Газета Завтра Газета - Газета Завтра 351 (34 2000)
А что касается чилийцев, познавших на своей шкуре все прелести "рыночного рая", так их же никто не спрашивает. Кого интересует мнение белых лабораторных мышей?..
Перевод с английского Дмитрия КАЛЕДИНА
Андрей Фефелов МОСКОВСКИЕ ХРЕНОВОСТИ
Либеральная пресса, какому бы олигархическому клану она ни принадлежала, в определенные моменты превращается в единый организм и действует на удивление синхронно (так повелось еще со времен ныне почти усопшего академика Яковлева).
На прошлой неделе сразу пять известных московских "демократических" газет отдали значительную часть своих площадей под освещение скромного, по московским меркам, рок-н-ролльного мероприятия, состоявшегося в клубе "Швайн" в позапрошлую пятницу. Неосведомленные люди удивлялись, открывая очередную демгазету и видя там вместо сообщений о ходе спасательной операции в Баренцевом море наполненные банальными поучениями репортажи с некоей вечеринки радикальных металлистов.
Люди удивились правильно. Я же означенному факту не удивляюсь нисколько, и всю эту нелепицу могу вполне объяснить, поскольку сам вечером 11 августа волею судеб оказался в клубе "Швайн" и участвовал в событиях, о которых расскажу ниже. А пока вынужден констатировать: странненькие, примерно одинакового содержания статьи в "Коммерсанте", "Вечерней Москве", "Российской газете", "Московских новостях", "Общей газете" есть отголоски провалившейся провокационной кампании, направленной прежде всего против Архиерейского собора РПЦ.
Начну по порядку. В силу своих профессиональных занятий я был осведомлен о некоей молодежной анархо-националистической тусовке, которая должна была вскоре состояться под патронажем Корпорации тяжелого рока. Обещано было много водки и закуси, а также выступление казачьего хора. Однако идти туда я не собирался, ибо в тот вечер был занят в прямом эфире программы "Перспектива" ("Народное Радио") — мне предстояло провести беседу с отцом Никоном (Беловенцом). Как только батюшка перешагнул порог радио, по внутреннему телефону раздался звонок и какая-то девушка сообщила нам, что неизвестные люди, затесавшиеся на такое-то анархическое мероприятие, собираются провести "акт сатанизма" и "опозорить всех".
Поначалу все это казалось странным. Однако после передачи отец Никон предложил все же съездить в названное место, проверить информацию, а если надо, воспрепятствовать непотребству. На случай, чтобы "воспрепятствовать", из сотрудников программы "Перспектива" была наспех сколочена группа прикрытия. Несколько друзей программы также отозвались на наш призыв и, побросав все дела, приехали в условленное место (среди них такие люди, как, например, рок-обозреватель "Завтра" Андрей Смирнов и поэт Олег Бородкин).
Вскоре наша группа прибыла на место. Ничего скверного там не обнаружили — обычная шальная рокерская атмосфера, даром что заведовал вечеринкой Сергей Троицкий (Паук). Мило поговорив с устроителями вечера, послушав замечательный казачий хор, мы уж было собрались отправляться по домам, как вдруг узрели неизвестных нам персонажей карабкающихся на сцену с отрубленными свиными головами в руках. К каждой из голов полагалась записка. На одной было написано "Бог Отец", на второй — "Бог Сын", на третьей — "Бог Дух Святой"... Тут же, как по волшебству, у края сцены появилась уйма неизвестно откуда взявшихся здесь журналистов и фоторепортеров.
Надо отдать должное реакции и проворству иеромонаха Никона, который успел подняться на сцену быстрее богохульников, выбить у них из рук гнусный реквизит и, пользуясь крестовиной микрофона как оружием, мгновенно расшвырять их по углам. Забавно, что участники гнусной и очевидной провокации, отлетев метра на три и ударившись о ступени, вдруг жалобно заорали: "Это провокация!!!"
Отец Никон действовал столь стремительно, что "группе поддержки" оставалось лишь распорядиться свиными рылами да оттеснить слегка назойливых репортеров. Поскольку все это время клуб наполняла громкая энергичная музыка, а микрофон полетел вслед за ретировавшимися богоборцами, обличительная проповедь отца Никона была не слышна, — публика в недоумении наблюдала за происходящим, очевидно, предполагая, что перед ее взором разыгрывается какой-то спектакль.
