Журналисты о русском языке - И. Б. Александрова

не позволено репортеру-новостийщику, разрешено публицисту, а именно: право на личное мнение, выводы, прогнозы. Личность автора, особенность его мышления играют ключевую роль в публицистике. Субъективный подход здесь не только не возбраняется, а даже предполагается. Соответственно, публицист может набрать в свою личную корзину уникальный набор языковых инструментов. Это роднит язык публицистики с языком художественной литературы: публициста, как и писателя, можно узнать по стилю. Не составит труда распознать авторский стиль, скажем, Виктора Шендеровича, Льва Рубинштейна, Леонида Радзиховского… В отличие от публицистики, информационная, новостийная журналистика по определению должна быть беспристрастной, что навязывает настолько же беспристрастный, лапидарный стиль, ибо задача здесь заключается в неискаженной передаче смысла, а не в его стилевой интерпретации. С формальной точки зрения язык публицистики может использовать весь арсенал языковых средств, применяемых и в художественной литературе, но все же публицистика более конкретна, она обращена к настоящему, тогда как литература – потенциально к вечному. Литература конструирует образы для обобщения, а публицистика – для уточнения. Обе они могут пользоваться одинаковыми языковыми средствами, но их векторы разнонаправлены: литература зовет в небо, публицистика возвращает на грешную землю.

4. В своих публикациях я избегаю жаргонизмов, потому что считаю, что общественно-политические СМИ должны ориентироваться на литературный стиль, который достаточен для выражения идеи любой сложности. Употребление жаргона я бы считал оправданным, уместным, а иногда и необходимым только в цитатах, для того, чтобы подчеркнуть особенности речи или социальную принадлежность источника цитирования. Что касается молодежных журналов, то они могут использовать сленг как неотъемлемый элемент концепции издания, как способ построения «креативных» текстов, адресованных целевой аудитории. То же касается и других «нишевых» изданий, рассчитанных на специфическую аудиторию: автолюбителей, потребителей цифровой фото- и видеоаппаратуры, подростков, программистов, музыкантов, байкеров, прочих неформалов и т. д. Если неумеренно использовать профессиональные жаргонизмы в статье для широкого круга читателей, то у них может возникнуть впечатление, что автор «выпендривается», набивает себе цену, демонстрируя эрудицию, или вообще не понимает, с какой аудиторией имеет дело. К тому же жаргонизмы в статье, предназначенной для неспецифической аудитории, могут затруднить понимание текста, а ясность текста я считаю важнее прочих его достоинств, в том числе креативности.

Впрочем, я не исключаю, что творческая задача может потребовать применения жаргонизма. Я вполне могу употребить, например, слово «крутой» или «круто», но, скорее всего, у меня это слово будет помещено в иронический контекст, из которого будет понятен окказиональный характер его применения. Я никогда не употребляю в текстах, предназначенных для публикации, жаргонную лексику преступного мира («наехать», «замочить», «заказать» и т. д.), потому что вслед за Бродским считаю, что состояние общества определяется состоянием языка, и поэтому не провоцирую (может быть, отчасти суеверно) общество воровским жаргоном.

5. Как утверждает известная переводчица и редактор Нора Галь, в девяноста процентах случаев заимствование может быть заменено синонимом из основного, исторического массива родного языка. Я согласен с этой точкой зрения. Мне кажется, достаточно при этом следить за тем, чтобы тексты не выглядели примитивно или нелепо, чтобы из каких-либо славянофильских соображений «галоши» не превращались в «мокроступы», и тогда все будет нормально. Я знаю журналиста, который в своих заметках никогда два раза подряд не использовал слово «вертолет», второй раз он всегда писал «винтокрылая машина», из-за чего новостийная заметка начинала походить на детскую сказку, вышедшую из-под пера графомана, или на беллетристику низкого пошиба. Подобным образом сегодня телевизионные журналисты почему-то стесняются два раза произнести в эфире слово «бюджет», заменяя его на громоздкое синонимическое словосочетание «главный финансовый документ», в котором целых два иностранных слова, и возят по всему репортажу эту тяжелую конструкцию. В вопросе употребления заимствований, я полагаю, журналист должен руководствоваться языковым чутьем и вкусом, эрудицией, чувством меры, а также знанием антропологических законов восприятия текстов (как, впрочем, и в остальных случаях).

6. В специализированных, нишевых изданиях или тематических вкладках в общественно-политических газетах и журналах присутствие терминов неизбежно и оправдано тем, что они адресуются целевой аудитории, которая владеет специальной терминологией. В статье, адресованной работникам СМИ и рекламной службы, я бы не стал заменять слово «контент» на «содержание», потому что у «контента» масса профессиональных коннотаций, которых нет у слова «содержание». Я знаю, что в профессиональном контексте «баинг», «ритейлинг» и «аккаунтинг» значат нечто большее, чем просто «закупки», «розничная продажа» и «бухучет», потому что еще недавно в нашей экономической реальности не было таких специальностей, ориентированных на стандарты развитого рынка. Однако присутствие специальных терминов в статье, рассчитанной на массовую аудиторию, должно быть хорошо обоснованным. Если без термина никак нельзя обойтись – придется его употребить, но при первом же употреблении доходчиво объяснить его значение.

7. Я считаю, что употребление ненормативной лексики в СМИ в целом недопустимо. Когда в телевизионном материале некий персонаж, мнение которого по той или иной причине важно для авторов фильма или сюжета, выражается нецензурно, редакторы заглушают это слово сигналом, дабы не оскорблять общественный вкус. Так принято, и, на мой взгляд, это правильно. Насколько известно, никто не отменил статью в уголовном или административном кодексе (не помню, надо уточнить), которая предусматривает наказание за нецензурную брань в общественном месте.

Аналогичное правило должно действовать и в печатных СМИ: если автор очерка, чтобы более достоверно передать стилистику речи респондента, включает в цитату ненормативные слова, они должны быть заменены точками в середине слова. Так уважающие себя издания и поступают.

Мне трудно придумать хотя бы одну причину, по которой в обычных СМИ можно было бы оправдать появление ненормативной лексики. Как я уже говорил, «регулярные» СМИ должны ориентироваться на литературный стиль, на языковую норму. СМИ относятся к сфере информационных услуг, а в сфере услуг не принято грубить клиенту (потребителю услуги). Я не согласен с теми, кто говорит, что ненормативные слова – это просто слова, и поэтому не стоит от них шарахаться. Если в приличном обществе их не употребляют, значит, на то есть веская причина. О причинах можно рассуждать много, но, на мой взгляд, ненормативная лексика – это сигнал, символизирующий грубое несанкционированное вторжение в сферу интимного опыта, как сознательного, так и подсознательного, и поэтому она не имеет права на бытование в СМИ.

В либеральной культуре исключение делается только для художественной литературы, кинематографа и театра – в тех случаях, когда ненормативная лексика используется в качестве одной из «красок» художника, как выразительное средство. Это единственный случай, когда я признал бы употребление обсценной лексики допустимым, но и то – для ограниченной аудитории, предупрежденной об этом заранее. Впрочем, даже в этом случае не могу представить себе, чтобы постмодернистский спектакль такого рода показали бы на центральном канале ТВ. Думаю, «ненорматив», даже если он нужен