Александр Лапин - Куда идут русские?
С 16 лет я работал на стройке. А про то, как матерятся строители, даже анекдоты складывают. Понятное дело, все мы были грешны. Но с нами трудился один пожилой работяга — яростный матерщинник. Он не просто употреблял нецензурные слова — его брань была оскорбительной. Ругаясь, он сознательно стремился обидеть человека и, матерясь, забывал обо всем, терял чувство меры.
У молоденькой крановщицы был свой способ борьбы с этим злом: она просто останавливала работу и не начинала ее до тех пор, пока обидчик не приносил ей извинений. Правда, действовало это недолго. В конце концов вся история закончилась весьма печально для самого любителя грязной брани. Однажды наш сварщик-боксер, которого тот неосторожно задел в своих словесных излияниях, не вытерпел и сломал ему челюсть. Этот нокаут пагубное пристрастие матерщинника как рукой снял (то есть буквально рукой).
Не могу представить себе, чтобы нечто подобное произошло в наши дни. Мат стал чем-то привычным. Нецензурная брань уже вроде как и не оскорбление вовсе. Она экономит лексические усилия: зачем прибегать к сложным словесным конструкциям, когда можно выразить все привычной фразой? Тут ничего не поделаешь — скудость мышления многим приходится прикрывать цветистыми оборотами ненормативной лексики. Не случайно родилась присказка: «Мы матом не ругаемся, мы на нем разговариваем». Я бы еще добавил — мыслим и чувствуем.
«Только русский человек может восхищаться красотой заката исключительно в матерных выражениях», — повторяет с телеэкрана сатирик Задорнов. И зал рукоплещет: знай, мол, наших! Широта русской души, понимаешь… На деле же — элементарное бескультурье, возведенное в ранг черты национального характера.
Мы всегда с какой-то необъяснимой гордостью считали, что в искусстве материться превзошли весь мир. Однако табуированные слова есть у всех народов. Просто то, что считается зазорным у одной нации, для другой — в порядке вещей. К примеру, в основе русского мата — отношения между мужчиной и женщиной. Помните анекдот? Переводчик иностранной делегации во время экскурсии на российском заводе передает диалог между рабочим и бригадиром: если рабочий через час не закончит вытачивать деталь, то бригадир вступит с ним в интимные отношения. На что пролетарий невозмутимо отвечает, что он уже вступил в вышеупомянутые отношения и с самим бригадиром, и с его матерью, и с администрацией завода, а потому плевать хотел на указания начальства.
В то же время у испанцев часть выражений из этой сферы свободно используется в речи и наши переводчики нередко испытывают определенные трудности, сталкиваясь с ними в литературных произведениях. Ругаются же испанцы совсем другими словами.
А у немцев, к примеру, самые оскорбительные высказывания связаны с отправлением естественных надобностей. Самой же грязной бранью вообще считается та, что используют английские моряки и докеры. Поэтому не надо думать, что мы здесь самые продвинутые. Просто у каждого народа свой подход, как ни печально это прозвучит для заядлых матерщинников- «патриотов».
И по матери кроем, и по фене ботаем
Неправы и те, кто считает русский мат нововведением монголов, оказавших дурное влияние на изначально непорочных и восприимчивых славян. Мат зародился в глубокой древности. И никто нас им не заражал — сами научились. Другое дело, что изначально он имел мистическую природу и употреблялся лишь посвященными — жрецами — в их языческих богослужениях.
Постепенно происходила десакрализация, то есть «расколдование» мира. И мата в том числе. Он получил широкое распространение. Однако употреблялся в основном в низших слоях. Не случайно говорят: «Ругается как сапожник». В высшем же обществе, где за один неподобающий взгляд вызывали на дуэль, это было немыслимо. Существовали, конечно, и эротическая поэзия Баркова, и хулиганские произведения Пушкина, Афанасьева, Державина… Но все это носило характер забавы. Авторы подобных опусов матерились с юмором, беззлобно, веселя себя и немногих читателей.
Чего не скажешь о множестве современных писателей, якобы претендующих на разрушение запретов, на деле же стремящихся любой ценой достичь дешевой популярности и, как следствие, обогащения. Впрочем, это не причина, а всего лишь следствие того, что брань проникла во все сферы нашей жизни. Кое-где она даже стала чуть не языком профессионального общения. Более того, употребление нецензурщины или рассказ друг другу похабных анекдотов превратились в символ особой доверительности отношений.
