Светлана Шипунова - Дураки и умники
* * *
…Вот и 1985 год кончается, мне уже 35, и как странно, что только сейчас, кажется, начинается в нашей жизни самое интересное.
Часть вторая
ИСКУШЕНИЕ
(середина 90-х)
Зачем мы тащимся-бредем
В тысячелетие другое?
Мы там родного не найдем.
Там все не то, там все другое...
Юрий Кузнецов
Глава 8
ПРОЕЗДОМ ИЗ ПАРИЖА
Теплым сентябрьским утром 1996 года из вертящихся стеклянных дверей отеля «Мэдиссон-Кавказская» (бывшая гостиница «Интурист») вышел на залитый солнцем бульвар и медленно пошел в сторону городского парка среднего роста, плотный и загорелый человек в дорогом летнем костюме песочного цвета и узких темных очках. Накануне поздно вечером он прилетел в Благополученск из Ниццы, где не только прекрасно отдохнул, но и совершенно случайно свел знакомство с нужным человеком и даже заключил с ним своего рода сделку. Ради этой-то сделки он и полетел оттуда не в Москву, а прямо в Благополученск, предварительно заказав по телефону номер полулюкс в лучшем отеле города на имя Зудина Евгения Алексеевича.
Он шел, с удовольствием вдыхая знакомый запах южного лета и с любопытством глядя по сторонам. Город изменился, но не слишком. Ни одного нового здания не появилось, зато преобразились фасады старых, преимущественно одноэтажных беленых кирпичных домов постройки конца прошлого — начала этого, тоже подошедшего уже к концу века. Теперь на них, чуть пониже фронтонов с навечно выложенными кирпичом датами — «1895» или «1910» — лепились яркие вывески сплошь на английском языке, приглашавшие в казино, ночные клубы и особенно часто — в пункты обмена валюты. Из-под вывесок выглядывали между тем старые стены с облупившейся грязной побелкой и покосившиеся крылечки. Улица была похожа на сильно нарумянившуюся старую даму, у которой из-под слоя косметики проступают неизгладимые морщины лет. Кое-где еще видны были следы недавней избирательной кампании — на стене одного из домов болтался на ветру обрывок плаката с изображением прислонившегося к дереву президента почти в натуральный рост, у плакатного президента была оторвана половина туловища, а поверх оставшейся написано черной краской нехорошее слово.
На здании бывшего книжного, а теперь винного магазина с витриной, густо уставленной красивыми импортными бутылками, на уровне второго этажа блестела на солнце вывеска — «Элитные гробы из Германии. Тел. 663–522.». Прямо под ней стоял на одной ноге молодой человек лет двадцати в зеленой камуфляжной куртке и спортивном трико эластик. Опираясь культей и обеими руками на деревянный костыль, он смотрел перед собой застывшим, ничего не выражающим взглядом. На тротуаре, рядом с костылем стояла картонная коробка из-под кроссовок «Адидас», на дне которой голубело несколько мятых сторублевок. Прохожие старались не смотреть на молодого калеку и, поравнявшись с ним, опускали головы и убыстряли шаг. Человек в светлом костюме и темных очках, не дойдя до него нескольких шагов, вынул бумажник и достал сначала пятитысячную, а потом, передумав, десятитысячную бумажку и, стараясь не встретиться с молодым человеком взглядом, опустил ее в коробку. Тот едва кивнул головой, но даже не глянул вниз.
На месте, где когда-то стояла стекляшка кафе «Эхо», теснились коммерческие палатки с развешенными внутри и снаружи пестрыми тряпками турецкого производства, среди которых не сразу можно было заметить молоденьких девушек, одетых в турецкие же юбки и кофточки. Они сидели на низких табуретках, попивали кофе, покуривали и лениво перекликались друг с другом: «Люд, ты сегодня чё-нибудь продала?» — «Не-а, блин, ничё…»
У бывшего здания обкома комсомола гость приостановился и прочел вывеску, согласно которой здесь помещался теперь клуб «Интим». Ниже мелкими буквами было написано: «Сексуальные услуги круглосуточно». Присвистнув, он двинулся дальше, размышляя, возможно, о превратностях истории, а возможно, о чем-то своем, не относящемся к увиденному. По обе стороны улицы росли все те же деревья — роскошные вековые платаны и лиственницы, над ними было все то же небо — высокое и нежно-голубое; здесь, на самой середине улицы Исторической, город, и правда, чем-то отдаленно напоминал Париж.
Так хотелось думать Евгению Зудину, и так он думал.