Сложно сказать со всей определенностью, кому понадобилось в преддверии открытия Архиерейского собора устраивать очередной сатанинский шабаш, однако несомненно то, что на освещение этого паскудного действа были подписаны все крупные московские демгазеты. Если бы не старания отца Никона, согласитесь, интересный возник бы в обществе фон для принятия так называемой Социальной доктрины РПЦ.
Естественно, что о случившемся либеральные журналисты не поведали. Невнятно писалось о неких абстрактных свиных отрубленных головах и, конечно же, о "в дымину пьяном попе, который дрался с артистами". Разочарованные провалом акции, они принялись передергивать факты, описывая "мерзость фашистского шабаша" и "немытые волосы нечесаных анархистов".
Р.S. Некоторое время назад дикая выходка одного негодяя, под видом "художественной акции" коловшего топором иконы, всколыхнула православную, да и не только православную общественность. В разнородной среде экспериментаторов от искусства приветствуются всяческие фокусы и эгоцентричные выпады, однако до откровенного хамства по отношению к русским ценностям доходили среди них лишь единицы — да и то, справедливости ради надо отметить, в таких ситуациях получали по мозгам от своих же собратьев "вольных художников". Так, организовавший целый ряд похабных акций такого рода галерист из Кишинева Марат Гельман ныне презираем всей артистической Москвой, а его дружок (не Глеб Павловский, а тот, что рубил в Манеже святые образа) огреб десяток мощных заушин, после чего эмигрировал в Прагу.
Что ж, цели провокаций в принципе ясны. Известны имена непосредственных исполнителей, диспетчеров и информационных спонсоров — интересно было бы узнать, кто заказчик...
Андрей ФЕФЕЛОВ
Тит КОНТИНЕНТАЛЬНОЕ БАРОККО АЛЕКСАНДРА МОСКВИТИНА
Задворки мегалополиса. За окном уже бывшей мастерской художника Москвитина — солнечное безвременье. Там пыльный, промышленный ландшафт: обрезок трамвайных путей, острова увядающей чувственной зелени, белесое кембрийское море плоских и невзрачных заводских корпусов.
Здесь, внутри покинутого помещения, такая же светлая пустота, неопределенность и пыльность. В пространстве этой огромной, как аудитория, комнаты витает пряный дух копченой рыбы. Коптильни сверху и снизу... Экзотическое соседство, в конце концов, подвело черту под темой "мастерская". Оказывается, Москва с каждым годом все больше и больше потребляет копченой рыбы, посему данное производство требует расширения, а соответственно — новых помещений. Очень скоро не будет здесь ни художника, ни его картин — тысячи пахучих и жирных анчоусов засияют латунным блеском в лучах цепенеющего под вечер, имперского солнца.
Москвитин еще неделю назад вывез отсюда стулья, этюдники и старый диван — теперь осталось пристроить собственно картины. Большого формата холсты, натянутые на подрамники, обреченно стоят, прислонившись "лицом" к стене. Их участь предрешена — завтра их надолго запрут в темный сухой отсек на каком-то безвестном складе, законсервируют до лучших времен. Не скоро еще "кочевник" Москвитин найдет по сходной цене ангар для своих огромных, как штабные карты, произведений.
Но это "будущее" еще не настало, в то время как "прошлого" тоже нет как нет. Москвитин, по необходимости назначив мне встречу в своей уже бывшей мастерской — шагнув из не наступившего будущего в исчезнувшее прошлое, неизбежно попался в капкан безвременья, затащив и меня в это особое, наполненное очарованием вечности пространство.
Пока мы осторожно, одну за одной, подхватываем, переставляем, поворачиваем картины (иногда несем их над головой, словно это большие плоские лодки), идет обмен неторопливыми репликами. Москвитин своим шаманским воркующим голосом рассуждает о мире, о культуре.
— Да. Несомненно. Важно понять, на каких, собственно, основаниях стоят те цивилизации, с которыми мы сейчас плотно взаимодействуем. Вот, например, Китай, хранящий верность своим мудрецам, занят бесконечным озиранием прошлого. Серединность во всем и приход к земле. Действительно, земная Поднебесная империя. В искусстве Японии другое — всегда борьба. Быть может, некий воин. Даже пейзаж, изображающий бурю, резкие порывы ветра говорят о серьезной борьбе — не на жизнь, а на смерть