Если сюда добавить и повсеместное распространение блатного жаргона (чему способствовала массовая отсидка россиян в прошлом веке), то картина получится еще более удручающая. Тем более что многие из тех, кто недавно сам топтал зону, теперь определяют общую, в том числе и культурную, атмосферу нашего общества.
Стоит ли удивляться, что прокуратура и налоговые органы совершают «наезды» на неугодных олигархов, бизнесмены и политики «заказывают» друг друга, так называемые хозяйствующие субъекты даже юридические вопросы решают «по понятиям», а «по фене ботают» не только пацаны в подворотнях, но и домохозяйки. Что говорить, если сам президент в свое время на всю страну заявил о намерениях «мочить в сортире» чеченских боевиков!
Вместе с неиссякающим потоком русского мата вся эта словесная грязь не только засоряет «великий и могучий», но и развращает душу народа. Те метаморфозы, которые в последние годы претерпевает русская брань, ярко отражают изменения нашего сознания.
Что происходит с русским матом?
Нельзя не заметить, что и назначение мата в последнее время изменилось. Его главным предназначением вновь стало оскорбить человека. Не так давно эти черты приписывали исключительно городскому мату. В деревне же люди матерились вроде бы не со зла, а так — по простоте душевной. Сегодня эти различия практически стерлись: отборным трехэтажным кроют у нас повсеместно, не щадя ни Бога, ни матери.
Весь двадцатый век над россиянами проводили эксперименты. И мат порой становился для русского человека единственным способом открыто выразить то, что происходило у него в душе. Мат — очень экспрессивное и агрессивное средство. Используя его не в экстремальных случаях, а в повседневном общении, мы как бы повышаем планку собственной чувствительности, грубеем и душой, и мыслями. Родители грязно ругаются в присутствии детей. Интеллигентные с виду женщины порой загибают так, что у иных мужиков уши в трубочку сворачиваются. В нашу жизнь все больше проникают грязь и разврат, составляющие самую сущность русской ненормативной лексики.
Как бороться с грязью?
Кто-то первым делом вспомнит здесь о цензуре. Запретим, мол, ругаться с телеэкрана, закроем неугодные программы и периодические издания — и сразу наступит полное торжество нравственности. Да и соответствующую статью в Уголовном кодексе тоже никто не отменял. Однако инквизиторские методы никогда себя не оправдывали, а уж в нашей стране и подавно. Болезнь лишь уйдет внутрь.
На деле больше внимания нужно уделять настоящей культуре, а не заимствованному иностранному ширпотребу, напичканному англоязычными «motherfuckers» и прочими эквивалентами нашей собственной матерщины.
Что же касается сохранения нравственного здоровья, мне в связи с этим вспоминается притча о Будде. Еще босоногим проповедником бродил он по деревням, рассказывая крестьянам о своем учении. В одном из селений его стали бранить последними словами. На что Будда невозмутимо ответил: «Вчера я был в другой деревне, где меня превозносили в похвалах. Но я не принял их слов: это не мое. И вашу брань не возьму. Оставьте ее себе».
Внутреннее спокойствие и душевное равновесие, пожалуй, единственный способ борьбы с этим злом. Важно, слыша брань, не заводиться, не давать энергетическому вампиру, которым является любой злобный матерщинник, упиться нашей энергией, излив потоки своей душевной нечисти. Пусть оставит ее себе.
И главное — не забывать собственных православных ценностей, несовместимых с употреблением бранных слов. Помимо всего прочего, матерясь, мы служим дьяволу. И любителям крепкого словца неплохо было бы хоть изредка вспоминать и об этом.
Глава 11. Чужой каравай всегда слаще?
«Зависть — чувство досады, вызванное благополучием, успехом другого» (Ожегов)
Зависть всегда была свойственна людям. И с тех пор, как Каин убил Авеля, не случайно считается одним из самых страшных грехов. Несмотря на это, у любого народа на каждого Моцарта обязательно найдется свой Сальери.
Мы же и сюда привнесли свою национальную специфику. Многим, наверное, знаком анекдот, в котором встречаются двое грузин: «Кацо, у тебя машина есть? Есть. И у меня тоже. А у Гиви нет. Давай и ему купим». В то время как диалог двоих русских выглядит иначе: «Иван, ты сидел, и я сидел, а Петька еще нет. Давай и его посадим».
