Газета Завтра Газета - Газета Завтра 432 (9 2002)
Естественно, мы говорим с ним о художниках. Он с уважением вспоминает творчество русских мастеров: Виктора Иванова, Андрея Мыльникова, Дмитрия Жилинского, выходца из Беларуси Евсея Моисеенко, братьев Ткачевых и братьев Смолиных, а еще удивительного художника и эрудита Гелия Коржева и Федора Константинова. Он подмечает тончайшие особенности в творчестве известных западноевропейских художников, с которыми был лично знаком или которых знает по их работам. Но лучше не вспоминать ему о Марке Шагале. Сначала я думал, что это обычное неприятие одного большого художника другим. Такое случается, и не редко. Но потом я понял: здесь другое. Здесь опять неприятие лжи, попыток подмены одного понятия другим. Нет, к самому художнику он никаких претензий не имеет. "Это художник-примитивист. Таким в Грузии был Пиросмани, во Франции Анри Русо… Но Шагалу была сделана грандиозная реклама. Когда же французы, с их претензией на абсолютный вкус, позволили ему расписать Гранд-опера, я потерял к ним всякое уважение. Он же явно запорол эту работу. Вот роспись кнессета в Израиле — это да! Это его. Это типично еврейский художник, но я категорически против, чтобы его навязывали как образец всем остальным.
Я не понимаю наших людей, Ну ладно Москва, космополитический город-прорва, где русских людей, если судить по телевидению, вообще уже не существует. Где русские выступают только в роли смеющихся над собой дураков в бесконечных "смехопанорамах" и "аншлагах". Мне кажется, это самые оскорбительные телепередачи, когда русские, вместо того, чтобы за пошлости, гадости в свой адрес, пойти и набить из авторам морду, закатывают смехоистерики. Но Бог с ней, Москвой. Здесь же, в Беларуси, все друг друга знают, кто чего стоит… И меня возмущает, когда Витебск, Витебщину, с легкой руки некоторых шустрых прохиндеев, величают сегодня уже не меньше, чем "землей Шагала". С какой стати? Да он родился где-то там. Некоторое время после революции комиссарил в Витебской губернии (почему-то об этом предпочитают теперь скромно умалчивать) и внес свой весомый вклад в разрушение ее культуры, непосредственно в войну с дворцами. Кстати, одна из его работ так и называлась "Война дворцам". Но почему одних комиссаров мы сегодня проклинаем, а другому — только за последнее время, поставили несколько памятников, проводим какие-то "шагаловские чтения", выпускаем за бюджетные деньги фильмы и спектакли, которые не просто тиражируют мифы о якобы великом белорусском художнике Шагале, но яростно навязывают эти выдумки публике. Если говорить, чья это земля, то назвали бы уж лучше Витебщину землей Ильи Репина. Здесь, под Витебском, в Здравневе, у него была дача, он жил, творил, пока, кстати, не зашевелились комиссары, в том числе и от искусства. Но Репин был реалист, он развивал традиции русского искусства, которое сегодня у этих господ весьма не в чести, и потому будем возносить до небес Шагала. И в прямом, и в переносном смысле "возносить". Дошло до такого маразма, что местные власти разрешили шагаловским энтузиастам рассадить в городе на крышах домов музыкантов, и они, дрожа от страха, что-то там пиликали на своих скрипках. А самые сумасшедшие поклонники творчества Шагала, пытались даже затащить на крышу одного из витебских домов корову или козла... Они тупо иллюстрировали картины, элементарно не понимая заключенных в них символов. Это еще раз к тому, как мы знаем, а точнее, совсем не знаем живущий веками рядом с нами народ. Ведь работы того же Шагала носят как правило характер откровенных иллюстраций еврейских мифов, поговорок, присказок. Во многих его работах есть бедный еврей с мешком. И мы, дураки, сочувствуем этому несчастному. А он в этом мешке тащит наворованное золото и прикидывается беднягой, чтоб соседи не подсмотрели, не отобрали. Или пустая телега — это возвращается с ярмарки не самый оборотистый, проторговавшийся еврей. И соседи в окнах — они не просто злорадствуют, это им урок, как не надо делать свой гешефт. Или летящая в небе селедка. Этим видом бизнеса в Беларуси занимались почти монопольно евреи. И селедка эта была как бы символом их благосостояния. Это чисто еврейская жизнь, и ее надо не просто знать, но и понимать. И тогда бы наши недоумки не тащили козу на крышу, а "щырыя белорусы", по всякому поводу, а чаще без повода клянущиеся в любви своей родине, не подражали бы Шагалу с его летящей в небе Бэлой, а знали, что этим еврейский художник подчеркивает, что он гражданин не какой-то там Витебщины, а мира. И чихал он на все с высоты намалеванной им козы.
