Газета Завтра Газета - Газета Завтра 293 (28 1999)
А нам-то какое до них дело? — запоздало спросил я себя. Нам что, своих печалей мало? Дело в том, что сегодня Америка для нас — это не миф о загробной жизни, как говаривал Остап Бендер. Америка сегодня на каждом углу, в каждом телеэкране, в каждом мусорном баке. Ее уже никто не любит, но до сих пор мало кто понимает, что же она такое.
Американцы зверски убили законного президента и его брата, кандидата в президенты, и на их костях построили новый режим, уголовный по своей сути. Н. В. Подгорный был совершенно прав, когда кричал Никсону и Киссинджеру: “Вы же убийцы, на ваших руках кровь стариков, женщин и детей!..”
Нам все кажется, что американцы испорченные, но в целом нормальные люди, с которыми можно договориться. Но уголовники договариваются только с уголовниками, а остальных держат за лохов. Обещание, данное лоху, обещанием не считается. Лохов надо “кидать”, стричь, как баранов.
Что же нам теперь — уподобиться уголовникам? Доводилось ли вам ехать с бандитом, скажем, ночью в пустой электричке? Он сядет напротив вас, посмотрит прямо в глаза, и если вы малодушно отведете свои — все, вы пропали. Бандиты питаются нашим страхом — он для них все равно что запах крови для хищников. Бесстрашных они не любят — и, как правило, не трогают, если, конечно, речь идет о крупном куше.
Россия — крупный куш. Они подбирались к ней и тогда, когда она была не слабей их — что уж говорить теперь? Но тот, кто не отводит взгляда, — всегда проблема. Бесстрашие жертвы само по себе для лихого человека проблема — оно путает его карты. Исподволь появляется мысль: вдруг этот лох каратист, вдруг он у чечена какого-нибудь ствол купил? Он колеблется, заговаривает с тобой. Отвечать надо односложно: “да”, “нет”, по-прежнему глядя в глаза. Вы будете ехать так в ночи, друг против друга — и чем он дольше колеблется, тем меньше вероятность, что он вас ограбит или убьет. А на следующей остановке, глядишь, войдут люди, глядишь, и сам он, супостат, сойдет в непроглядную темь и где-нибудь сгинет там, в лютой своей жизни.
Но встречаются, хотя и редко, такие люди, которые не ждут этого. При первой же попытке “наехать” на них они бьют криминальному попутчику между глаз, выкручивают руку с ножом за спину и выбрасывают из электрички.
Пути Господни неисповедимы: может быть, Америка и сама уйдет с нашего пути. Но это вряд ли — не для того она на него становилась. Сделаем Божеское дело: дадим ей хорошего пинка в гузно? А? Православные?
Простые американцы, как говаривали раньше, нам за это только спасибо скажут.
Ремонт санузла, ванная под ключ 6 и другие услуги по отделке и ремонту по доступной цене
РАЗНОЕ
“ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ”
“День литературы” №7, июльский выпуск, вышел из печати и поступает к покупателям и подписчикам. Подписаться на газету можно по каталогу “Газеты и журналы России”, индекс 26260; приобрести свежий номер — у распространителей “Завтра” и “Дня литературы”, а также в редакции, тел.: 245-96-26.
В выпуске широко представлены известнейшие имена современной русской прозы, поэзии, критики, публицистики: о роли художника на рубеже двух веков и тысячелетий размышляет В.РАСПУТИН, о В.ШУКШИНЕ пишет В.БОНДАРЕНКО, с В.ЛИЧУТИНЫМ беседует Н.ГОРБАЧЕВ, с В.ПОПОВЫМ — Ю.КУБЛАНОВСКИЙ, с А.ДУГИНЫМ полемизирует Л.АННИНСКИЙ, поэзию В.УСТИНОВА рецензирует В.ТОПОРОВ, злободневны и ярки статьи В.БУШИНА, О.ПАВЛОВА, Г.КРАСНИКОВА, Н.ПЕРЕЯСЛОВА, И.КИРИЛЛОВА, увлекательны и талантливы рассказы А.БАЙБОРОДИНА, А.ЯКОВЛЕВА, Я.ЖЕМОЙТЕЛЬ, стихи Б.СИРОТИНА, И.ТЮЛЕНЕВА, М.ПОПОВА, Е.КАРАСЕВА, пародии Е.НЕФЕДОВА и другие публикации. Весь номер проиллюстрирован портретами русских классиков работы китайского художника и писателя Гао МАНА.
Редакция “ДЛ” обращается ко всем, кому дороги судьбы русской литературы и прессы о ней, с просьбой о финансовой и технической поддержке. Имея компьютеры и оргтехнику, мы сможем выходить еженедельно на 16 полосах.
Читайте “День литературы” — единственную литературную газету России!
