, и не обязательно — быть битым. Можно быть талантливым и не битым... Моцарт же как-то существовал без запретов и остался Моцартом. Но нас били. Помню, когда «Проверку на дорогах» клали на полку, во всех обкомах партии про меня зачитывали письмо, какая я гнида. А на студии сидел напротив меня директор и плакал — все лицо залито слезами! — и говорил: «Леша, я сидел. Я страшно сидел: меня били! Теперь меня снимают. Порежь ты эту картину — я тебе другую дам». А я сидел напротив него и тоже плакал, и говорил: «Я не могу». А был бы жив мой отец, он бы заставил меня порезать. Не потому, что он был принципиальный человек, а потому, что он был добрый человек. И не считал, что из-за пучка света надо такую беду навлекать на многих людей. Ужас ведь был!.. Год весь «Ленфильм» не получал премию. Зарплату люди не получали! И такая же история была с «Двадцатью днями без войны». А на «Лапшине» через два часа редактор была отстранена от должности, а позже телеграмма пришла: «Всех виновных в изготовлении картины строго наказать».
Об истории и искусстве
Об историчности скажу словами Ходасевича. Он писал, что история царствования Павла Первого никогда не будет хорошо известна, потому что писалась его убийцами. Поэтому с историчностью — дело трудное. Но мы просчитали многое: где, когда Сталин умер. У Авторханова получается, что 1 марта. Потому что раздувалось очень сильно «дело врачей», и страна этим просто жила, а 1 марта вдруг — хоп! — это из центральных газет исчезает. Из этого Авторханов делает вывод, что 1 марта Сталина уже нет. Мы встречались с замечательным американским журналистом Солсбери, который жил в то время в Москве. За два дня до того, как Сталин официально умер, Солсбери получил телеграмму о прибавке жалованья. Каждые несколько часов шла такая телеграмма. По договоренности со своим руководством такую телеграмму он должен был получить, только если генералиссимус ёк. И Солсбери метался по Москве и ничего не мог понять: все было, как всегда. Кроме черных машин, которые у меня в фильме мечутся по городу... Конечно, это не Солсбери ездит, а политбюро. Но это та самая тема — «что-то случилось, что-то случилось...». Известно из воспоминаний многое. Если сопоставить, как они все врут, можно обхохотаться. Один говорит, что Сталин пожал ему руку в последний момент. Другой — что он указал на какого-то ягненочка на картине. Третий — что никакого ягненочка не было и Сталин просто погрозил кулаком. А есть интересные воспоминания одного из «врачей-убийц» Рапопорта. Им в камеру в тюрьму принесли и раздали дело неизвестного больного. Они сидели в таких наручниках, что если шевельнешь рукой, они еще сильнее защелкиваются. С них сняли наручники и велели писать, как лечить. Рапопорт, который был не очень практичный человек, прочитав историю болезни анонима, написал: «Необходимо срочно умереть». Так как мозги после инсульта были в таком состоянии, что у Сталина был единственный выход... Так что никакого пожатия рук не было. А то, что там Светлана Аллилуева старательно пишет, так я бы не стал верить ни одному члену этой семьи. Точно известно, что рядом со Сталиным была сиделка с красным лицом, что он лежал в собственном дерьме и что при сем присутствовал еще какой-то высокий военный — совершенно неизвестно, кто и что…
