Миле Белаяц - Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны
В том же духе, что и Крлежа в начале 1960-х гг., хорватская пресса активно писала еще во время Второй мировой войны. Драгиша Стоядинович собирал появлявшиеся материалы и по завершении войны передал их Велько Мичуновичу. Неизвестно, это ли надоумило югославские власти потребовать у Австрии вернуть украденные материалы Салоникского процесса, однако вскоре они снова оказались в Белграде. Стоядинович, разумеется, не был посвящен в детали процесса реституции. Однако в его изложении нам стало известно адресованное суду послание Аписа, в котором тот вспоминал: «…г. Артамонову я тогда ничего не сообщил о своих намерениях совершить покушение. А повод узнать его мнение о позиции России представился, когда мы говорили о том, что наша разведывательная деятельность могла бы послужить Австрии предлогом для нападения». «Как видно, – писал Стоядинович, – не могло быть и речи о какой-либо совместной инициативе и сотрудничестве Артамонова и Аписа с целью совершения убийства австрийского престолонаследника в Сараево. В фальшивке, сфабрикованной австрийским университетским профессором Гансом Юберсбергером, имеется то же утверждение, которое сегодня нам в своих “Сербских темах” излагает писатель Мирослав Крлежа. А именно, что Апис и Артамонов вместе спланировали и совершили убийство Фердинанда». Стоядинович напоминает, что австрийская фальшивка опубликована в гамбургском журнале «Внешняя политика» в 1943 г. («Auswertige Politik». Гамбург. Том 7. Июль 1943), и в завершение адресует хорватскому классику требование: «За такой поступок писатель Мирослав Крлежа должен объясниться перед нами и мировой общественностью, поведав, какие еще данные, кроме этой геббельсовской пропаганды, легли в основу выводов, изложенных в “Сербских темах”»[222].
Суть подлога, совершенного Юберсбергером, объясняет Милан Живанович. По его словам, австрийский историк написал: «Апис сообщил Артамонову» (о намерении совершить покушение. – М. Б.) вместо «не сообщил», как, собственно, гласит и оригинал, и черновики аписовского рапорта. Юберсбергер зашел еще дальше, подкрепив свое «открытие» факсимильными снимками оригинала и перевода на немецкий. Каждый, кто владеет обоими языками, может легко удостовериться, что в немецком варианте имеется (намеренная) ошибка. Вместо отрицания стоит утверждение[223]. Не это ли тот случай, когда видится то, что хочется?
«Вклад» сербов в развязывание и продолжение полемики по вопросу о событиях, произошедших в Сараево в 1914 г
Эрцгерцог Франц Фердинанд на маневрах в Боснии
Эрцгерцог Франц Фердинанд на маневрах с генералами Конрадом и Потиореком
Министр Люба Йованович-Патак вольно или невольно спровоцировал дискуссию вокруг вопроса, знало ли правительство о подготовке покушения
Роберт Сетон-Уотсон, автор книги «Сараево»
Ранее уже заходила речь о левацки настроенных сербах и югославянах, группировавшихся в Вене вокруг газеты «Балканская федерация» (La Fédératione Balkanique), на страницах которой особенно выделялись статьи Николы Ненадовича[224] (настоящее имя – Мустафа Голубич). Эмигранты лили воду на мельницу австрийского ревизионизма, что, в частности, видно на примере обвинения в убийстве Франца Фердинанда, адресованного ими в 1924–1925 гг. королю Александру Карагеоргиевичу. Позднее на этом основании австрийский генерал Эдмунд Глейзе фон Хорстенау станет утверждать в своих мемуарах, что ему и его помощникам удалось разузнать многие неизвестные факты, который «неопровержимо» доказывают, что заговорщики во время подготовки в Белграде имели аудиенцию у принца-регента Александра[225].
Бывший член «Черной руки» подполковник Божин Симич, находившийся тогда в Вене, не желал разрушения Югославии и отвергал сотрудничество с «Балканской федерацией», объясняя это тем, что он всю жизнь боролся за освобождение и объединение югославян. Тем не менее многочисленные высказывания Симича о короле Александре и прочих сербских государственных деятелях предоставили обильную пищу для размышления некоторым авторам.