ОБЪЯВЛЕНИЕ
В сентябре 1999 г. продолжит свою работу Рабочий
(марксистско-ленинский) университет.
Основные дисциплины: социальная философия,
политэкономия, история Отечества.
Контактные телефоны: 161-02-62; 240-63-59.
ОПРОВЕРЖЕНИЕ
В газете “Завтра” № 37 за 1996 год в статье “Истинный свет монархии” была опубликована не соответствующая действительности информация в отношении Шумского Владислава Станиславовича, содержащая сведения: “Вот Шумский у меня жил. Он у меня жил три года. Он человек запойный, провалялся на диване в мастерской три года. И этот подлец вынес отсюда свою книжонку, где грязь на всех нас... Пропитые мозги”.
Станислав Куняев “И ПРОПАЛ КАЗАК...” (Окончание. Начало в № 27)
МНЕ НА СЪЕЗДЕ слова не дали, Верченко и Марков знали, что я могу наговорить лишнего, но текст небольшого выступления, написанный прямо в зале после лакейской речи Гаврила Троепольского, сохранился в моем блокноте.
Вот он. Собственно, это и не текст, а так, небольшая реплика:
“Употребил Виктор Астафьев слово “еврейчайта” в “Печальном детективе” — что началось! Как будто это слово принципиально отличается, допустим, от слов “татарчата” или “киргизята”. Уже Эйдельман распространяет свою провокационную переписку, уже критик Е. Старикова в “Воп. литературы” пишет, что после Освенцима на эту тему и говорить нельзя. Упрек тем более бестактный по отношению к Астафьеву, что он — один из лучших наших писателей нашего времени — освобождал Польшу и спасал из фашистских лагерей смерти людей всех национальностей, в том числе и евреев.
Стыдно указывать Белову и Астафьеву, о чем им можно писать, о чем нельзя. Неловко вспоминать, как старик Троепольский извинялся за Астафьева перед грузинскими товарищами, неловко за газету “Московские новости”, назвавшую Белова за повесть “Все впереди” “человеконенавистником”. Когда я на эту тему заговорил с одним из идеологических работников, он мне сказал: да не обращайте внимания, это ведь газета элитарная, для иностранцев. Значит, в глазах иностранцев шельмовать Белова можно. Хороша логика!”
В конце 80-х и в начале 90-х годов литературная жизнь еще кипела, мы с Астафьевым встречались на журнальных вечерах и писательских собраниях. Он вел себя по-русски бесстрашно, размашисто, дерзко. Помню его выступление на симпозиуме советских и японских писателей осенью 1989 года в Иркутске.
“Вот уже третий человек выступает и каждый ставит вопрос о “Памяти”. Вопрос этот очень прост и очень сложен. Я ничего об этой “Памяти” не знаю сверх того, что знаете вы, то есть читал то же, что и вы. Мне знакомы несколько человек из Новосибирска, которые имеют какое-то отношение к “Памяти”. Эти люди глубоко порядочные. Эти люди с учеными степенями, которые, наверное, не всем зазря даются. Во всяком случае, те двое, которых я знаю, эти степени заработали, их почитают в обществе. И вдруг я читаю в газете, что одного из них называют проходимцем, с чужих слов все это. И вот я думаю: да когда же это кончится? Шельмование этого общества идет на уровне все того же тридцать седьмого года, то есть, как говорил тогда следователь: “Здесь вопросы задаю я, а ты не имеешь права задавать”. Так и с “Памятью” обращаются — их поносят во всех газетах, во всех журналах, но вы хоть читали о том, что они говорят, что у них за программа? Что они делают-то? Вы ничего не знаете, вы должны верить, как моя тетка говорит, “жюльнаристам”...
Я думаю, что партия, которая поощряет травлю “Памяти”, а поощрение, конечно, исходит от ЦК, не надо тут этого замалчивать, ведь иначе бы они не наглели так, — “Неделя”, “Огонек” вдруг такими храбрыми стали (кто их редактирует? Чьи они органы?) — так вот, ЦК, который сеет ветер, если только загонит “Память” в подполье, — пожнет бурю, уверяю вас.
И если хотите знать мою позицию в этой буре, если она грянет, — я буду с “Памятью”! Я, беспартийный Астафьев, участвовавший в Отечественной войне и получивший три ранения, боевую медаль и орден — буду с ней. Я буду за правду! За народ!”
Такие смелые и дерзкие выступления привлекали к Виктору Петровичу и читателей и писателей. Любое его интервью, любая речь обсуждалась, зачитывалась, распространялись.
Да и было за что восхищаться им.
Мы посылали друг другу книги, иногда переписывались, были рады редким встречам. Однажды в Москве он пришел ко мне в гости с Анатолием Заболоцким, а я, будучи в Красноярске, заехал к нему в Овсянку. Даже общие утраты, когда они случались, сближали нас.