Газета Завтра Газета - Газета Завтра 482 (7 2003)
Author: Владимир Бондаренко
ПЛАМЕННЫЕ РЕАКЦИОНЕРЫ
Все годы перестройки, все годы разрушения нашей державы в отечественной культуре нарастало противостояние патриотов и демократов, по страницам газет и журналов полыхала гражданская война в культуре, одни стремились защитить национальные интересы России, другие решили, что ни народ русский, ни государство больше им не указ. И кроме свободы своей личности культуре и ее творцам защищать нечего. Но кто же такие были эти патриоты, осознанно отказавшиеся от наград и званий ельцинского режима? Любовь к России в те годы объединила пусть на время самых непримиримых оппонентов, красных и белых, православных и атеистов. Я попытался собрать воедино всех, наиболее значимых мастеров русского искусства, разных по политическим взглядам, по эстетическим пристрастиям. Но однозначно относимых нашими либеральными оппонентами к стану патриотов. В первом, приближенном варианте моего проекта получилось 50 портретов. Все они по мнению наших безумных разрушителей являются ретроградами, мракобесами и консерваторами. Поэтому я назвал свою книгу "Пламенные реакционеры". Мне кажется, в России пламенные реакционеры всегда определяли развитие культуры. Определяли планку её творческой высоты. Достоевский и Лесков, Чехов и Бунин, Шолохов и Есенин… Демократы были лишь шумными подмастерьями, лихими ремесленниками. Думаю, и герои моей книги определили всю значимость русской культуры конца ХХ века. Достаточно условно я разделил книгу на три части: "Красный лик патриотизма", куда вошли мастера культуры, придерживающиеся красных, советских позиций, Сергей Михалков, Юрий Бондарев, Татьяна Глушкова, Владимир Бушин, Александр Проханов и другие; "Белый лик патриотизма", объединивший художников и писателей православно-монархического склада: Александра Солженицына, Игоря Шафаревича, Илью Глазунова, Никиту Михалкова, Вячеслава Клыкова и других; и "Русский лик патриотизма", героями третьей части стали писатели, художники, композиторы, поэты, которых нельзя назвать ни красными, ни белыми. Это и Георгий Свиридов, и Валентин Распутин, и Станислав Куняев, и Юрий Мамлеев…
Два первых тома — "Красный лик патриотизма" и "Белый лик патриотизма" — уже вышли и продаются в книжных киосках Союза писателей России, журнала "Москва", Литературного института, ЦДЛ… Тираж первого издания небольшой, заинтересовавшиеся книгами могут поторопиться.
Кто же взял на себя смелость оставаться патриотом в годы, когда это слово казалось грубым ругательством по мнению "образованного общества"?
Читайте книгу "Пламенные реакционеры"…
СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ
Эдуард Лимонов
18 февраля 2003 0
8(483)
Date: 18-02-2003
Author: Эдуард Лимонов
СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ (В авторской редакции)
САРАТОВ
Прошедший снег над городом Саратов
Был бел и чуден. мокр и матов
И покрывал он деревянные дома
Вот в это время я сошел с ума
Вот в это время с книгой испещренной
В снегах затерянный. самим собой польщенный
Я зябко вянул. В книгу мысли дул
Саратов город же взлетел-вспорхнул
Ах город-город. Подлинный Саратов
Ты полон был дымков и ароматов
И все под вечер заняли места
К обеденным столам
прильнула простота
А мудрость на горе в избушке белой
Сидела тихо и в окно глядела
В моём лице отображался свет
И понял я. надежды больше нет
И будут жить мужчины, дети. лица
Больные все. не город а больница
И каждый жёлт и каждый полустёрт
Ненужен и бессмыслен, вял. не горд
Лишь для себя и пропитанья
бегут безумные нелепые созданья
настроивши машин железных
и всяких домов бесполезных
и длинный в Волге пароход
какой бессмысленный урод
гудит и плачет. Фабрика слепая
глядит на мир узоры выполняя
своим огромным дымовым хвостом
и всё воняет и всё грязь кругом
и белый снег не укрощён
протест мельчайший запрещён
и только вечером из чашки
пить будут водку замарашки
и сменят все рабочий свой костюм
но не сменить им свой нехитрый ум
И никогда их бедное устройство
не воспитает в них иное свойство
против сей жизни мрачной бунтовать
чтобы никто не мог распределять
их труд и время их "свободное"
их мало сбросит бремя то народное.