Еще до войны значительный вклад в историю сербско-австрийских отношений внесли добровольные агенты австрийской шпионской сети, а именно: Джордже Настич, Коста Ездимирович, Теодор Стефанович Виловски (Vilovsky), Теодор Плута и др. Настич приобрел известность благодаря поддельным доказательствам, использовавшимся в ходе процесса Фридъюнга. Сотрудник сараевской полиции Ездимирович получал по шесть крон за каждый сербский документ. За неимением подлинных, он иногда составлял «отчеты» самостоятельно. Уволен в 1906 г., когда вскрылось, что один из «сербских документов» не что иное, как переведенный фрагмент французского детективного романа Ксавье де Монтепена. Виловски служил в Пресс-бюро МИДа и мог похвалиться осведомленностью. По-видимому, он располагал источниками и в правительстве, и при дворе, что делало его донесения достаточно точными[226]. Настоящие имена некоторых, как, например, «Глиши» и «Драгича», нам до сих пор неизвестны. Знаем только, что информировали они о вещах не маловажных. Так, например, полиция г. Земун получила донесение о том, что заговорщики, планировавшие покушение на эрцгерцога, переправились в Монархию[227].
Дров в огонь дискуссии о Сараевском покушении и причинах войны подбросили и организаторы Салоникского процесса, желавшие оправдать себя в глазах союзников и политических представителей других югославянских народов[228]. Особую роль сыграли намеки на то, что правительство располагало особым документом, существование которого исключало возможность помиловать полковника Аписа, Раде Малобабича и майора Любомира Вуловича. Ту же пропагандистскую цель преследовала публикация книги «Тайная заговорщицкая организация» (1918 г.). После освобождения Сербии поводом для продолжения полемики стала книга авторитетного историка др. Станое Станоевича «Убийство австро-венгерского престолонаследника Фердинанда» (1923)[229], отражавшая позицию власти с связи с судом над Димитриевичем и Ко. Затем кривотолки спровоцировало упомянутое выше признание Л. Йовановича Алексею Ксюнину[230] о том, что «сербское правительство знало о готовящемся покушении». Бывший министр заявил об этом во время своего конфликта с премьером Пашичем. Однако наиболее противоречивые оценки вызвало письмо, которое Апис написал трибуналу для офицеров и регенту Александру, в котором утверждал, что это он организовал Сараевский аттентат, а реализовал его Раде Малобабич, обвинявшийся в покушении и на сербского престолонаследника в 1916 г. По просьбе подсудимого его признание не обсуждалось в ходе судебных заседаний. Наверное, потому, что большая часть написанного могла быть опровергнута в ходе очной ставки. Аписом руководило стремление помочь собственным агентам – Малобабичу и Мехмедбашичу, – на которых лежали подозрения и в шпионаже в пользу Австро-Венгрии, каравшемся смертной казнью. Формированию мифов о заговоре против Франца Фердинанда поспособствовали как сами «чернорукцы», осужденные и неосужденные, так и отдельные журналисты и издания, возвеличивавшие аттентат как «первую искру освобождения»[231].
Дело сербского дипломата Милоша Богичевича
Реконструкция полемики вокруг участия сербского правительства в Сараевском покушении и сербско-австрийских отношений накануне Первой мировой войны невозможна без упоминания одной неоднозначной личности – Милоша Богичевича. Как в прошлом, так и сегодня имеется спрос на его работы или на их «скрытое» воспроизведение (в трудах авторов, их использовавших). Это побуждает пролить свет на его биографию и деятельность.
Осведомленный современник др. Воислав Йованович-Марамбо не сомневался, что бывший служащий сербского МИДа др. Милош Богичевич – типичный предатель собственной страны. Как и сегодня, в межвоенное время измена родине в дипломатических кругах была обычным, совсем не редким явлением. Йованович сообщает, что Богичевич начал работать на Германию еще до войны. Французский МИД обратил внимание посланника Миленко Веснича на близкие отношения его молодого сотрудника с немецкими дипломатами. Позднее, в 1915 г. французский посланник Боп «предъявил сербскому МИДу в Нише одну фотографию, на которой был изображен др. Богичевич. Тогдашний поверенный в делах в Каире, оставив без уведомления собственного правительства место службы в Египте, оказался в столице нейтральной Швейцарии Берне, где его, выходящим из дверей германского посольства, зафиксировало недреманное око французской контрразведки»[232].
Йованович пишет, что Богичевич, по информации французских органов, не только установил связь с германским посольством в Берне, «но и, получив с его помощью германский паспорт, успел съездить в Берлин и вернуться в Швейцарию»[233].