Была как-то выставка нескольких моих работ в Витебске. Власти города пригласили меня приехать на ее открытие. Конечно же, я категорически отказался. Это моя земля — Витебщина, в конце концов, моя родина, — но на какую-то "землю Шагала" я не поеду. Вообще, я считаю этот лживый миф оскорблением, плевком в лицо всем белорусам".
Конечно, с Савицким можно спорить, пытаться доказывать, что Марк Шагал не такой примитивный художник, как ему кажется, что это большой художник. А то, что вокруг его имени пляшут, делают свой подлый идеологический бизнес какие-то маленькие, прохиндеистые человечки, то Шагал к этому не имеет никакого отношения. Но я хорошо понимаю, что возмущает в этой истории с "землей Шагала" Савицкого — опять же подмена понятий. Тот уехал отсюда в самое трудное время, внеся в эту свалившуюся на страну, на живущий здесь народ беду, свою "комиссарскую" лепту. Савицкий же жил здесь, сражался, страдал, как жили и сражались из покон веков его предки, и он вправе считать эту землю своей, как каждый живущий здесь человек. И я убежден, что он с таким же, если не большим гневом, воспринял бы то, если бы Витебщину назвали землей "Савицкого".
КонеЧно, говорЯ о Савицком, нельзя не сказать и о его взаимоотношениях с учениками. Их у него много, десятки, а может, уже и вся сотня. Ведь он уже многие годы бессменно руководит академическими творческими мастерскими. Многие из его учеников стали уже известными, "но все равно местечковыми художниками" — добавит он. Как ни странно, ни один из них не появляется в его мастерской. По крайней мере, я их там никогда не встречал. Вообще-то, в этом странного ничего нет. Позиция художника по ряду вопросов, которую он никогда не скрывает, могла создать им ненужные проблемы во взаимоотношениях с теми, кто исподволь при коммунистах и теперь уже открыто делает "белоруское искусство". И потому его "ученики" стараются не афишировать, что прошли школу Савицкого. Да по большому счету от этой школы у них, как правило, вскоре ничего не остается.
"Они у меня в мастерских получали, видно, неплохую подготовку. Не случайно их работы, как правило, выставлялись на всесоюзных выставках, получали разного рода призы и премии, в том числе и первые, печатались в журналах "Творчество" и "Искусство". И наши мастерские, созданные по инициативе и на деньги Академии художеств СССР, вскоре, как стали работать, сразу же получили славу лучших мастерских в СССР. Но потом Союз распался. И где мои ученики сегодня? Торгуют. Все ринулись на рынок, пишут только то, что можно продать. Они уже не думают об искусстве, тем более о каких-то принципах, идеалах. А думают о дачах, машинах, счетах в банках и как понравиться публике. Именно публика, притом не самая лучшая, водит сегодня не только рукой, но и мозгами деятелей искусства. Ты же сам знаешь, какое начинается шевеление, брожение в этих "художественных мозгах", когда в Минске появляется какой-нибудь купец, конечно, лучше иностранный.
Но еще большая беда, что они все бросились в объятия к Соросу, в созданную на его деньги так называемую "академию мастацства". Естественно, создана эта академия и для воплощения соровских идей, но меня поражают даже не эти художники, а чиновники с администрации президента, которые были на ее презентации, так сказать, освятили ее своим присутствием. И Сорос уже с Беларуси изгнан, но дело его живет и побеждает. Минкульт арендует для его воспитанников помещение, протежирует их выставки…
Искусство, конечно, выживет. Оно будет жить до тех пор, пока живы люди. И даже, может быть, когда их не станет. Но его будут делать другие люди, а не торгаши."
Савицкий обо всем судит строго, даже жестко. К этому его приучила жизнь. Но к тем, кого Бог наградил талантом, эта требовательность Савицкого возрастает многократно. И это не брюзжание старика, который не понимает "устремлений молодежи" и "новых веяний". Он никогда себя не чувствовал стариком. Да и эта легкая походка, эта поджарая фигура, а главное живой, вечно в борении ум, делают его человеком не только без возраста, но и как бы вне времени. Эта требовательность объясняется критериями искусства, которое существует не одну тысячу лет и не нам их менять. Тот, кто может что-то изменить в искусстве, еще не пришел. Это должно быть явление, не меньшее, чем второе пришествие Xриста".