И я один на город весь Саратов
— так думал он — а снег всё падал матов
— Зачем же те далёкие прадеды
не одержали нужной всем победы
и не отвоевали юг для жизни
наверно трусы были. Кровь что брызнет
и потому юг у других народов
А мы живём — потомки тех уродов
Отверженные все на север подались
И тайно стали жить... и ложились...
Так думал я и тёплые виденья
пленив моё огромное сомненье
в Италию на юги увели
и показали этот край земли
Деревия над морем расцветая
и тонкий аромат распространяя
И люди босиком там ходят
Ины купаются, иные рыбу удят
Кто хочет умирать — тот умирает
и торговать никто не запрещает
В широкополой шляпе проходить
и тут же на песке кого любить
Спокойно на жаре едят лимоны
(они собой заполнили все склоны)
и открываешь в нужном месте нож
отрезал, ешь и денег не кладёшь
А спать ты ночью можешь и без дома
и не нужны огромные хоромы
и шуба не нужна от царских плеч
и просто на землю можешь смело лечь
и спи себе. и ихо государство
тебе не станет наносить удар свой
Конечно та Италия была
Италия отлична пожилой
Она. совсем другой страной была
совсем другой страной
Я образ тот был вытерпеть не в силах
Когда метель меня совсем знобила
И задувала в белое лицо
Нет не уйти туда — везде кольцо
Умру я здесь в Саратове в итоге
Не помышляет здесь никто о Боге
Ведь Бог велит пустить куда хочу
Лишь как умру — тогда и полечу
Меня народ сжимает — не уйдешь!
Народ! Народ! — я более хорош
Чем ты. И я на юге жить достоин!
Но держат все — старик. дурак и воин
Все слабые за сильного держались
И никогда их пальцы не разжались
И сильный был в Саратове замучен
А после смерти тщательно изучен
1968
КРЫМ
Вы помните того индейца
Который не на что надеется..?
Вы помните Бернар ту Сару
Которая жила и стала старой...
Вы помните волну и звуки буги
В пятидесятые на юге
Тогда вдруг Крым
украинским вдруг стал
Хрущев сказал. Никитушка сказал
Украинскими стали пароходы
Деревия тропической природы
Вдруг резко отошли к УэСэСэР
И скалы что похожи на химер
Я в это время корчился во чреве школы
Подросток был я невеселый
Я позабыл ловить как пчел
Занятий новых не обрел
Как бы меж стульев я сидел в те дни
Подростки — мы всегда одни
Мы на расстрел приходим в наши школы
Одни непоправимые глаголы
Летают в воздухе соляной кислоты
Учителя погружены в мечты
Директор Сталину удачно подражает
И первоклассницу в руках сжимает
А наверху проклятые часы
Как бы для времени весы
Не бьют, но каждый озирается на них
Их звук нам грозен, хоть и тих
Да и сейчас в мои тридцатые
Часы мешают мне проклятые...
Люблю я Крым в виньетке чайных роз
Сухой поселок Коктебеля
Где я сидел как бы Емеля
На море глядя под откос
Где пограничники гвардейцы
Литературных ловят дам
Мы все по сути коктебейцы
Земли я этой не предам
Весь полуостров обожаемый
Стоит передо мною отражаемый
Моей веселой памятью поэта
Я не одно провел там лето
Но лица женские смешались в улыбание
В него же перешло страдание
А вечера безженские унылые
Те в памяти погибли хилые
………
Приятель мой читает Роб-Грийе
А я в кино иду и жду в фойе
Двор проходной писательского клуба
Построенный когда-то грубо
Вокруг благоухают жены знаменитые
И поэтессы ныне уж забытые
Стоят жестикулируя руками
Не верите — езжайте сами...
Был Крым — наверное и есть на месте
В Америке как в Бухаресте
По окончании войны
Меняют деньги на штаны
Заботы их здесь прохиндейские
Создать компании злодейские Инкорпорейшены фондейшены
Спешат и дети и старейшины
Я думаю о них что варвары еще
И потому так любят денег счет