Он прошел уже несколько кварталов и только сейчас ему попался, наконец, на глаза газетный киоск. Газет было много — больших, маленьких, цветных и черно-белых, отпечатанных на шикарной бумаге и невзрачно-серых. Первыми сами лезли в глаза яркие обложки с огромными голыми грудями и задницами и перерезающими их заголовками: «В постели с депутатом…», «Русские девочки в борделях Стамбула», на самом видном месте лежала грязно-фиолетового цвета брошюра, озаглавленная: «Проститутки Москвы (путеводитель)». Зудин поморщился и спросил у старика-киоскера в черном берете и с орденскими планочками на рубашке:
— А местные есть?
Тот засуетился и выложил на прилавок целый ворох газет, находившихся до этого где-то в дальнем углу киоска.
— Вот, пожалуйста, — «Благополученские вести», «Свободный Юг», «Южнороссийский демократ», газета «Любо!» — это у нас орган областной казачьей Рады, вот есть еще «Вестник администрации», правда, вчерашний.
У киоскера был сильный дефект речи, так что названия, которые он только что произнес, дались ему с большим трудом. Удивленный Зудин глянул повнимательнее и узнал цензора Щуся, в свое время попортившего им с Севой немало крови. В свою очередь старик-киоскер, наблюдая за Зудиным, который придирчиво рылся в ворохе газет, никак не мог угадать, какого рода чтиво его интересует, и услужливо подсунул еще несколько совсем уж жалких, малоформатных газетенок, среди которых были «Братва», «Клубничка» и даже — «Голубые и розовые».
— Что, тоже местные? — удивился Зудин и вытащил из предложенного киоскером веера какую потолще. Это была чрезвычайно пестрая, состоящая, кажется, из сплошных заголовков и анонсов газетка под названием «Все, что хотите». Заглянув на последнюю страницу, в выходные данные, Зудин даже присвистнул — там стояло: «Главный редактор Валентин Собашников».
— А «Южного комсомольца» что, нет? — спросил Зудин.
Бывший цензор внимательно взглянул на странного покупателя, словно что-то припоминая.
— О-о, молодой человек, вы сильно отстали от жизни, «Комсомолец» давно закрыли, — он так и не узнал своего бывшего подопечного.
— Жаль, — сказал Зудин, сгребая с прилавка «новости», «курьеры», «вестники» и еженедельник «Все, что хотите». — А что ж так?
Старик долго считал, боясь ошибиться при такой крупной закупке, наконец сказал:
— Что «Комсомолец»! Тут целая страна была — и нету. С вас четыре тысячи пятьсот рублей, пожалуйста…
Зудин сунул ему пять тысяч и не стал дожидаться сдачи.
На пересечении бульвара с трамвайной линией, едва он вступил на стершуюся за столетие брусчатку, на него налетела непонятно откуда выпорхнувшая стайка цыганят. Они ловко взяли его в кольцо, не давая пройти. Зудин вынул из кармана зеленую тысячерублевку и помахал ею в воздухе, выбирая старшего, но цыганята нахально рассмеялись ему в лицо и загалдели: «Доллар! Доллар!»
— Еще чего! Ну-ка кышь отсюда! — прикрикнул на них Зудин, после чего тысячерублевка чудесным образом упорхнула из его рук, а цыганята, разочарованные тем, что приняли своего за иностранца, расцепив круг, нырнули под арку ближайшего магазина. Дальнейший путь Зудин проделал относительно спокойно, если не считать еще одного маленького приключения. На углу бывшей улицы Клима Ворошилова, с недавних пор носящей имя Лавра Корнилова, о чем свидетельствовала горящая на солнце медная табличка на здании музыкального колледжа, он чуть не лицом к лицу столкнулся с Мастодонтом. Здорово постаревший и обносившийся, Олег Михайлович Экземплярский медленно брел, заложив руки за спину и как будто неслышно разговаривал сам с собой, во всяком случае губы его шевелились, а голова покачивалась. Зудина он явно не узнал и даже, кажется, не заметил. Первым желанием того было остановиться, окликнуть, но уже в следующее мгновение он решил, что это даже к лучшему, что Мастодонт его не узнал, и пошел дальше, не оглядываясь и даже убыстряя шаг. Однако если бы он все-таки оглянулся, то обнаружил бы, что старик стоит на тротуаре вполоборота и смотрит ему вслед хмурым, пристальным взглядом.
У пятиэтажного белого здания бывшего облсовета, а теперь областной Думы толпился народ. Женщины держали в руках плакаты: «Требуем выплатить зарплату за первый квартал 1996 года!», «Не дадим приватизировать фабрику резинотехнических изделий!», «Верните наши вклады!», у нескольких мужчин были в руках выгоревшие на солнце красные флаги. На ступеньках здания стоял маленький седой человек и изо всех сил кричал в мегафон: «Товарищи! Здесь сегодня проводится санкционированный городской мэрией митинг по зарплате! А митинг вкладчиков сегодня на стадионе «Торпедо»! Поэтому я попросил бы товарищей, которые…» Часть толпы загудела и, отделившись, жидкой колонной двинулась в боковую улицу.
